«Погранец». Зеленые фуражки

Аннотация

НОВАЯ книга от автора бестселлеров «Самоход», «Истребитель» и «Качай маятник! Особист из будущего».

Окончив погранучилище, наш современник едет к деду, тоже бывшему пограничнику, чтобы похвастаться первыми офицерскими погонами и зеленой фуражкой, – но поезд прибывает в советское прошлое, на западную границу СССР сразу после подписания пакта Молотова—Риббентропа.

«Попаданцу» предстоит строить новую заставу на берегу Буга, ловить местных националистов, вредителей и немецких диверсантов, а главное – готовить своих бойцов к надвигающейся войне, которую уже никто не в силах предотвратить. «Погранец» из будущего знает, что его заставе суждено принять бой на рассвете 22 июня 1941 года…

* * * Не бери с собой на войну белый флаг. Глава 1 Неожиданность Деда Василия Федор уважал, да что там – любил. По мере возможности он навещал его, хотя добираться до дачи было неудобно: сначала электричкой, потом автобусом, и в конце – еще полчаса пешком. Зато дача была расположена вдали от городов, воздух чистейший; рядом речка с чистой водой, в которой водились раки. И с грядки все можно есть, не опасаясь отравиться химикатами. Стар уже дед, восемьдесят шесть ему, но держится молодцом. Конечно, после смерти бабушки сдал немного, но еще сам себя обихаживает. – Я старый вояка, меня Гитлер не сломал! – торжественно заявлял он и поднимал вверх кулак. В свое время дед окончил школу пограничной охраны и войск ОГПУ, которая была в Москве. Служил на погранзаставе, охранял западные рубежи Родины, потом воевал. О службе, особенно в военное лихолетье, рассказывал неохотно, видимо, воспоминания были тяжелыми. После окончания школы Федор поступил в это же учебное заведение, правда, оно неоднократно меняло свое название. То оно было Московским военно-техническим училищем НКВД имени В.Р. Менжинского, то Московское пограничное училище МГБ СССР, то Московское Высшее пограничное командное Краснознаменное училище КГБ СССР имени Моссовета. Теперь же оно именовалось Московским пограничным институтом ФСБ Российской Федерации. Окончил по специализации «оперативно-разыскная деятельность оперативных подразделений погранорганов». Сразу после выпускного заехал к родителям, похвастал дипломом и формой с лейтенантскими погонами. Впереди месяц отдыха – и на службу, первую после выпуска. К деду поехал – пусть порадуется за внука, все же преемственность поколений. Не служи дед в своей молодости погранцом, и еще неизвестно, какую специальность выбрал бы Федор после школы. Дед Василий на радостях прослезился. Охлопал Федора по плечам, кругом обошел: – Наша фуражка, с зеленым околышем!.. Как в моей молодости… Да ты проходи в дом, внучек, это событие отметить надо! – Дед, так тебе же нельзя! – Фронтовые сто грамм наливочки собственного изготовления не повредят! По-военному быстро дед собрал на стол. Закуска немудрящая: огурцы, помидоры, редиска, черный хлеб, селедка, и в центре всего этого – графин с наливкой. Славно посидели! Дед о начале своей службы на заставе вспоминал – служить он в 1938 году начал. Для пограничников – сложное время. После подписания пакта Молотова – Риббентропа о ненападении СССР присоединил к себе западные области Украины и Белоруссии, ввел войска в Прибалтику. В срочном порядке пришлось обустраивать новые заставы, границу. А ведь граница – это не только контрольно-следовая полоса, но и телефонные линии, агентура из местных, и много чего специфического. И армии пришлось туго. Старые укрепрайоны вдоль границы забросили, стали снимать вооружение, вывозить боеприпасы, продовольствие, медикаменты. В дальнейшем, в сорок первом году, такая непродуманность действий сыграла плохую роль. Спать они улеглись поздно, поскольку проговорили до полуночи. Но говорил в основном дед, Федор слушал. Если до учебы ему было просто интересно, то теперь кое-что из услышанного он мотал на ус, особенно по части агентурной работы – на границе без помощников из местных никак нельзя. Появился незнакомец в селе – а агентура уж сообщила. В большинстве случаев при проверке оказывалось – командированный или гость, к родне приехал. Но попадались лица нежелательные, стремившиеся перейти границу. Таких задерживали и передавали в территориальные органы НКВД. Утром Федор проснулся в шесть тридцать утра, как привык в училище. Дед уже копошился на огороде. – Вот, крыжовника набрал лукошко. Ты попробуй… Вкусный, спелый, в городе такого не купишь. Крыжовник и в самом деле оказался вкусным. – Дед, ты скажи, чем тебе помочь? Может, грядки вскопать или забор поправить? Мне теперь отпуск только через год дадут… – Какие грядки? Не осень ведь, на всех грядках растет что-нибудь. А впрочем… Полезай на чердак, там хлама за многие годы накопилось много. Разберем с тобой, что-то в мусор отправим. Федор натянул старый спортивный костюм и по шаткой лестнице полез на чердак. Действительно, половина чердака была забита старьем. Старая швейная машинка, ящики со старыми, еще послевоенными книгами – Горький, Казакевич, Шолохов. Здесь же Федор нашел связку старых писем, фотоальбомы – все было покрыто пылью в палец толщиной. Все, что он нашел, Федор спустил вниз: пусть дед решает, что нужно оставить, а что – отправить в мусорный бак. В самом дальнем углу чердака обнаружился коричневый фибровый чемодан без ручки, перетянутый ремнем. И его Федор спустил вниз. Обвел глазами чердак: вот теперь порядок! У лестницы сидел дед, перебирая находки. – А это что за чемодан? – Федор расстегнул ремни и откинул крышку. – Что-то я не припомню… – растерянно протянул дед. В чемоданчике оказалась старая форма. Выцветшая уже, без погон, с петлицами, на которых было два кубика. Когда Федор расправил гимнастерку, дед поднялся со ступеньки: – Так это же моя! Точно! В сорок втором на побывку приходил… Вишь, потрепана форма, так я на базаре за бутылку водки почти новую выменял, а эту оставил. Это ж сколько годков минуло? Глаза у деда молодо заблестели. – Я тогда салажонком был – ну, как ты сейчас. Ну-ка, ну-ка, надень, посмотрим… А чего же не надеть? Правда, форма была пыльной слегка, и Федор гимнастерку вытряс и брюки-галифе. Подняв облако пыли, прочихался. И фуражка приплюснута. Зеленый верх выцвел, в пятнах весь. Федор прошел в дом, переоделся. Форма пришлась впору. Он подошел к зеркалу, посмотрелся в него. Смешно: в форме, ремнем перетянут, в фуражке – и босиком. Федор не поленился, натянул носки и обулся в свои сапоги. Вот теперь другое дело! Из зеркала на него смотрел его вылитый дед – такой, каким он был на старом черно-белом, уже слегка помутневшем снимке. Федор вышел из дома и направился к деду – покрасоваться перед ним, но того не было. И вокруг дома что-то неуловимым образом изменилось. Почудилось Федору, что деревья вроде бы ниже стали, и растут почему-то не на своих местах. Впрочем, он к ним по приезде особенно и не приглядывался. Из-за забора его окликнул сосед: – Василий, ты чего это вырядился? Или на службу собрался? Федор понимал, что сосед ошибается, что он не Василий, а Федор, внук Василия. Подслеповат сосед, обознался. Ну что ж, бывает. Но уж коли маскарад получился классный, то почему бы не полицедействовать? Федор подошел к низкому забору из штакетника: – Здравствуй, сосед! – Доброго утречка, Вася! Вот блин! Может, сосед и подслеповат, но не настолько же! Деду восемьдесят шесть, а ему двадцать два – разница существенная. Но сосед как ни в чем не бывало продолжил: – На новое место службы едешь? – Еду, назначение получил. – Правильно сделал товарищ Сталин, что границы на запад отодвинул, все безопаснее. Теперь украинцы и белорусы по-новому заживут при народной власти. Нечего на Польшу спину гнуть. Федор растерялся. То, что у соседа плохо со зрением, он уже понял. Но похоже – и с головой тоже не очень… Какой Сталин, если он умер еще в пятьдесят третьем? Чудит сосед! Да ладно, можно и подыграть старику, от него не убудет. – Вот ты человек военный, пограничник, ответь мне – зачем мы войска в Прибалтику ввели? – Не могу знать! Я человек военный, как вы заметили, и мое дело – приказы исполнять. А политика в верхах делается. – Так-то оно так… Сосед наклонился ближе, обдав Федора запахом чеснока и перегара: – Только я бы немцам не доверял… Пакт Молотова и Риббентропа дело, может, и нужное в данной политической ситуации. Воевал я с немчурой в четырнадцатом и пятнадцатом годах. Силен немец и коварен, своего не упустит. Вспомни историю, все время немцы в нашу сторону с вожделением смотрели, землицы-де плодородной у русских много… – Полезут – укорот дадим. Чай, сейчас не четырнадцатый год, армия наша сильна… – Знамо дело, не четырнадцатый, а тридцать девятый! Да сосед просто сумасшедший! Какой тридцать девятый? Дед-то радио слушает? И Федор решил, что пора заканчивать беседу с придурковатым соседом: – Извините, у меня дела. – Понимаю, дело военное… Федор вернулся в дом. Обстановка в доме у деда Василия была старой, еще послевоенной. «На мой век хватит», – говаривал старик. Но телевизор относительно новый был – как и радиоприемник. Однако сейчас ни того, ни другого не было, а в углу висел черный рупор проводного вещания. Что-то раньше его Федор не видел… Он подошел, повернул ручку громкости. Тарелка зашипела, потом послышался «Интернационал». И слова диктора, которые повергли Федора в шок: «Передаем последние новости. Сегодня, третьего сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года шахтеры-стахановцы установили новый рекорд по добыче угля…» Диктор продолжал передавать другие новости, но Федор их уже не слышал. Выходит, не врал сосед, не бредил старыми воспоминаниями. Произошло нечто странное, необычное: надел он, Федор, форму деда и попал в предвоенный тридцать девятый год. Федор хлопнул себя по лбу – как же он сразу не догадался? Форму надел – попал в тридцать девятый год, а снимет – вернется в свое время! Он расстегнул ремень, мигом сбросил гимнастерку, стянул сапоги, снял брюки… и ничего не изменилось. Рупор в углу вещает, телевизор не появился. Как был, в трусах, Федор выскочил во двор. Соседа там уже не было. Федор заметался по огороду, подбежал к калитке. В конце улицы показался грузовик. Федор дождался, пока он подъедет ближе. Это оказалась полуторка – грузовик «ГАЗ-АА», на полторы тонны груза, далекая предшественница «Газели». И номера на ее заднем борту были четырехзначные, без букв – такие были до войны. Федора пробил холодный пот – он же не явится к новому месту службы! Позорище! Вот это он попал! И как выбраться из этой передряги, он даже не представляет. Вернувшись в дом, он со зла пнул ногой сапог, отлетевший в угол. Ситуация, невозможная в принципе! Ну почему это произошло именно с ним? Федор открыл шкафчик и обнаружил там бутылку водки. Наклейка на бутылке убогая, вместо серьезной пробки или «бескозырки» – сургуч. Тоже мне, защита от подделки! А впрочем, все заводы Союза были казенными, о подделках никто и слыхом не слыхивал. Не было денег на водку – делали самогон или бражку. Федор налил в стакан на три «булька», ровно соточку, и выпил. Нормальная водка, не химия – из пшенички. Помотав головой, бухнулся на табурет – надо было обдумать положение, в которое он попал. Однако ничего дельного в голову не приходило. Понятно, что он каким-то образом оказался в 1939 году. Вернуться назад, в свое время, возможности пока нет. Но Федор верил, что эта метаморфоза временная. Конечно, жизнь продолжается, и поскольку это произошло, столько, сколько будет длиться данная метаморфоза, он побудет в шкуре деда Василия. Дед же выжил, а чем он, Федор, хуже? Решив так, Федор развил кипучую деятельность. Снова одевшись-обувшись, он стал осматривать дом и быстро обнаружил небольшой чемоданчик. Почти у всех военных такой есть, называется «тревожный». Федор отщелкнул два маленьких замочка. Ба! В чемоданчике лежали бритва и принадлежности, командирский ремень с портупеей и кобурой. Он взял в руки ремень – вес был ощутимым. В кобуре – почти новый пистолет «ТТ», год выпуска – тридцать восьмой. Пистолет не потерт, лежал на складе. Федор выщелкнул магазин, и на его ладони медным блеском засветились патроны. И документы он нашел в тумбочке. Удостоверение командира, на котором было фото деда и стояла его фамилия. А