Оставив на работе свои координаты на случай каких-либо непредвиденных обстоятельств, мы торопимся в «Болгарию» чего-нибудь поесть. У широкой витрины нашелся свободный столик. Лениво жуя и запивая пивом сосиски, мы наблюдаем за движением прохожих по бульвару. Скоро вечер, в такое время люди обычно выходят на прогулку. На тротуаре в мягком свете заходящего солнца медленно дефилирует молодежь парами или группами, прохожие болтают, смеются, иные посматривают в нашу сторону, и мы невольно чувствуем себя на положении манекенов, рекламирующих в витрине сосиски и пиво — это, мол, вкусно и питательно.

Как бы то ни было, но после того, как ты занимался больными людьми и их болезнями, приятно видеть вокруг себя такой жизнерадостный и здоровый народ. «Их всего несколько десятков», — говорит Драганов. И может быть, он, Драганов, даже не подумал о том, что для него это сравнительно малое число не имеет никакого значения, потому что он на всю жизнь осужден заниматься этими несколькими десятками, по восемь, а то и по десять часов в сутки проводить только с ними, видеть воочию их драмы и катастрофы, потому что фактически они неотделимы от его собственного существования.

Мы выходим на улицу в сумерки. В невообразимой сутолоке на улице Бенковского находим оставленную нами служебную машину. Я сажусь за руль, и через десять минут мы останавливаемся на узенькой, скверно освещенной улочке.

— Это и есть тот самый дом? — спрашивает Бори-слав, вылезая из машины.

— Это его родной брат, — поясняю я, потому что весь здешний квартал состоит из почти одинаковых, очень неухоженных жилых зданий, построенных где-то в начале войны.

Мы входим в парадную дверь, попадаем на неосвещенную лестничную площадку, откуда через черный ход — во двор, пересекаем его, чтобы вскоре очутиться в другом таком же дворе, после чего проникаем, опять же черным ходом, на второй этаж. Кнопка звонка подает сигналы морзе, тихо раскрывается дверь, мелькает лицо одного из наших людей.

— Что нового? — обращаюсь к лейтенанту и его помощнику, которые здесь дежурят.

— Ничего, ждем...

На экране телевизионного устройства видна просторная гостиная — не наша, а та, что в доме напротив. В ней наступает оживление. Входит Марго, сопровождаемая Апостолом и Пепо. Кавалеры запросто располагаются в креслах, а Марго тем временем направляется в нашу сторону, вероятно для того, чтобы опустить шторы. Напрасный труд, только как ей об этом скажешь. Наши окна тоже давным-давно зашторены, однако для телевизионных устройств это не помеха.

— Дай что-нибудь выпить, — требует долговязый.

— Вы прошлый раз все выдули, — отвечает Марго, снова появляясь в поле зрения.
– - Впрочем, на кухне, кажется, есть немного коньяку.

— А я пас.

— Дело твое, но тут должны стоять бутылки и бокалы...

— Ты считаешь, что сюда могут нагрянуть люди Дра-ганова? — спрашивает Марго.

— Едва ли... хотя не исключено, — отвечает Апостол. — Попробуй догадайся, что им взбредет на ум. И все же мне не верится, чтоб они стали ночью колесить по городу ради нас. Пока не расколется Фантомас, Драганов нас не станет донимать. А Фантомас ни за что не расколется.

— Фантомас — могила! — соглашается Пепо.

— Заботитесь только о себе, — тихо замечает Марго. — А вы представляете, каково сейчас ему, бедняжке?

— Почему «только о себе»? — возражает долговязый. — Так случилось. Нынче очередь Фантомаса. А завтра или послезавтра придет наш черед.

— «Так случилось»?.. — сердито повторяет хозяйка. — Если бы ты не заставил его вернуться и разбить второй шкаф, ничего бы не случилось.

— Я о вас заботился, —- невозмутимо доказывает Апостол. — Завтра вы опять начнете канючить... А каждый день грабить аптеки не приходится... Давай-ка неси коньяк!..

В это время слышится звонок. Марго исчезает за дверью и тут же появляется снова вместе с Бояном, Лили и Розой.

— А, вот кто принес коньяк! — восклицает Апостол, заметив в руках Бояна бутылку, завернутую в бумагу.

— Это водка, — уточняет Боян.

— Какая разница. Ну-ка несите рюмки, надо немного отвести душу, а то мои нервы больше не выдерживают.

— Только твои? — негодующе бормочет Роза.

После этого комнату заполняет нестройный, но довольно плотный шум, получающийся в тех случаях, когда шесть собеседников в одно и то же время хотят высказать шесть разных мнений. Марго приносит рюмки и недопитую бутылку, но не успела она разлить содержимое бутылки, как со стороны Апостола слышится новое распоряжение:

— Тащи сюда авуары.

Авуары у них, как и следовало ожидать, аптечно-медицинского свойства. Долговязый раскрывает картонную коробку, поданную хозяйкой, и оповещает присутствующих:

— По две ампулы на нос!

— Почему по две? — недовольно спрашивает Боян.

— А потому, что остальные будут храниться здесь, в общей кассе.

— Да... Если придут с обыском, то чтоб забрали все сразу... Давайте-ка лучше поделим их, и дело с концом.

— Нет! — стоит на своем долговязый. — А вдруг захотят обшарить у нас карманы? Где риск больше? А собираться нам все равно здесь. Другой площадки нет. А насчет остального Марго сама сообразит.