еще – предписание прибыть в Дубицу и воинское требование на поезд Москва – Брест. Кроме того, денежный и вещевой аттестаты и наличные деньги. Купюры были непривычно крупными, с Лениным на лицевой стороне. Федор пересчитал деньги – их оказалось двести десять рублей. Много это или мало? Знать бы еще цены! Он прошел на кухню и снова уселся на табурет. Думай, не думай – жизнь поставила его в такие условия, что выбора нет. Вот пойди он сейчас в милицию или НКВД, чьим структурным подразделением были погранвойска, и заяви о происшедшем – что будет? И к бабке-гадалке не ходи – запрут в психбольницу. Не бывает такого, что произошло с ним. Скажи кто-нибудь ему об этом – сам бы не поверил. Но это значит, что придется принимать правила игры, жить вместо деда и служить по его документам. Тридцать девятый год уже больше чем наполовину пройден, впереди страну ждут суровые испытания. И он сейчас единственный, кто достоверно об этом знает. Значит, решено! Для всех он – Василий Петрович Казанцев, и свое имя ему придется на время забыть. А раз так, нечего рассиживаться. Федор снял старый ремень и опоясался дедовым – с портупеей и кобурой. Оружие должно быть при командире, а не в чемоданчике. Документы в нагрудные карманы гимнастерки определил, деньги – в карман брюк. Выключил радио, взял в руки чемоданчик, запер дверь и ключ на притолоку определил. Дед всегда его сюда клал, пусть и теперь тут лежит. У первого же прохожего спросил дорогу на вокзал, куда и направился. А дальше – электричкой до Москвы, перебрался на Белорусский вокзал. Москва его удивила. Улицы были малолюдны, и машин мало, не то что в его время. После приобретения билета поезда ему пришлось ждать четыре часа. За это время в зал ожидания дважды заходили патрули – милицейский и воинский. Но Федор их не интересовал, и они обходили его стороной. Федор понял, что выглядит он натурально, и успокоился. Все же была раньше неуверенность, тревога даже. При посадке на поезд возникла толчея. Толстый дядька, втиснувшийся в купе, закинул чемодан на полку и тяжело уселся, обмахиваясь платком. – Вы до Минска едете, товарищ командир? – поинтересовался он у Федора. – Дальше, до Бреста. – Понимаю, военная тайна. Вы уж меня простите за любопытство, самому следовало догадаться – верх-то у фуражки зеленый. А я в командировку… Я в наркомсвязи работаю. Давайте отобедаем! Жена, как всегда, половину чемодана едой набила. А жарко, попортится все. Не пропадать же добру! Кто бы отказывался? Попутчик вытащил из авоськи вареную курицу, пирожки, огурцы, варенные вкрутую яйца, и даже спичечный коробок с солью. – Ах, беда! – вдруг засуетился толстяк. – Что такое? – Хлеб забыли положить… – Но ведь пирожки есть! – Верно! Они с луком и яйцом. Сейчас у проводника чай возьмем и приступим. – Сидите, я сам схожу. Дядька уже в возрасте, а Федор молод. Он и сбегал по-молодецки, принес два стакана чаю в подстаканниках. По дороге отметил про себя: «Где сейчас такие увидишь? Почти музейная редкость, напитки чаще в пластиковых стаканчиках дают». Мимо окон тем временем уже проплывали окраины Москвы, да рановато они кончились. Федор только удивился, как расстроилась в его время столица. Поезд был скорый и шел быстро. Но на каждой крупной станции стоял подолгу, поскольку паровоз заправлялся водой. Федору было странно и непривычно слышать его пыхтенье. А еще на станциях дежурный давал сигнал к отправлению маленьким колоколом. И пассажиры, еще бежавшие к колонкам с горячей и холодной водой, торопились назад, к вагонам. В Минске попутчик сошел, и до Бреста Федор ехал в одиночестве. А в Бресте прямо на перроне случилась проверка документов. Что поделаешь, пограничная зона. Документы проверяли у всех поголовно – милицейские патрули и пограничники. Среди прибывших едва ли не половину составляли военные всех родов войск. Прибывшие командиры направлялись в Брестскую крепость, на строительство укрепрайонов, которое так и не было завершено к началу войны. Когда пограничный наряд проверил документы Федора, старший наряда спросил: – Куда направляетесь, товарищ лейтенант? – В Дубицу. – А, в погранкомендатуру… Штаб погранотряда в Бресте. Вы бы лучше сначала в штаб… – Как его найти? – От привокзальной площади направо, там увидите. – Спасибо. – Федор подхватил маленький чемоданчик. Брест был знаменит своей крепостью, проявившей стойкость и упорство в обороне. Однако сам город был маленьким и захолустным, и жизнь его до прихода наших войск протекала тихо и незаметно. Федор, предъявив при входе документы часовому, прошел в штаб, к кадровику. Тот внимательно изучил все документы и вписал Федора в списки личного состава. – Пройдемте к начальнику отряда, надо представиться. Федор оправил форму, согнав складки гимнастерки сзади, под ремень. Начальник отряда оказался майором, довольно молодым – лет тридцати – тридцати двух. Когда Федор доложил о своем прибытии для продолжения службы, он обрадовался: – Садись, Казанцев. Рад пополнению. Не хватает кадров, особенно грамотных. На некоторых заставах обязанности начальников исполняют старшины из числа старослужащих. Честно скажу, ситуация сложная. Граница не обустроена, даже не везде есть контрольно-следовая полоса. Лошадей не хватает, пулеметы только ручные, со связью проблемы… Но это период становления. Другое хуже – население к нам настороженно относится. Сколько лет под поляками жили! Контрабандисты объявились, полагаю – и агенты иностранные есть. Потому ухо востро держи! С населением контакты налаживай, своей агентурой обзаводись. Сам понимаешь, они наши глаза и уши в приграничной полосе. Назначаю тебя начальником восьмой заставы, она под Дубицей. Начальнику погранкомендатуры я позвоню, он тебя на заставу отвезет и личному составу представит. А сейчас зайди к моему заму по разведке, он тебя в курс введет. Потом к заму по снабжению, получи карты и все, что полагается. Время шестнадцать часов, и сегодня в Дубицу ты уже не успеешь. А завтра в восемь утра – к начальнику штаба. Он в Дубицу едет и тебя подбросит. Желаю удачи! – Спасибо, товарищ майор! На ночь командир комендантского взвода определил Федора с ночлегом в казарме. Однако ему не спалось. Как-то получится со службой на заставе? Опыта не было, а тут еще и время другое, другие условия – справится ли? Утром подъем в казарме рано, но Федору не привыкать к жесткому армейскому режиму. Он поднялся бодро, умылся-побрился, позавтракал в солдатской столовой. Не успел закончить завтрак, как за ним появился посыльный: – Товарищ лейтенант, Савельев вас ожидает. – Это кто? – Начальник штаба, он уже у машины. Федор посмотрел на часы – было без пяти восемь. Он подхватил чемоданчик и бегом кинулся к штабу. У крыльца стояла «эмка» – довольно потрепанная, а перед ней, покуривая папиросу, в нетерпении прохаживался капитан. – Ждать себя заставляете, лейтенант! – Простите, я вовремя. Ехали молча. Видимо, капитан был раздражен и поэтому погрузился в свои думы. По приезде в Дубицу Савельев представил Федора начальнику комендатуры и укатил. – Звонили мне о тебе, Казанцев. Опыта службы на границе нет? – Никак нет, я сразу после училища. – Ситуация непростая, заставы практически нет. Личный состав есть, но – ни здания, ни вышки, ни полосы следовой… Связисты работают, тянут линию связи. Словом, тебе все придется делать самому – и строить, и службу нести. Мало того, лошадей не хватает. По штату на заставе сорок два человека, включая тебя, и охраняемый участок десять километров. Начальник комендатуры раздвинул шторки, за которыми оказалась карта. – Участок твоей ответственности – от Збунина до Леплевки. Граница по реке Западный Буг идет, не ошибешься. Связь пока по полевому телефону, и то с комендатурой. Сам понимаешь, на случай прорыва с сопредельной стороны или других происшествий. Связи с соседними заставами у тебя, впрочем – как и у других, нет. Но это вопрос времени. К населению присматривайся: там белорусы и поляки, и настроенные против советской власти есть. Нужно будет что – обращайся. На заставу тебя отвезет мой зам по оперативной работе, старший лейтенант Загорулько. Начальник комендатуры постучал в стену. Через минуту в кабинет вошел молодой старший лейтенант. – Вызывали, товарищ капитан? – Представляю тебе начальника восьмой заставы лейтенанта Казанцева. Знакомьтесь. Офицеры пожали друг другу руки. – Отвези лейтенанта на заставу, представь личному составу, введи в курс дела. – Слушаюсь. На заставу ехали на грузовике. Впрочем, трястись по грунтовке им пришлось недолго, с полчаса. Остановились на лесной поляне – среди деревьев стояли две большие армейские палатки. Федор перепрыгнул через борт, осмотрелся. – А где застава? – Пока в палатках. Федор мысленно чертыхнулся. Осень на носу, зима не за горами… В палатках и летом не всегда комфортно, а уж зимой! К старшему лейтенанту подбежал старшина, явно из старослужащих, лет тридцати. Кожа на лице продубленная, как бывает у людей, проводивших большую часть дня на улице. – Здравия желаю, товарищи командиры. Служба на восьмой заставе идет по расписанию, происшествий и больных нет. Докладывает исполняющий обязанности начальника заставы старшина Безверхов. – Кончились твои временные полномочия, Петр Васильевич. Представляю тебе начальника заставы, лейтенанта Казанцева Василия Петровича. Строй личный состав, представим командира. Советом и делом помоги, ты-то уже обжился. – Да какое там «обжился», товарищ командир! Сам без году неделя тут… По приказу старшины личный состав заставы построился. Большинство пограничников – второго года службы, успели послужить на заставах старой границы. Загорулько представил бойцам нового командира, сказал краткое слово. Потом старшина провел Федора вдоль строя, представляя бойцов. Конечно, все фамилии Федор сразу не запомнил. Загорулько сразу укатил, пообещав через пару дней наведаться. – Старшина, в строю всего тридцать человек было. Остальные в нарядах? – Так точно! – Какие планы, Петр Васильевич? – Теперь вы начальник, вам и решать. – Так не пойдет, вместе надо заставу обустраивать. Казармы нет, осень на носу, личный состав в палатках… Вышки – и той нет. – Целиком согласен! – Среди бойцов есть люди, владеющие строительными специальностями? – Не знаю. – Плохо, старшина. Боец должен быть одет, обут, накормлен и спать под крышей. Пойдем знакомиться с бойцами поближе. Они прошли в палатку. Федор достал из командирской сумки бумагу и карандаш – во время бесед с бойцами он записывал, кто и кем до армии работал и что умеет делать. К полудню он уже имел об этом представление – на заставе оказался и плотник, и печник. – Старшина, с завтрашнего дня приступаем к обустройству. Всем свободным от нарядов валить лес, будем ставить вышку и одновременно казарму. – Инструментов нет, материалов – тех же гвоздей. – Лошадь есть? – Две строевых. – Зови плотника, надо определить, какие инструменты и материалы нужны. После опроса вырисовывался список необходимого, и довольно внушительный: топоры, пилы, гвозди, стекло – почти на весь лист. – С утра в комендатуру еду, – предупредил старшину Федор. – Что-нибудь еще надо? – Гречку и рис для кухни, а также миски и ложки – не хватает. Федор записал и это. Не дело, когда бойцы из походных котелков едят, необустроенность такая. С утра Федор уже был в комендатуре, подал заявку на инструменты и материалы. Зам по снабжению удивился: – Ты что, Казанцев! Твоя застава не одна! – Осень на носу, за ней зима… Каждый погожий день использовать надо. – Ладно, – смягчился зам по снабжению, – что смогу – доставим. Следующим днем на заставу пришел полный грузовик. Главное – инструменты привезли: топоры, лопаты, кирки, пилы, молотки, несколько мешков цемента – дефицит по тем временам. А еще гвозди, скобы, петли дверные. Этим же днем построили на отшибе туалет и умывальник. Стройка продвигалась трудно. Приходилось валить лес, распиливать его на бревна. Первым делом необходима была наблюдательная вышка – с нее было видно почти весь участок границы, закрытый за заставой. Без вышки, в отсутствие проводной связи, не говоря уж о рациях, которых вообще не было – даже в комендатуре и отряде, было сложно. В случае перехода границы связь наряда с заставой – только ракетой из ракетницы, свистком или выстрелом. А без вышки что и как увидишь, если вокруг высоченные сосны? Через месяц пограничники построили бревенчатую казарму. Как выглядит типовая застава, Федор знал, но сейчас все приходилось создавать в урезанном виде. Получился длинный барак. Казарма, каптерка для старшины, комната для самого Федора, «оружейка» со складом боеприпасов. Потом взялись за кухню – делать ее в одном корпусе с казармой Федор побоялся. Строения деревянные, вспыхнет из-за случайно выпавшего из печи уголька – быть беде. Дел было невпроворот. На лошадях, хоть они и строевые, понемногу вспахали контрольно-следовую полосу, обустроили при заставе две огневые точки для пулеметов. Тут уж Федор себя похвалил в душе. Для строительства деревья вокруг поляны вырубили, заодно и расширив пространство вокруг казармы. Случись нападение – никто из-за деревьев незамеченным не подберется и гранату не кинет. Уставали пограничники сильно. Никто с них обязанности по несению службы не снимал, короткий отдых после наряда – и на стройку. Никто, однако, не роптал, все понимали – для себя делают, осень и зиму в теплом и сухом помещении будут встречать, а не в продуваемых ветром палатках. Впрочем, после завершения строительства казармы палатки убрали. Тем временем зарядили моросящие дожди, по ночам стало прохладно, и Федор снова отправился в комендатуру – надо завезти шинели, шапки, валенки. Как без валенок и тулупа караул на вышке отстоять, если там, наверху, ветер все время, и укрыться негде? Временные сложности терпели, верили – наладится все. Народ не был избалован удобствами, все были работяги и держать инструменты в руках умели. Да и Устав требовал: воин должен стойко переносить все тяготы службы. Вот с грамотой плоховато было: если пограничник имел семь классов образования, так, считай – почти академик. Периодически начальство наезжало, чаще – из комендатуры, реже – из отряда. Погранотряд – это 4–5 комендатур, рассчитан на охрану 128–130 километров, 20–25 застав и 1400–2000 личного состава. А начальство при инспекциях находило все новые и новые недостатки. То стрельбы давно не проводились, то бойцы не стрижены, и все проблемы – на начальнике заставы. А еще зам по разведке из погранотряда укорять стал, что Федор до сих пор агентами из числа населения не обзавелся. Федор не выдержал, вспылил: – А вы хоть представляете, что нам заставу пришлось с нуля строить и границу обустраивать? Потому на строевых лошадях пахали, колючку тянули, столбы ставили пограничные? И от несения службы никто не освобождал, а на заставе всего сорок два человека, считая меня? – Знаю, лейтенант. На других заставах ситуация не лучше, а то и похуже будет. Потому взыскание пока не накладываю. Но это пока… Большая часть строительных и хозяйственных работ была уже позади, связисты тоже закончили работы по проводной связи. Теперь все наряды и секреты могли связаться с заставой. В укромных местах были оборудованы розетки связи, каждый наряд имел телефонную трубку и мог подключиться. Федор организовал стрельбы, тем более что неделю назад застава получила станковый пулемет «максим». Выбрали участок на лугу, мишени у склона небольшого холма поставили – не приведи Господь, чтобы пули на сопредельную сторону попали, международного скандала не избежать. Тем более что Польшу немцы уже оккупировали. Сам Федор ни одного немца живьем на той стороне реки не видел, но наряды докладывали, что вместо польских пограничников немецкие наряды ходят. Большая часть пограничников стреляла посредственно. Да и откуда взяться меткой стрельбе, если за три месяца службы Федора на заставе это первые стрельбы? Для хорошей стрелковой подготовки постоянная практика нужна, а сейчас бойцам по две обоймы выдали, десять патронов всего… Но два бойца из личного состава порадовали. Якут Егор Борисов все пули из винтовки в десятку уложил, пояснив, что у них каждый мужчина – прирожденный охотник. А еще – старшина Безверхов. Он с блеском отстрелялся из пулемета, поразив короткими очередями все мишени. – Петр Васильевич, не ожидал я от вас такой стрельбы! – порадовался Федор. – В прошлом году на соревнованиях в отряде первое место взял и часы выиграл, – не удержался старшина. Он достал из кармана часы и продемонстрировал всем выгравированную на крышке надпись: «Победителю в стрельбе. 1938 год». – Ну, коли так, старшина, бери шефство над отстающими – трое норматив не выполнили. Натаскивай их, каждый день по три выстрела каждому. Только для начала сам винтовки пристреляй. – Слушаюсь. Огневую подготовку проверяющие должны были по плану смотреть через месяц, и потому ударить в грязь лицом было нельзя. Хуже обстояло дело с агентурой из числа местных жителей, вернее – ее не было совсем. Ближайшая деревня была в километре от заставы, туда и решил наведаться Федор. Есть же сельсовет, должны подсказать, кто лояльно к советской власти относится, на кого опереться можно. Председателями сельсовета ставили партийных, и, стало быть, либо комсомольская, либо коммунистическая ячейка, но быть должна. На них и надо опираться в первую очередь. Федор предупредил старшину, куда идет – без этого нельзя. Случись происшествие, старшина должен знать, где искать командира. Поля были уже скошены, и Федор брел по стерне. Дорога из-за недавно прошедших дождей была в лужах, размыта, грязь липла к сапогам, и шагать по стерне было удобнее. Только он прошел сотню метров, как увидел идущего навстречу, судя по сумке и велосипеду, почтальона. Велосипед в деревне был в то время большой редкостью. – Дзень добрый, пан командир! – снял помятую шляпу почтальон. – Добрый! – отозвался Федор. – Только я не пан, а товарищ командир. Нет больше панов. – А и пусть так, – согласно кивнул в ответ почтальон. – Я так думаю, вы с заставы? – С заставы, командир я. А вы кто? – Почтальон я, Кейстутом зовут. – В деревне всех знаете? – А как же! – Сельсовет в деревне где? – В веске? Так в школе, только вход другой. Да там флаг красный висит, увидите. – Спокойно в деревне? – Ни драк, ни скандалов. Ну, выпьют иной раз горилки, а так – спокойно. Только к новым деньгам никак привыкнуть не можем, раньше-то польские злотые были. – Привыкнете! Счастливого пути! – И вам удачи! – почтальон скинул шляпу и поклонился. Ну и порядки у них здесь! Шляпы снимают, кланяются, паном называют… Сельсовет Федор действительно отыскал быстро – по флагу. Председателем оказался бывший учитель из местных, принявший советскую власть, человек умный и грамотный, но не коммунист. Как тогда говорили, из сочувствующих. – Здравия желаю, – поздоровался Федор. – Моя фамилия Казанцев, я начальник погранзаставы, что по соседству с вами. – Рад видеть. Наслышан о вас. А я председатель сельсовета Урсуляк Грынь. Мужчины пожали друг другу руки. – Простите, Урсуляк – это имя или фамилия? – вежливо осведомился Федор. – Фамилия, а зовут меня Грынь. Да вы садитесь. Каким ветром к нам? – Познакомиться пришел, обстановку выяснить. – Спокойно в селе, притихли все. Кто советскую власть не принял, в Польшу сбежали. Было три семьи богатеев. Один мельницей владел, второй – магазином, третий – корчмой. – Польша под немцем сейчас. – Знаю, в исполкоме сказали. – Антисоветских элементов в деревне нет? – Крестьяне остались, забитые. Беднота кругом! Да вы сами по хатам видели, все крыши соломенные – кроме тех домов, которые богатеям принадлежали. Они под черепицей. Шик деревенский! – Комсомольцы в деревне есть? – Нет. – Плохо. Федор задумался. Ни коммунистов в деревне, ни комсомольцев, фактически – один председатель сельсовета, только на него и опереться можно. Но хоть ситуацию прояснил… – Если что подозрительное заметите, пошлите надежного человека на заставу – все ближе, чем в Дубицу. – Сделаю. После смены власти люди осторожничать стали, больше о погоде говорят, о видах на урожай. Боятся… – Чего же? – Оперуполномоченный НКВД приезжал неделю назад, местных богатеев искал. Только их и след простыл, сбежали. Люди испуганы, поляки много говорят о сталинских застенках, о Сибири. – Пропаганда! – невольно вырвалось у Федора слово, которое он еще не употреблял. – Вот и я так говорю, – поддержал его председатель. – Ну, здоровья вам и удачи. Поблизости еще деревни есть? – Село Михалки. Еще пару километров отсюда. – Спасибо. В это село Федор решил сегодня пока не ходить, отложить на завтра. Да только планы его нарушило ночное происшествие. В три часа ночи его разбудил дневальный: – Товарищ лейтенант, проснитесь! – А! – подскочил на кровати Федор. – Наряд звонил, телефонируют – через КСП следы кабана. – Поднимай тревожную группу. Да, не забудь разбудить Борисова. – Он как раз в наряде, сам звонил. – Проводника и собаку! – Товарищ лейтенант, дождь идет. Собака след не возьмет. Вот черт! Спросонья, что ли, но он не услышал, как дождь по подоконнику шелестит, по крыше. Собака и в самом деле не поможет. Неделю назад из питомника привезли двух овчарок, и с ними прибыли проводники, обучавшие собак. А еще застава пополнилась пятью лошадьми для тревожной группы. Пришлось в срочном порядке делать большой навес, а в ближайшие дни необходимо ставить настоящую конюшню со стойлами да озаботиться сеном. Но поскольку время сенокосов прошло, придется выпрашивать или покупать у селян. Одним овсом кормить лошадей нельзя, живот пучить будет. Пока Федор размышлял, оделся. Тревожная группа из трех бойцов была уже готова, сапогами грохотала по полу. – Готовы? – Так точно! – Седлайте лошадей! Несколько секунд Федор раздумывал – брать ли с собой недавно полученный автомат «ППД». На заставы дали по одному экземпляру – для усиления огневой мощи тревожных групп. Решил – не стоит: весит много, достаточно бойцов с винтовками. И тем более что для ближнего боя, коли он случится, есть пистолет. Набросил на плечи плащ-накидку. Дождь мелкий, нудный, но если долго под ним находиться, вымокнешь до исподнего. Бойцы оседлали лошадей не только для себя, но и для Федора. Рванули с места, сразу пустив коней галопом. Тропа вдоль берега реки была известна им вплоть до мельчайшего поворота, и в нужных местах Федор припадал к шее коня, чтобы не выбило из седла низко растущей веткой. Десяток минут скачки – и на тропе показался наряд, старшим которого был ефрейтор Борисов. – Однако, товарищ лейтенант, следы через КСП идут, с порубежной стороны, кабаньи. Только это не кабан был. Федор спрыгнул с коня: – Показывай! – и включил фонарь. Следы уже напитались водой, но прослеживались четко. – Объясни, почему ты решил, что он в наш тыл шел? – А поглядите, комочки земли по ходу движения отброшены. – Пусть так. А кабаны плавать умеют? В этом вопросе Федор сомневался. Кабан практически – та же свинья, только дикая. Все, что он знал о кабанах – так это то, что они любят желуди. – Еще как! Не любят, больше в грязи предпочитают валяться, чтобы от живности избавиться, от блох и клещей. Но плавают. – Хорошо, пусть он перебрался на наш берег. Следы похожи на кабаньи, так? – Так. Однако это не кабан. – Объясни! – Кабан, когда бежит, оставляет следы парные: два следа от передних ног, два – от задних. А когда идет, то не как иноходец. А здесь? – Ты хочешь сказать, что по КСП прошел человек, используя копыта кабана? – Так точно! – Может, тревога ложная? Ну, скажем – косуля прошла или другое животное… Кабарга, например. – Они легкие, копыта у них меньше, а здесь видно, что вес большой был. Смотрите, – якут опустил в след от копыта палец, полностью погрузившийся в воду. – Думаю, человек груз нес, мешок небольшой. – Давно прошел? – Сыро, определить не могу. – По следу идти сможешь? – Попробую, однако. – Слушать мою команду, – выпрямился Федор. – Боец Комаров, остаешься в наряде за старшего, вместо Борисова, продолжайте обход КСП. Боец Кушнир, возвращаешься с лошадьми на заставу. Остальные – за мной! Борисов, веди! Группа получилась всего из трех человек. Первое время Борисов шел быстро. Один раз он показал Федору на сломанную ветку: – Тут он прошел. А еще через полсотни метров Борисов вдруг остановился: – След потерялся. – Ну не поднялся же он в воздух, Борисов? Ищи! – Стойте здесь, а то следы затопчете, – и Борисов начал описывать круги. Вскоре он выбрался из кустов: – Вот, смотрите! В руках ефрейтор держал четыре дощечки, каждая по размеру – со ступню, с креплением для рук или ног, вроде лыжных. Снизу к дощечкам были приделаны кабаньи копыта. Хитро! Не каждый, видя оставленные следы, догадается, что это не кабан прошел, а человек. – Молодец, Борисов! Теперь человеческий след найди. Судя по направлению следа, нарушитель идет в веску. – Так точно! До нее с полкилометра будет… – Догоним? – Сомневаюсь. Темно, след искать надо. Нарушитель, однако, в веске уже, если дальше не пошел. – Тогда ходу! Борисов шел впереди зигзагом, а где след на траве или стерне был хорошо виден, даже бежал. Федор и боец Гапоненко не отставали. Они добрались до спящей деревни. Слышно было, как лениво перебрехиваются псы во дворах. Но что делать дальше? Когда Федор учился в училище, все было понятно. Но теория – это одно, а практика может подкидывать случаи непредсказуемые. Однако и стоять, теряя время, нельзя. – Борисов, обойди деревню по периметру. Вдруг нарушитель дальше пошел, скажем – к Михалкам? – «По периметру» – это как? – Вокруг. Нам важно знать, нарушитель еще в деревне или уже ушел из нее. – Понял, исполняю, – отозвался Борисов. – Гапоненко, бегом на заставу! Пусть старшина подмогу вышлет, пять человек верхом. – Есть! Гапоненко побежал к заставе, оскальзываясь и взмахами рук помогая себе удержаться. Если бегом, то до заставы двадцать минут. Да пока старшина людей поднимет, лошадей оседлает, да пока сюда домчатся… Вот и выходит, что раньше, чем через сорок – сорок пять минут помощи ждать не приходится. Федор встал за дерево. От дождя оно не спасало, но со стороны заметить его было сложнее. Он еще не знал, что предпримет, но план в голове уже созревал. Надо было дождаться утра, окружив деревню пограничниками. Борисов, да еще пятеро – получится редкая цепь. Но ведь и деревня невелика… А ему самому, прихватив председателя сельсовета, надо пройтись по домам. Председатель должен знать в лицо всех местных и пришлого сразу найдет. Если же нарушитель в село пойдет, будет хуже. В селе жителей намного больше, дворы разбросаны, и чтобы его окружить, личного состава всей заставы не хватит. И еще беспокоило Федора – он о нарушении границы в комендатуру не сообщил, ведь вначале было телефонирование Борисова о кабаньих следах… Если в комендатуру сообщать о следах всей живности, которая КСП пересекла, его за придурка примут. Эх, как не хватает связи! В деревне – и то телефона нет. Где же Борисов? Повезло заставе с этим бойцом, настоящий следопыт. Собака в дождь след не возьмет, а якут быстро разобрался, что след кабана – всего лишь маскировка, и он привел к деревне. Надо бы его отметить. Из темноты показалась фигура человека. Нако-нец-то! Однако выходить из-за своего укрытия Федор не торопился. А когда мужчина приблизился, Федор вдруг понял, что это не Борисов. Тот в плащ-накидке был, она без рукавов. У этого же руки четко различимы. К тому же неизвестный направился в сторону границы. Федор достал из кобуры пистолет и шагнул из-за дерева в сторону: – Стой! Руки вверх, а то стрелять буду! Неизвестный бросился бежать. Федор выстрелил вверх, предупредительным, и почти сразу же со стороны неизвестного в его сторону прозвучал прицельный выстрел – Федор увидел вспышку. Следом – еще один, но со стороны деревни, и неизвестный упал. Стрелял Борисов, он и сам бежал от околицы деревни к лейтенанту. – Вы живы, товарищ лейтенант, не ранены? – Я-то жив, а этого зачем ухлопал? – Боялся – уйдет, однако. Дождь, темно, до леса недалеко… – Борисов, я же на занятиях не раз говорил – по ногам стрелять, чтобы допросить потом можно было! Зачем приходил, к кому, с какой целью… Эх! Они подошли в неизвестному. Пуля попала в спину. Федор коснулся, потом перевернул тело. Не дышит. Пуля прошла навылет, вырвав из телогрейки на груди изрядный клок, который уже пропитался кровью. Федор посветил фонариком в лицо лежащему. – Не видел его раньше? – Нет, первый раз вижу. После выстрелов собаки в деревне остервенело лаяли, но ни в одной хате не зажегся свет. Электричества в веске не было, но были керосиновые лампы, свечи. И ни один житель не вышел на улицу, чтобы узнать, что произошло. Боязливые все. Через десяток минут послышался чавкающий топот копыт, и из темноты верхом на лошадях появились пограничники. – Товарищ лейтенант, по вашему приказанию… – Отставить! Кто старший? – Сержант Песков. – Расставь людей вокруг деревни в пределах прямой видимости. Да чтобы мышь из деревни не проскочила! Никого не выпускать! – Слушаюсь! – Коня своего мне оставишь. Песков спрыгнул с лошади и протянул Федору поводья. – Утром смена будет, исполняйте. А ты, Борисов, труп охранять будешь. Сам оплошал, сам и мокнуть под дождем будешь. – Слушаюсь. Глаза у якута узкие, выражение лица бесстрастное, не поймешь – разозлился или обиделся? Федор поставил ногу в стремя и взлетел в мокрое седло. – Никого к трупу не подпускать! Утром сам приеду. – Так точно! Тронув коня с места, Федор галопом понесся на заставу, благо ехать было недалеко. Въехав на территорию заставы, он завел коня под навес, забежал в казарму и на ходу бросил дневальному: – Коня распряги, под седлом он… Сам прошел в свою комнату, одновременно служившую ему служебным кабинетом, а ночью – спальней. Но только он взялся за трубку телефона, как в комнату вошел старшина: – Здравия желаю! Выстрелы я слышал… – Ну да, я стрелял, нарушитель мертв, а убил его Борисов. Надо звонить в комендатуру… До комендатуры Федор дозвонился быстро, благо по ночному времени линия не занята, а ведь на ней – не одна застава на связи. – Дежурный по комендатуре старший лейтенант Загорулько, – услышал он в трубке. – Докладывает начальник восьмой заставы лейтенант Казанцев. На вверенном мне участке границы произошло нарушение. При попытке задержать нарушителя он стал отстреливаться и был убит. – Стрелять разучились?! По ногам надо было. – Не я стрелял, боец. – Я сейчас свяжусь с начальством и перезвоню тебе, ты от телефона не отлучайся. Федор положил трубку. – Вы бы, товарищ лейтенант, рапорт пока написали, – встал со стула старшина. – Поутру начальство нагрянет – бумагу точно спросит. Да время обязательно укажите, и действия бойцов. Главное – свое грамотное руководство преследованием нарушителя. Руководству комендатуры в отряд докладывать надо, мало того – из НКВД нагрянут. Верно старшина говорит, он калач тертый. Федор зажег лампу и уселся за стол писать рапорт. Написал уже половину страницы, но порвал – не понравилось. Начал снова – рапорт должен быть коротким, емким и понятным. В комендатуру сразу не позвонил, потому как не мог знать точно, что это не кабан, а нарушитель. Ошибку совершил, отправив бойца с лошадьми на заставу – пусть бы он следом их в поводу вел. Но об этом не написал. Пока обдумывал, затренькал телефон. Федор поднял трубку: – Казанцев у аппарата. – Приветствую, лейтенант, это капитан Сумароков. К тебе утречком подъедут Загорулько и уполномоченный из НКВД. Труп охранять! – Понял, товарищ капитан, уже охраняется. – И эти… копыта кабаньи… представь. Конец связи. В трубке наступила тишина, потом послышались гудки отбоя. Черт, они же эти дощечки с кабаньими копытами бросили там, где нашли, неподалеку от границы, от места перехода. – Старшина, подними кого-нибудь, кто отдохнуть после наряда успел – надо сменить Борисова у трупа. А он пусть ищет эти чертовы кабаньи копыта. Вдвоем с бойцом они добрались на лошадях до деревни. – Сошин, назначаю тебя на пост. Никого, кроме меня, к трупу не подпускать. – Слушаюсь! – А с тобой, Борисов, едем искать дощечки с копытами. На лошадях они отправились к контрольно-следовой полосе. Из ночной темноты раздался окрик: – Стой, кто идет? – и щелчок затвора. Это наряд добросовестно нес службу. – Лейтенант Казанцев. Старший наряда, ко мне. Пограничник подбежал. – Старший наряда боец Комаров. – Мы с Борисовым по кустам пошарим, продолжайте службу. Как будто нюх у якута был – через несколько минут на брошенные дощечки с копытами вышел. – Все четыре здесь! Борисов был мокрый, грязный, видно было, что он основательно продрог, но на его плоском лице сияла счастливая улыбка. – Молодец, Борисов! Если бы ты еще и нарушителю в ногу попал, а не в спину, сержантом был бы. – Темно было, дождь… – Вот утром начальству и расскажешь об этом. На заставе они успели немного обсушиться. К утру дождь прекратился, но над землей низко висели темные, тяжелые тучи. Около восьми утра послышалось завывание мотора, и к заставе, буксуя по раскисшей грунтовке, с трудом пробилась крытая брезентом полуторка. Из кабины выбрался Загорулько, замначальника по оперативной работе, а из кузова – два командира в форме НКВД. – Ну, показывай место происшествия, – после приветствия сказал старлей. – Откуда начнем? С места нарушения или к трупу поедем? Офицеры НКВД переглянулись. – С трупа. И еще копыта покажите. Борисов принес дощечки. – Ефрейтор Борисов. Он в наряде был, следы на контрольно-следовой полосе обнаружил, а потом и дощечки. Офицеры осмотрели дощечки с копытами. – Встречались мы уже с такими. Дощечки забросили в кузов, как вещдок. – Лейтенант, рапорт готов? – спросил Загорулько. – Так точно! – Федор вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его Загорулько. – Садись в грузовик, Борисова возьми – едем. В кабину сядешь, дорогу показывать будешь. С трудом они добрались до деревни. Местами грузовик приходилось выталкивать из грязи. Боец Комаров, увидев в грузовике лейтенанта, вытянулся по стойке «смирно». – Происшествий на вверенном мне посту не произошло. Загорулько и офицеры НКВД осмотрели труп и сфотографировали его. – Лейтенант, ты знаешь, кого завалил? – На поражение стрелял не я – ефрейтор Борисов. – Да плевать кто! Это же Юзек Петровский, контрабандист! Он еще на старой границе нам крови попортил немерено. Но сколько веревочке ни виться, а конец настанет… Офицеры обыскали одежду убитого, но нашли только двести немецких марок, зажигалку и пачку сигарет. Документов, записной книжки или еще чего-нибудь, что пролило бы свет на ночные события, не было. Один из офицеров носовым платком подобрал валяющийся рядом пистолет и, завернув его, спрятал в командирскую сумку. – Стрелял убитый? – Один раз успел, промахнулся. – Кто-нибудь из местных к трупу подходил, видел? – Никак нет! Но выстрелы слышали… – Интересно, к кому он приходил? – протянул энкавэдэшник. – Ну не просто же прогуляться. Лейтенант, пусть твои бойцы отойдут. Когда остались только командиры, один из энкавэдэшников сказал: – Есть сведения, что Юзек этот на немецкую разведку работать начал. На деньги купился или компроматом прижали. Источник недостоверный, но похоже на правду. Труп и копыта мы заберем, но искать в деревне контакты этого Юзека придется тебе, лейтенант, и Загорулько. Никаких сведений о жителях у нас нет, сами понимаете – три месяца всего здесь советская власть, агентурой не обзавелись. Мы понимаем, трудно, но надо. К кому приходил, какое задание выполнял? На словах что-то передал или груз доставил? Действуйте! Бойцы погрузили труп в грузовик, и офицеры НКВД уехали. Загорулько, однако, остался. – Ты распорядился оцепить деревню? – Я. Обыскать бы все дворы… – Во-первых, кто тебе это позволит? Один двор можешь, если есть оперативная информация и время не терпит. А всю деревню обыскивать без санкции – так и самому за беззаконие под следствие попасть можно запросто. А во-вторых, для такого обыска целая рота нужна, причем, заметь – людей подготовленных. Хороший тайник отыскать – это, брат, опыт нужен, нюх! – А если этот Юзек принес груз, и этот груз сейчас в деревне? Снимем оцепление – груз уйдет. – Вот и ищи! А оцепление снимай! Федоров подозвал Комарова. – Передай всем из оцепления мой приказ – следовать на заставу. Ну и ты с Борисовым иди. Отдохнуть, поесть надо. – Слушаюсь! – Знаешь, Андрей, боец Борисов, который след обнаружил, охотник, из якутов. Следопыт настоящий! Так вот он определил по следам, что нарушитель не пустой шел, а с грузом. А ведь назад Юзек пустым шел. Тогда возникает вопрос – что он принес? – Вопрос правильный. Может, сахар для самогона? Или табак. – Табак легкий. Да и не курят большинство, католики. – Ну не картошку же он нес! Бульбы и с этой стороны своей хватает. Идем на заставу, есть охота – сил нет. Поедим, обмозгуем. Пока они шли к заставе, прикидывали дальнейшие действия. Для начала Загорулько посоветовал поговорить с председателем сельсовета. – Он наверняка знать должен, с кем этот Юзек раньше общался – вот на того внимание и обрати. Если Юзек темными делами занимался, то с человеком знакомым и на деле проверенным. Выяви, наверняка ниточка потянется. И с людьми поговори, только без свидетелей, приватно. Глава 2 Бандиты На заставе Федор переоделся в сухое обмундирование, и оба командира позавтракали. – Дерзай, лейтенант! Если по нашим или по каналам НКВД что-то появится, я сразу сообщу. Загорулько с провожатым на лошадях заставы уехали в Дубицу, а Федор отправился в деревню. Урсуляк, председатель сельсовета, оказался на месте. Мужчины поприветствовали друг друга, и председатель показал на стул, приглашая Федора присесть. – Что за стрельба ночью была? Или это секрет? – поинтересовался Грынь. – Тебе одному скажу, но это между нами. Контрабандиста убили. Был такой, Юзек Петровский. – Да кто же его не знает? Он родом из этих мест. Перед приходом Советов в Польшу ушел, видимо, было чего бояться. А приходил он к полюбовнице своей давней, к Ядвиге Собич, третий дом слева от сельсовета. – Даже так! – Да у него знакомых половина деревни… – Плохо! А сейчас попробуй узнай, у кого он был… Урсуляк только развел руками: – Тут я вам не помощник… Федор поднялся: – Пойду познакомлюсь с этой Ядвигой. – Поосторожней, командир, смотри не влюбись! Уж больно красива баба, огонь просто! Ха! Да не попалась еще Федору та девушка или женщина, которая завладела бы его сердцем. По пути его встречали редкие жители. Поравнявшись с Федором, они снимали шляпы, кланялись и приветствовали: – Добрый дзень, пан официер! Идти было три минуты, и вот Федор уже стучит в калитку. Открывать вышла женщина лет тридцати – и в самом деле красавица: длинные русые волосы толстой косой были уложены вокруг головы, зеленые глаза, правильные черты лица, высокая грудь, тонкая талия. Одета в национальное, с вышивкой, платье с передником. – Что хотел пан? – Побеседовать. Можно войти? – Входите. Федор заметил, что женщина чем-то огорчена, расстроена, пытается это скрыть, напустив на себя безразличный вид, но глаза ее выдавали. Ядвига провела лейтенанта в хату и предложила сесть. Федор окинул взглядом комнату. По местным меркам жила Ядвига зажиточно. В углу комнаты – швейная машина «Зингер», на полу – не домотканые дорожки, а настоящий ковер. Федор уселся на венский стул, а не табуретку, которые были во многих хатах. – Желаете выпить, пан офицер? Наливочка сливовая или самогон? Водочки нет, я слышала – русские офицеры ее предпочитают. – На службе не употребляю. Скажите, вы знали Юзека Петровского? На лице Ядвиги отразилась целая гамма чувств. – Донесли уже! Отрицать бессмысленно, знаю, конечно. – В каких вы были отношениях? – Связь любовная у нас. А что, большевики считают любовь преступлением? – Ни в коем случае! – Тогда почему такой интерес ко мне? Ничего предосудительного я не совершала. – Гражданин Петровский задержан нами после незаконного пересечения границы. По советским меркам это преступление. Ядвига занервничала, пальцы ее рук мелко задрожали. – У вас есть что сказать по этому поводу? – У меня он не был! – Как не был? Вы же только что признались – любовь у вас… – Он у Дануты был, разлучницы треклятой! – Кто такая? – По другую сторону от сельсовета, пятый дом. Она давно Юзека привечала. – Так вы утверждаете, что сегодня ночью он у вас не был и ничего не оставлял? – Матка Боска! Клянусь, не видела! Клятвы – это все пустые слова. А словам Федор не верил, доверяя только фактам, вещдокам или документам. – Что теперь с ним будет? – спросила Ядвига. – С кем? А, с Юзеком? Под суд пойдет. Не смею больше отрывать вас от дел. Кстати, вы работаете? – Нет, негде. Своим хозяйством живу. Вот в этом Федор усомнился. Больно руки у женщины ухоженные, непохоже, что она с землей в огороде дело имеет. Но это не его забота, на то милиция есть. От Ядвиги Федор сразу отправился к Дануте. Женщина встретила его с зареванным лицом. – По какому поводу печаль? – поинтересовался Федор. По двору бегал белобрысый мальчуган лет пяти в одной рубашонке. – А то вы не знаете! – женщина была не рада его приходу и не скрывала неприязни. – Может, в хате побеседуем? – У меня не прибрано, говорите здесь. – Ну хорошо. Ваш знакомый – назовем его так, Юзек Петровский, незаконно пересек государственную границу. При задержании отстреливался, был ранен. – Тяжело? – вырвалось у женщины. – Сейчас он в больнице, им занимаются врачи, и о состоянии его я не знаю. Так вот, он оставил вам груз, с которым пришел. Предлагаю выдать его добровольно. – Нет у меня никаких вещей, ничего он мне не оставлял. – Лжете! Когда Юзек сможет говорить после операции, он укажет на вас. – Никогда! – Дослушайте… Поверьте, в НКВД есть мастера – они разговорят любого. И когда выяснится, что груз у вас, вы попадете в сообщники со всеми вытекающими отсюда последствиями… О сынишке подумайте. В глазах женщины появился страх. Если она любила Юзека и решила его покрывать, то беспокойство о сыне должно заставить ее задуматься. Федор видел, что она колеблется. – Выдайте добровольно то, что он принес вам, и вас никто не тронет. Но если за вами явятся после допроса Юзека, то вы попадете под статью. – Это Ядвига, кошка драная, оговор на меня сделала, чтоб ей пусто было! – Оставьте женские разборки. У меня, впрочем, как и у вас, нет времени. Уже завтра приедут солдаты и учинят обыск во всех домах. Даю вам три минуты на размышление, – и Федор демонстративно посмотрел на часы. Конечно, он блефовал, конечно, он обманывал женщину, давил на ее психику, но ни в одной спецслужбе нет места сантиментам. Его задачей было защитить Родину от перебежчиков и опасных грузов, а уж как он это сделает, никого не интересовало. Очень кстати вспомнились слова Глеба Жеглова о Кирпиче в известном фильме: «Вор должен сидеть в тюрьме!» Время истекло, и Федор уже взялся за калитку, всем своим видом демонстрируя желание уйти. – Погодите… – наконец решилась женщина. – Идите за мной… Данута прошла на обширный задний двор, подвела Федора к амбару и распахнула дверь. – Там… – Где «там»? Конкретнее? – Под сеном, в углу. Федор взял вилы и осторожно разгреб сено, приготовленное на зиму для скота. Внезапно почувствовал, что вилы за что-то зацепились. Федор разгреб сено руками, увидел под ним брезентовый мешок и, поднапрягшись слегка, вытянул его. Мешок был тяжелый, килограммов на двадцать. Не обманулся Борисов, нарушитель имел при себе груз. На ощупь – нечто квадратное, плотное. Федор развязал тесемки мешка, растянул края, но под ними оказался еще один, из прорезиненной ткани. И его Федор открыл. Ба! Радиостанция немецкая, и к ней – элементы питания, сухие батареи. Не простой контрабандист этот Юзек! Зачем контрабандисту рация, да еще немецкая – надписи на табличках рации не оставляли сомнения в происхождении. Федор снова все увязал, как было. – Что-нибудь еще Юзек оставлял? – Нет. – Кто за грузом должен прийти? – Он сказал, что мужчина. Скажет условные слова «Привет от Юзека и низкий поклон» и отдаст вторую половину десятирублевой купюры. Вот блин, прямо шпионский роман! – Несите эту половину… Пока женщина ходила, Федор задумался. Что делать с рацией? Забрать на заставу? Или оставить здесь? А если оставить, не воспользуется ли Данута его оплошностью? Выбросит в овраг за деревней и избавится от улики – на рации же отпечатков ее пальцев нет. И он решил рацию в вещмешке отнести к Урсуляку, а самому поторопиться на заставу, телефонировать Загорулько. Когда женщина вернулась в амбар и протянула Федору криво оторванную половину десятирублевки, Федор сказал: – Груз я временно заберу, вам же настоятельно советую из деревни не уходить. Не прощаюсь, вечером увидимся. Как и решил, он оставил мешок председателю. – Охраняйте. Из сельсовета не отлучаться, я через пару часов вернусь. Быстрым шагом, временами даже переходя на бег – там, где земля была посуше, Федор отправился на заставу. В казарму он ворвался запыхавшийся, шинель сзади была заляпана грязью до лопаток. Увидев лейтенанта, старшина крикнул: – Застава, в ружье! Но в ответ раздалось: – Отставить! И Федор бросился к телефону. Дозвонившись до дежурного в комендатуре, через него Федор соединился с Загорулько и доложил о находке. В ответ услышал: – От телефона не отходи, я перезвоню… Звонка ему пришлось ожидать четверть часа. – Казанцев, к тебе выезжают из НКВД, выполняй все их указания. Да, не удивляйся внешнему виду. Конец связи. Федор успел пообедать, хотя время было уже не обеденное, шестнадцать часов пополудни. Он даже успел почистить шинель, когда услышал звук мотора и во двор заставы въехал уже знакомый ему грузовик. Водитель призывно махнул ему рукой. Ну совсем оборзели эти из НКВД! Он что, девочка? Но подошел к машине. – Товарищ лейтенант, подойдите к заднему борту. Федор обошел машину. Ба! Лица-то, оказывается, знакомые! Те самые офицеры НКВД, что труп осматривали. Только сейчас на них не форменное обмундирование, а селянская одежда, и даже помятые шляпы не забыли, по местной моде. – Удивлен, лейтенант? Маскировка! – Стрижки у вас короткие, уж тогда бы парики надели, что ли… – Шутник хренов! Докладывай подробно! Федор доложил. – Вот так, да? Ну, мы тогда в машине пока посидим. Как стемнеет, выедем с заставы, и ты с нами. Остановимся в безлюдном месте. Потом ты нас к этой Дануте проводишь. – Засада? – Именно так! Ты нам половину десятирублевки отдай. Тебе она не нужна, а нам – в самый раз. – Рация в мешке у предсельсовета. – В деревню идем пешком, внимание ни к чему не проявлять. Ты рацию забираешь – и к Дануте. А дальше наше дело, ты можешь возвращаться на заставу. – А грузовик? – Меньше задавай вопросов, лейтенант, лучше спать будешь. – Да я уже и забыл, когда спал нормально. Федор вернулся в казарму. Теперь он понял, почему кузов полуторки закрыт брезентом. Это укрытие не только от непогоды, но и от чужих глаз тоже. Похоже, НКВД хочет взять того, кто явится за рацией, и размотать всю цепочку. В принципе – правильно. Только ведь за грузом может явиться человек посторонний, пешка. Дали денег и велели забрать… С настоящим агентом разведки другой страны в виде Юзека Федор столкнулся впервые, да и то на расстоянии. Вблизи он увидел его уже мертвого. Как только начало темнеть, Федор вышел к грузовику – водитель его стоял тут же, и, не торопясь, покуривал папироску. Увидев лейтенанта, он бросил окурок на землю, затоптал его сапогом и завел мотор. Фары светили подслеповато. Едва они проехали полкилометра, водитель остановил машину – наверняка проинструктирован был. Псевдоселяне уже выпрыгнули из кузова. – Веди, Сусанин! Выделываются, корифеев из себя строят. Ну-ну, посмотрим, что у вас получится… До деревни шли молча. Окошки светились только в сельсовете. – Мешок забери и иди к дому Дануты. Мы следом, – услышал Федор. Федор забрал у председателя мешок с рацией. – Ну, заждался я уже, – засуетился председатель. – Велено было не отходить… Дом Дануты был рядом. Осторожно, чтобы не услышали соседи, Федор постучал. Калитку открыли быстро, видимо, не впервые ночные гости приходили. – Пан офицер? – удивилась женщина. – Тихо! – раздался тот же голос, и мимо нее проскочили двое мужчин в цивильной одежде. Женщина взвизгнула от неожиданности: – Это кто такие? – Они встретят того, кто придет за мешком. Вас они не побеспокоят, в амбаре посидят. А гость придет – ваше дело его не спугнуть и проводить к амбару. – Мы так не договаривались… – Так мы и не договаривались, что вы стране вредить будете, – отрезал Федор. – Спокойной ночи… И снова он шел к заставе. Устал за прошедшие полутора суток. Не выспался, а уж километров намерил! В казарме старшина доложил, что на заставе без происшествий, и, едва раздевшись, Федор рухнул на кровать. Днем служба шла заведенным порядком. Дал приказ нарядам выступить на охрану государственной границы, несколько человек отправил валить деревья: конюшню ставить нужно, за дождями зима придет. И так уже в воздухе морозцем по утрам слегка пахнет, пар изо рта идет. Временами Федор мельком вспоминал об оперативниках НКВД, о Дануте – как-то пройдет захват? Сутки прошли. И вторые в служебных заботах минули… И вдруг ночью – свисток со сторожевой вышки, Федор только спать улегся. Натянув сапоги, он в одних трусах выскочил на крыльцо. – Товарищ лейтенант, – обратился к нему часовой, – я слышал в деревне слабые хлопки, похоже, стреляли. Ах, мать твою! Федор ворвался в казарму. Бойцы уже спали, и он разбудил старшину, Борисова и Комарова. – Старшина, за меня остаешься! Борисов, Комаров, одеться и седлать лошадей! Сам Федор оделся за тридцать секунд – за это время сгорала спичка, которую во время его учебы зажигал командир учебного взвода. Все курсанты должны были одеться и обуться за то время, пока она горела. Выбежав из казармы, Федор увидел, что бойцы уже седлали лошадей. Буквально взлетев в седло, они галопом понеслись к деревне. У двора Дануты стоял председатель сельсовета – в телогрейке на голое тело, в брюках и калошах на босу ногу. – Стреляли! – встретил он пограничников. – Потому я здесь. Калитка была открыта, и из хаты доносился громкий плач хозяйки. Первым делом Федор бросился к амбару. Раз была стрельба, значит – не предусмотрели чего-то, что-то пошло неладно. Он включил фонарь. Открытым огнем пользоваться нельзя, постройки деревянные, а в амбарах сено. Вспыхнет все на раз. Его глазам предстала ужасающая картина: один оперативник лежал у самого входа, второй – поодаль, и оба без признаков жизни. Рубашки обоих были обильно залиты кровью. Тот, что у дверей, был без оружия – не успел достать. У второго, лежащего в глубине амбара, в руке был пистолет. Федор достал из его пистолета магазин – в нем было шесть патронов. Пару раз оперативник выстрелить успел. Вопрос – попал? – Комаров, к амбару. Займи пост, никого не подпускай. – Есть! Федор бросился в хату. – Рассказывай, что произошло! Только без соплей, время уходит! Женщина прижимала к себе испуганного мальчонку. Она утерла слезы, взяла себя в руки. – Вечером в калитку постучали. Я открыла, как эти двое велели… – Дальше! – Их двое было. Не местные, раньше я никогда их не видела. – Не томи… – Оба прошли к амбару. Я сказала, что мешок в углу под сеном, и открыла дверь. Один из них вошел в амбар, и почти сразу пошла пальба! Ужас какой! – Эти, что пришли – они мешок забрать успели? – Не видела я, со страху в хату кинулась… – Оба гостя ушли? Не ранены были? – Не видела я… – и женщина зарыдала в голос. Ладно, потом ее подробно допросят. А сейчас, если это возможно, надо организовать преследование. – Борисов, на тебя вся надежда. Давай двор осмотрим. – На предмет чего? – В первую очередь крови, – Федор зажег фонарь. Следы крови они нашли сразу. – Один точно ранен. Борисов, ты у нас следопыт, веди. Капли крови вели до околицы и дальше, и через полсотни метров от деревни, сбоку грунтовки, пограничники обнаружили тело. Не промахнулся оперативник, в живот непрошеному гостю попал. Какое-то время раненому помогал идти его напарник, но, видимо, раненый быстро ослабел, стал обузой, и напарник ударил его ножом в сердце. Линейная рана на одежде прямо указывала на то, что раненого добили. – Вот сука, своего же добил, – возмутился якут. – С ним он далеко не ушел бы. Да, накрылась наша засада медным тазом! Борисов, остаешься при трупе! Я на заставу. Благо они примчались к месту событий на лошадях! Обратно на заставу Федор отправился один. И как это лошадь в кромешной темноте в яму не угодила, не споткнулась? Иначе бы он, как пить дать, шею себе свернул! Прискакав на заставу, Федор первым делом схватился за телефонную трубку. Дежурный переключил его на Загорулько. Дома зам по оперработе не ночует, что ли, или спит в рабочем кабинете? Этот вопрос у Федора возник тут же, потому что Андрей ответил сразу. – Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! – Казанцев? – сразу узнал его по голосу Загорулько. – Что там у тебя случилось? – Засаду из оперов НКВД постреляли. Ночных гостей двое было, один убит, второй ушел. Загорулько выматерился. – Да что за жизнь такая пошла? Я с районным управлением созвонюсь, это их люди. Сам в деревню возвращайся, жди. Конец связи. Федор вернулся в деревню, и через час в нее въехал уже знакомый ему крытый грузовик, из которого вышли двое в форме. – Сержант Кравцов, – увидев Федора, козырнул один из них. – Доложите обстановку. Сержант госбезопасности приравнивался к армейскому лейтенанту, а, скажем, лейтенант – уже к капитану. Федор кратко, но четко и толково доложил. – Ведите! Сначала они прошли в амбар, где начальство осмотрело трупы сослуживцев. Потом они разворошили сено и обнаружили под ним рацию. – Пусть пока твой боец охраняет. Где труп связного? – За околицей, я проведу. Труп они обыскали, но карманы убитого были пусты. – Опытный, – с досадой сплюнул Загорулько, – ничего при нем нет… – Или убийца все вытащил, – возразил второй гэбист. – Грузим всех. Лейтенант, вы пока в хате у хозяйки рапорт напишите… Федор написал рапорт. Собственно, свидетелем он не был, поэтому рапорт получился коротким. Дануту с пацаном офицеры увезли с собой, для обстоятельного допроса. Забрали они и рацию. Возвращаясь на заставу, они уже лошадей не гнали, и Федор размышлял по дороге: «Почему энкавэдэшники к пограничникам так снисходительно-покровительственно относятся, как старший брат к младшему? Вроде одно дело делаем, к одному ведомству относимся…» Ответа на свои мысли он не нашел. А утром выпал снег. Ровным слоем покрыл он поля, луга, припорошил деревню. По Западному Бугу плыла снежная шуга. Вскоре ударили первые морозы, и нарушения границы почти на всех участках прекратились. Снег – он лучше любой контрольно-следовой полосы, сразу покажет, сколько человек пересекли границу, в каком месте и куда шли. А кому, скажите, охота спалиться? Служба шла положенным порядком. В темпе закончили строительство конюшни. А потом наступило первое января сорокового года. Официально встреча Рождества, Нового года и Крещения не поощрялась, пережитки прошлого. Федор же считал Новый год одним из самых любимых праздников, наравне с днем рождения. Но благоразумно помалкивал на этот счет, поскольку на заставу время от времени наведывался политрук комендатуры. Он проводил собрания, на которых говорил о текущем моменте, о политической ситуации. А после них вел «задушевные» беседы с бойцами. И не дай бог, кто-нибудь из бойцов по недомыслию лишнее ляпнет – заморишься объяснительные писать. Зато 23 февраля встретили праздничным обедом. Это был обычный обед, только вместо чая – компот из сухофруктов и булочка. Но бойцы и этому были рады, все же разнообразие. А по весне, когда сошел снег и подсохла земля, на нашу сторону стали залетать немецкие самолеты. Сначала это были разведчики. Сделают круг и вновь улетают за реку. Вроде случайно, маршрутом ошибся. Наряды о пересечении воздушного пространства на заставу телефонировали, но что можно было в этом случае сделать? Из винтовки не собьешь, высоко, а зенитных средств на заставе не было. И Федор отвечал, как его инструктировали: – На провокации не поддаваться, наблюдать. Хотя сам из истории знал, чем в дальнейшем эти «провокации» закончатся. Ну не может быть у них дружбы и сотрудничества с нацистами! Да и после оккупации Польши Гитлер зубы на другие европейские страны точил. Однако неприятно было: что, у нас истребителей нет? Сбить к чертовой матери одного-другого разведчика – они летать перестанут. Понимал, что все это плохо потом закончится. Авиаразведка все укрепрайоны выявила, летние лагеря РККА. А еще агентурная разведка немцев активизировалась. В июне сорокового года Федор в первый раз столкнулся с немцами. Наряд доложил по телефону, что видит низко пролетающий немецкий самолет. – Кресты черные на нем, три мотора. – Понял, наблюдайте; оружие не применять! Пока говорил, сам услышал звук моторов и, бросив трубку, выскочил на крыльцо. На высоте метров триста неспешно проплывал немецкий транспортный самолет «Ю-52» – такие применялись для выброски парашютистов, сброса или доставки грузов. Самолет медленно проплыл на восток. Федор отзвонился в комендатуру: все же нарушение границы, пусть и воздушное, и он обязан о нем доложить. Дежурный записал время пролета и даже модель. – Откуда марку самолета знаешь? – В училище изучал, – буркнул Федор. Злость пробирала его до самых печенок. Летают не таясь, белым днем, как над своей территорией! Ох, боком выйдут Красной Армии эти полеты! Но выше головы не прыгнешь. Наверное, есть указание сверху – чужие самолеты не обстреливать и наши истребители не поднимать. Но ведь немцы с каждым днем все больше наглеть будут. Но история на этом не закончилась. Часа через два прибежал из деревни подросток. – Пан офицер! – паренек мял в руке старую шляпу, доставшуюся ему от родственников. – Слушаю… – Меня Грынь послал, председатель сельсовета. За околицей на лугу самолет сел германский. Большой, с крестами… Летчики ихние вокруг ходят, нашим девчонкам шоколадки дали. Не хватало еще, чтобы их самолеты у нас садились! – Воропаев, Чиндяйкин, седлать коней! – распорядился Федор. – Моего тоже! О посадке самолета он тут же доложил в комендатуру. – Прямо у деревни сели? – удивился дежурный. – Не было раньше такого… Сейчас начальнику комендатуры доложу. Через минуту в трубке раздался щелчок. – Сумароков на проводе. Ты вот что, Казанцев… Лично осмотри. Если самолет и в самом деле сел, экипаж задержи. Но силу не применяй, сделай это деликатно… – Так ведь они наверняка с оружием! – Не трогай! Но и взлететь не давай. Вдруг у них неисправность? Загорулько подъедет, жди. – Это в деревне, где перестрелка была, Чусь называется. – Да понял я… На твоем участке только два населенных пункта – Чусь эта и село Михалки. Конец связи. Федор с бойцами сели на коней и галопом поскакали к деревне. Издалека еще Федор увидел – «Юнкерс» на лугу сидит, хвостовое оперение над крышами возвышается. Подскакали. Возле самолета три немца в летных комбинезонах и при пистолетах в кобурах. Федор соскочил с коня и в приветствии вскинул руку к козырьку фуражки: – Начальник погранзаставы лейтенант Казанцев. Почему границу нарушили? Произнося это, Федор, однако, сомневался, поймут ли его. Говорит-то он по-русски, немецкого не знает, разве что усвоил из кинофильмов несколько фраз вроде «Хенде хох!» или «Гитлер капут!». Но вперед выступил командир экипажа, на вид – старше всех по возрасту. – Обер-лейтенант Йоган Пицц. Заблудились мы. Штурман молодой, сели на вынужденную посадку. По-русски он говорил чисто, без акцента – как на родном языке. Но глаза наглые, презрительно сощурены. Дать бы ему по морде, спесь сбить, да нельзя. – Сейчас приедут представители моего командования, разберутся. А до той поры прошу всех сдать личное оружие. Командир экипажа отдал приказ по-немецки, первым достал из поясной кобуры свой пистолет и протянул его Федору. За ним последовали остальные члены экипажа. Первый раз в жизни Федор держал в руках немецкий пистолет. Огромным желанием было покрутить оружие в руках, повнимательнее рассмотреть его, но он рассовал все три пистолета по карманам. С сорокового года, после захвата Польши, немцы стали регулярно нарушать наше воздушное пространство. С одной стороны – гражданские суда «Люфтганзы», осуществлявшие полеты по линии «Москва – Берлин». Самолеты оснащались скрытой фотоаппаратурой большого разрешения, а вместо миловидных стюардесс пассажиров обслуживали молодые и крепкие стюарды с военной выправкой. Экипажи самолета интересовали не только военные объекты – рейсовые самолеты отклонялись от воздушного коридора и фотографировали все. С другой стороны, абвером задействовались военные самолеты группы Теодора Ровеля, обер-лейтенанта вначале, доросшего затем до оберста. Группа состояла из четырех эскадрилий. Первая базировалась в Кракове, вторая – в Бухаресте, столице союзной Румынии, третья – на аэродроме Халенна в Финляндии. Группа Ровеля была оснащена как гражданскими самолетами типа «Ю-52», так и военными типа «Не-111» или «ДО-215В». Гражданские самолеты группы имели опознавательные знаки и раскраску «Люфтганзы», а пилоты во время разведывательных полетов носили униформу «Люфтганзы». В случае аварийной или плановой посадки в СССР они заявляли о неисправности или штурманской ошибке – заблудились. В итоге к июню 1941 года немецкое военное командование имело панорамные снимки и карты всей приграничной полосы СССР на глубину 250–300 километров. На белорусском направлении действовала вторая эскадрилья группы Ровеля, и возглавлял ее обер-лейтенант Карл Эдмунд Гартенфельд. Задачами эскадрильи была авиаразведка, аэрофотосъемка и заброска агентов парашютным способом. И, как правило, в неблагоприятных погодных условиях, ночью и при сильной облачности. Высокая квалификация пилотов и штурманов позволяла производить выброску с высокой точностью и отклонением от цели не более восьми километров. Но сейчас произошла накладка. Самолет был гражданским, имел опознавательные знаки и номера «Люфтганзы», а экипаж был вооружен и в летных комбинезонах люфтваффе. Федор сразу уловил несоответствие, о чем и доложил подъехавшим командирам. На «эмке» к самолету подъехали двое – Загорулько из погранкомендатуры и командир из НКВД. Их принадлежность не оставляла сомнений: краповый оттенок околыша фуражки и такого же цвета петлицы, на которых красовались шпалы. Майор, стало быть. После доклада Федор отдал Загорулько пистолеты экипажа. – Что думаешь, лейтенант? – спросил его майор НКВД. – Разведка. Иначе зачем гражданским пилотам пистолеты? И морды у них наглые… – Про морды отставить, их к делу не пришьешь. – Нельзя их отпускать, товарищ майор, они из абвера. Абвер (от немецкого Abwehr – оборона) был создан в Германии в 1921 году, как армейская разведывательная организация. После прихода к власти нацистов руководителем абвера стал капитан первого ранга Вильгельм Канарис. При нем абвер многократно вырос, расширил свои функции и стал конкурировать с СД и гестапо. Хотя СД находилась под руководством Гейдриха и отвечала за политическую разведку, а гестапо во главе с Мюллером – за расследование государственных и политических дел, за аресты и следствие. Задачами абвера была разведка и контрразведка, а главными целями – Англия, Франция и СССР. После создания 4 февраля 1938 года Верховного командования вооруженных сил – ОКВ – абвер вошел в его состав, как Управление разведки и контрразведки «Заграница абвер». Состоял он из пяти отделов. «А-1» возглавлял полковник Ганс Пиленброк. Отдел занимался организацией агентурной разведки за рубежом и делился на двенадцать подотделов по географическому признаку. «А-2» отвечал за проведение диверсий за границей, организацию «пятых колонн» и ведение психологической войны. Возглавлял отдел полковник Эрвин фон Лахаузен-Виврмонт – ему подчинялись диверсионная школа «2-Те» и эскадрилья Гартенфельда. Батальон стал в дальнейшем известен как «Бранденбург-800». Затем он стал полком, а к весне 1944 года превратился в одноименную дивизию. Батальон отличался отменной подготовкой, солдаты и офицеры прекрасно знали русский язык, структуру и вооружение Красной Армии. При заброске на нашу территорию они использовали советскую форму, оружие и хорошо сфабрикованные фальшивые документы. Для разведки они использовали все возможности. В каждой немецкой фирме, сотрудничавшей с зарубежными предприятиями, был создан разведотдел, и добытые секреты передавались в абвер. Инженеры фирмы «ИГ-Фарбен» по заданию абвера разработали уникальную аппаратуру микроточек, где каждый снимок был размером в один квадратный миллиметр, а пленка помещалась в пуговицу. Федор об этом знал – изучали в училище. А вот майор, похоже, нет. В НКВД зачастую брали людей не слишком образованных, по принципу «классового чутья». – Догадки свои оставь при себе, лейтенант. У тебя есть какие-либо доказательства? Нет! И у меня тоже. Надо отпускать. У Федора в душе все кипело – отпустить вражеский, по сути дела, экипаж? Они ведь не проветриться на нашу территорию прилетели! Но майор уже беседовал с экипажем. Федор подошел, встал рядом. – Что у вас случилось? – Мотор забарахлил, с курса сбились. – Тогда ремонтируйте. Даю вам полчаса, – и майор демонстративно посмотрел на часы. Командир экипажа по-немецки отдал приказ. Бортмеханик забрался на крыло и поднял капоты левого двигателя. Хотя бы уж врали правдоподобно! Даже если один мотор забарахлил, на двух исправных не составило бы труда перелететь через совсем близкую границу. Конечно, на картах есть обозначение, где находятся пригодные для посадки поля или луга. Но луг может быть заболочен и не пригоден для посадки самолетов или передвижения танков. И проверить его посадкой – самый лучший вариант. К исходу получаса бортмеханик закрыл моторные капоты и вскинул руку с оттопыренным большим пальцем – порядок! – Покиньте территорию СССР, – сделав строгое лицо, сказал майор. – Айн момент! – Экипаж забрался в самолет. Жители деревни, собравшись у околицы, во все глаза смотрели на происходящее: как же, редкое развлечение! Многие самолета вблизи и не видели до этого никогда. Заработали моторы, и Федор предусмотрительно придержал фуражку рукой. А вот Загорулько и майор не удосужились это сделать. Потоками воздуха от винтов фуражки сдуло с их голов, и они покатились по траве. Майор покраснел: на глазах у немцев и деревенских – такой конфуз. Самолет разбежался, взмыл в небо и низко прошел над лесом в сторону границы. – Тьфу на них! – не сдержал чувств майор. – Лейтенант, ты не видел, общались ли немцы с местными? – Сам не видел, но подросток, который на заставу сообщил, говорил, что немцы деревенских девчат шоколадом угощали. – Изъять надо. – Да они их съели уже, вон обертки валяются. Оба офицера подобрали фуражки. – Лейтенант, ты в таких случаях сразу телефонируй и оцепление выставляй. Пресекай общение! – Так точно! Называется – приехали, разобрались… Видимость одна, потому как приказ сверху есть. Вообще инцидент походил на плохой спектакль. Немцы знали, что их отпустят, и не особенно это скрывали. Обстановка на присоединенных территориях Западной Украины и Западной Белоруссии складывалась напряженная. Часть населения открыто выражала свое несогласие с вступлением в СССР. В 1940 году в Белоруссии между старой и новой границами действовали 17 устойчивых банд, численность которых превышала 90 человек. В связи с этим по предложению Н.С. Хрущева по Постановлению Совета Народных Комиссаров в Казахстан было депортировано 22 тысячи семей поляков. Некоторых из них арестовывали, и дела их передавали Особому совещанию. В квартиры и дома репрессированных вселялись советские и партийные работники, командиры РККА. С сентября 1939 года по первое декабря 1940 года НКВД арестовало 90 407 человек, в том числе перебежчиков 39 411 человек. В землях Западной Белоруссии было ликвидировано 162 контрреволюционных организации, арестовано 1068 участников, изъято 319 пулеметов, 53 531 единица винтовок и револьверов. В этой связи приказом Наркомата внутренних дел от 25.02.1940 года № 00246 «О мероприятиях по усилению охраны государственной границы на участках Киевского и Белорусского погранокругов» на старой границе был сформирован Северо-Западный погранокруг с управлением в г. Белостоке. В его состав вошел и 89-й Брест-Литовский погранотряд, куда входила погранкомендатура Дубица. Политическая ситуация ухудшалась. После окончания зимней кампании с Финляндией в 38/39 году, в которой Красная Армия явила плохую боеспособность, Гитлер утвердился в решении напасть на СССР, этого колосса на глиняных ногах. Неудачная война Советского Союза явилась для Германии катализатором. Внутри страны ситуация была не лучше, росло недовольство. В октябре 1940 года постановлением № 638 ввели плату за обучение в старших классах средней школы и в вузах. В столичных вузах плата за год обучения составляла 400 рублей, в других городах – 300 рублей. В школах Москвы и Ленинграда год учебы стоил 200 рублей, в провинции – 150 рублей при средней годовой зарплате в СССР 338 рублей. Для многодетных семей эта ноша была неподъемной, в то время как военные училища при этом оставались бесплатными. Из-за неурожая лета и осени 1940 года из магазинов исчезли многие продукты, а на рынках поднялись цены. В Западной Белоруссии все тяготы связывали с приходом большевиков. Начались обстрелы пограничных нарядов с сопредельной территории, убийства бойцов и командиров РККА, советских и партийных работников, грабежи и поджоги госучреждений. В полной мере хлебнула и застава. Поздним вечером дежурный с вышки доложил о стрельбе в селе Михалки. Федор тут же поднял пятерых бойцов – все они были вооружены только что поступившими самозарядными винтовками «СВТ-40». Сам Федор взял автомат «ППД». Верхом на лошадях они домчались за четверть часа. Стрельба слышалась в районе почты и милиции – здания располагались рядом. В сумраке виднелись неясные фигуры, были видны вспышки выстрелов. Федор приказал открыть огонь на поражение. Нападавшие не ожидали быстрого прибытия пограничников, и когда раздались залпы – один, второй, – бандиты начали нести потери. – Вперед! Кто сопротивляется, уничтожить! Редкая цепочка пограничников стала продвигаться по улице. На здании почты дверь оказалась сорвана, и оттуда выбежал человек с мешком в руке. – Стоять! В ответ раздался револьверный выстрел. Федор дал очередь из автомата, и грабитель упал. Из здания милиции доносились редкие выстрелы из «нагана» – милиционеры отстреливались от нападавших. – К милиции! Нападавших было четверо. Боя с пограничниками они не выдержали и стали отступать. Федор дал по мелькающим теням длинную очередь и услышал крики и стоны. Он постучал рукоятью пистолета по двери отделения милиции. – Эй, есть кто живые? Это Казанцев, начальник погранзаставы. – Есть! Загремели запоры, и с револьвером в руке вышел милицейский сержант. – Свои! – выдохнул он. – А ты кого ждал? На подмогу пришли. Сколько бандитов было? – В темноте разве увидишь? Полагаю, человек восемь. – В отделе убитые есть? – Один, дежурный. Дверь успел запереть, через дверь и застрелили. – В селе милиционеры остались? – Начальник отдела, старшина Вязов. – Проверь, жив ли? Боец Дробязго, сопроводи милиционера. Остальным – в цепь, прочесываем улицу. Улица в селе была одна. В центре – сельсовет, почти напротив – почта, отделение милиции. Немного дальше – католический костел. Предприятий в селе не было, и дальше шли дома и частные домовладения. Держа оружие наготове, пограничники двинулись по улице. Их было мало для такой операции – ведь бандиты вполне могли оказаться местными. Разбегутся по своим домам, попрячут оружие, а утром предстанут мирными гражданами; да еще и возмущаться нападением станут. Прочесывание результатов не дало, бандиты растворились в ночной тьме. По приказу Федора пограничники снесли трупы убитых и их оружие к отделу милиции. Вернулся милицейский сержант, сопровождаемый пограничниками. – Убили старшину. Со слов жены: постучали в окно, и когда муж выглянул, выстрелили в упор. – Звони в отдел, в Дубицу. – Уже телефонировал, еще когда только стрельба началась. – Идем, трупы посмотришь – есть ли среди них местные, – Федор включил фонарь. Одного сержант опознал сразу: – Казимир-сапожник, других не видел никогда. – Наверное, наводчиком был. Значит, остальные пришлые. Дробязго, скачи на заставу, пусть проводник с собакой в село прибудет. – Есть! – боец вскочил на лошадь. С другой стороны улицы послышалось завывание мотора, и к отделению милиции подкатил грузовик. Из его кузова выпрыгнули четыре милиционера с винтовками, а из кабины выбрался усатый старшина. – Долго же вы добирались, – укорил его Федор. – Три нападения за ночь, как по команде, – развел руками старшина. – Сержант из местных покажет дом Казимира – это один из бандитов. Проведите обыск. Искать оружие, документы. – Санкция прокурора нужна, товарищ лейтенант, – неуверенно сказал старшина. – Он бандит, наводчик – какая еще санкция? По горячим следам действовать надо. – Слушаюсь. Милиционеры ушли, а Федор еще раз осмотрел трупы. Четыре тела, а сержант назвал восьмерых. Конечно, не факт, что их восемь было, это всего лишь предположение сержанта. Но если допустить, что их действительно было восемь, тогда четверо ушли. Одежда на всех была сельской, рубашки с вышивками, на ногах сапоги. На обветренных лицах – многодневная щетина. Федор не побрезговал, лично обыскал убитых. В карманах одежды не было ничего серьезного: горсть патронов, кисет с табаком-самосадом, расческа деревянная. И – никаких зацепок, указывающих на место жительства, скажем – квитанции, письма – даже газеты местной. На газете в отделении связи фамилию получателя карандашом пишут. Теперь одна надежда была – на собаку. Если она возьмет след, необходимо организовать преследование. На улице сухо, тепло, след долго держится. Рекс, собака с заставы, в таких условиях след двухчасовой давности легко возьмет. Из темноты раздался голос: – Не стреляйте! Несколько секунд спустя показался человек, держащий в руке револьвер. Подойдя ближе, он представился: – Председатель сельсовета Трофим Пантелеевич Сысуев. – Начальник погранзаставы лейтенант Казанцев, – козырнул Федор. – Нападение бандитов, двое из сельских милиционеров убито. – Да что же это творится? Председатель убрал револьвер в карман пиджака. У Федора почему-то вдруг возникло чувство неприязни к нему. Во время нападения председатель отсиживался дома, хотя оружие было. Впрочем – не боец он, советский работник. – А это кто? – указал на трупы Сысуев. – Бандиты. Еще несколько ушли. – Так чего же вы стоите? Преследуйте! – Давайте договоримся: я занимаюсь своим делом, а вы – своим. Я собаку служебную жду, по следу пойдем. Вы вон контрреволюционный элемент под носом у себя просмотрели. Казимир-сапожник, слева который – из местных… Он наводчиком у бандитов был. – Не может быть! – А вы в лицо ему посмотрите… – Федор зажег фонарь и посветил в лицо убитому. – Тихим был, самогон не пил, не скандалил никогда. Двуличные! – покачал головой Сысуев. Вернулись милиционеры, и старшина доложил: – Дом и хозяйственные постройки обыскали. Ничего предосудительного не обнаружено. Ну да, так арсенал у Казимира дома и будет храниться! Он – мелкая пешка, но связь с бандитами имел. От околицы послышался стук копыт, и к отделению милиции подъехали трое пограничников. У одного поперек седла лежала собака. Едва пограничники остановились, как пес спрыгнул – для Рекса такие поездки были привычными. – Ефрейтор Турилин со служебно-разыскной собакой по вашему приказанию прибыл! – доложил проводник. – Пусть бандитов обнюхает, – распорядился Федор. – Уцелевшие по ту сторону скрылись, – он махнул рукой, показывая направление. – След нужен, Турилин, след! Пусть собачка твоя постарается. – Есть! – Старшина, вы тут убитыми займитесь, пальчики надо снять. Хотя я сомневаюсь, что они в картотеке есть. – В отдел телефонировать будем, на это дело эксперт-криминалист есть. – Мне все равно. – Есть след! – воскликнул Турилин – Рекс так и рвался с поводка. – Бойцы, за мной! Пограничники побежали вслед за Рексом. Федор не отставал от Турилина. Вот когда пригодилась училищная физподготовка! А еще дыхалка хорошая, потому как не курил. Они выбежали за село. Времени после боестолкновения прошло уже много, час-полтора, и бандиты успели уйти далеко. Но если пес не подведет, всех возьмут. Они пробежали с километр, когда Рекс внезапно рванулся к кустам и залаял. Пограничники включили фонари. В кустах лежал труп, весь в крови, на бедре и плече – огнестрельные раны. Картина ясная: бандит был ранен во время нападения на село, и подельники тащили его, пока были силы. Когда же раненый умер от обильной кровопотери, они бросили его. – Молодец, Рекс! Хорошо! След, ищи след! – приговаривал проводник. Рекс рвался дальше. Он уже не опускал морду к земле, а шел «верхним» чутьем. Стало быть, запах силен, бандиты прошли недавно. В принципе, так должно и быть – раненый сковывал их движение. Уже пять бандитов уничтожено, если милицейский сержант не ошибся. Осталось трое. Рекс мчался на длинном поводке, и пограничники едва успевали за ним. Еще через километр-полтора шерсть на загривке у собаки поднялась, и Федор понял – преступники где-то рядом, ветром до чуткого носа собаки доносится их запах. Рекс стал слегка повизгивать. – Спускай собаку! – закричал Федор, и Рекс, отстегнутый от поводка, стрелой кинулся вперед. Совсем близко раздался выстрел, за ним последовало собачье рычание и крик человека. Пограничники бежали, ориентируясь на звуки. Из-за деревьев доносились звуки борьбы, ударов. – Стоять! Руки вверх! Федор без колебаний дал бы по теням очередь из автомата, но опасался задеть собаку. Если бы не она, бандиты ушли бы. Пограничники включили фонари. На земле лежал раненный в руку бандит, второй преступник отбивался от разъяренного пса. – Рекс, фу! Фу! Рекс оставил бандита, отошел на небольшое расстояние и улегся на землю, не сводя с него горящих злобой глаз. Пиджак на бандите висел клочьями. Двое. А где третий? – Дробязго, обыскать преступников, изъять оружие. Нашлись два револьвера и нож. – Кто такие? Откуда? Бандиты молчали. – Где еще один? – Не вем. Ага, по-польски заговорили, не знают они… – Ничего, в НКВД не то что заговорите – соловьями запоете. Вяжите их, хлопцы! У задержанных выдернули из шлевок брючные ремни и стянули им сзади руки. – Ведем их в Михалки, пусть на своих убитых подельников полюбуются, – распорядился Федор. На обратном пути остановились у кустов. – Пусть они сами своего бандюгана тащат, развяжите им руки. Но предупреждаю, граждане задержанные: шаг в сторону расцениваю как попытку побега и стреляю без предупреждения на поражение. Бандиты подняли убитого и, спотыкаясь, понесли. – Пся крев, – выругался один из них. – Еще раз рот откроешь, и я тебе, гнида белопольская, прикладом зубы выбью, – пригрозил проводник собаки. Презрительное польское «пся крев» – собачья кровь – он воспринял близко к сердцу. Пока пограничники догоняли бандитов, милиционеры уехали, но еще стояла «эмка» НКВД. Нападение на милицию – это посягательство на власть, преступление против государства. Федор зашел в отделение милиции. За столом сидел следователь НКВД и при свете керосиновой лампы писал протоколы осмотра места происшествия. – Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Задержали двух бандитов с оружием и нашли одного, умершего от ран, – доложил Федор. – А, погранец! На кой черт ты их вел? Кончил бы там же, в лесу – возни меньше было бы. Все равно суд их к «вышке» приговорит. – Я подумал – допросить бы их. Наверняка связи с заграницей есть, с местным подпольем. – Не учи, лейтенант, теперь они мои. За задержание спасибо! Я товарищу майору Кузнецову в Брест позвоню, усердие ваше отмечу. Можете быть свободны. Пленных бандитов оставили под охраной милицейского сержанта – из всего отделения милиции в Михалках в живых остался он один. И почти каждый день – какие-либо нарушения. То попытка прорыва с нашей территории на сопредельную большой группы, причем белым днем. То агенты пытаются перейти границу, то контрабандисты свой товар тащат… Но с этими проще, купить-продать – и никакой политики. Тем более что подавляющая часть их – из местных, все пути-дороги они знали не хуже, а порой и лучше пограничников. Эти, пользуясь тем, что в советских магазинах все было в дефиците, тащили из Польши все – калоши, шелковые чулки, косметику, иголки для швейных машин. Ситуация усугублялась еще и тем, что многие семьи после присоединения западных земель оказались разделены. С нашего берега Буга могли жить взрослые дети, а их родители проживали на другом берегу. Пункт пропуска – только в Бресте, да и с документами долгая волокита. Вот и переходили границу незаконно. На совещаниях в комендатуре каждый раз озвучивали оперативные данные по сопредельной стороне. Это была работа Загорулько, он всерьез наладил «муравьиную разведку» – так между собой пограничники называли беседы с контрабандистами, родственниками тех, кто посещал зарубежье, по роду службы пересекал границу неоднократно – паровозные бригады, технический персонал. Каждый из опрошенных, как муравей, приносил малую толику того, что увидел или услышал. Но, сведенные воедино, эти данные давали возможность увидеть общую картину того, что происходило в ближнем приграничье. И картина эта не радовала. Количество немецких воинских частей постоянно возрастало. Федор-то знал, что немцы готовятся к войне, и знал дату ее начала. Но политруки и батальонный комиссар твердили: – У нас Пакт о дружбе, сотрудничестве и ненападении. Не поддавайтесь на провокации! Между собой, в перерывах, командиры-пограничники обменивались новостями, в которых была голая и неприкрытая правда. И события не радовали, а только настораживали, нагнетали обстановку. Вроде мирное время, нет войны, а пограничники гибли в стычках. По радио и со страниц газет партия и правительство рапортовали народу о новых достижениях народного хозяйства, о трудовых подвигах и энтузиазме трудящихся. В фильмах показывали счастливую жизнь советского народа, больше похожую на сказку, – как в «Трактористах» или «Кубанских казаках». Фильмы показывали на заставах кинопередвижки, и для пограничников это было целым событием – фильмам радовались, их обсуждали. По долгу службы Федор на показах присутствовал и искренне поражался, насколько лубочной была экранная жизнь. Если уж войну показывали, так наши бойцы только наступали, а неприятель погибал целыми ротами и полками. Но Федор знал, насколько тяжела и продолжительна будет грядущая война с гитлеровской Германией, сколько жертв будет, в том числе и среди мирного населения, и каким чудовищным напряжением сил удастся одержать победу. Военное руководство страны заверяло народ, что в случае нападения на страну армия даст агрессору скорый и решительный отпор, будет воевать на чужой территории – шапками его закидает. Да можно ли было ожидать чего-то другого от малограмотного в военном деле Буденного? Глава 3 Парашютисты Осенью сорокового года, после многочисленных заявок Федора, на заставу прибыли десять строевых лошадей. Как и сам Федор, так и бойцы были им рады – ведь мобильность возросла. Из наиболее опытных бойцов Федор сформировал небольшую группу численностью в пять человек. В наряды по охране границы он их не отправлял, но стоило прозвучать тревожному звонку от наряда или услышать стрельбу в приграничной полосе, как группа немедленно выезжала туда. Кроме винтовок «СВТ» на вооружении группы был еще ручной пулемет «ДП-27». С одной стороны – лишняя тяжесть для коня, но иной раз он сильно выручал пограничников. В один из сухих осенних дней с наблюдательной вышки пограничник сообщил, что он наблюдает группу гражданских лиц, продвигающихся к границе. Движется группа со стороны села Михалки. С вышки, да еще с помощью бинокля, видно далеко. Конечно, не современная стереотруба, но все же оптика. Маневренную группу Федор возглавил сам. С 1 февраля 1940 года СНК установил погранрежим в полосе семи с половиной километров от границы. Находиться здесь могли только местные жители, да и то по трудовой необходимости. Федор предполагал, что через границу попытаются прорваться люди мирные, но несогласные с советским строем. И были такие прорывы, которые иногда заканчивались удачей. Но не в этот раз. Было на границе место, удобное для перехода, и называлось оно Сухая балка. Это было нечто вроде оврага с пологими склонами, поросшими колючим терном. И тянулась эта балка от деревни Чусь и до самого Буга. Но вот пытавшиеся пройти этим путем шансов на благополучный переход не имели. Недалеко от реки, с обеих ее сторон расположились два секрета. Наряд – он вдоль контрольно-следовой полосы ходит, а секрет сидит неподвижно на наиболее вероятных участках прорыва. Подскакав к балке, по приказу Федора пограничники спешились. Нарушителей не видно, видимо, они успели спрятаться за поворотом – балка по ходу своему делала несколько плавных изгибов. Только вот пройти по самой ее низине можно было лишь в сухую погоду. После дождей или по весне в низине тек широкий ручей, к лету пересыхавший. – Пулеметчик со вторым номером – на ту сторону, – приказал Федор. – И всем – вперед, соблюдать тишину и осторожность. Оружие приготовить к бою. Федор, а с ним еще четыре бойца медленно двинулись вперед. Надо было подождать, пока пулеметный расчет пересечет балку и сможет двигаться параллельно и одновременно с группой. Но вот пулеметчики на противоположном склоне. Федор махнул рукой, давая сигнал к движению. Они прошли метров триста до изгиба балки, не наблюдая гражданских лиц, но стоило им повернуть, как перед глазами предстала вся группа, человек десять, причем все с оружием. И хоть до нарушителей было еще далеко, метров двести, оружие различить можно было. Кричать «Стой!» бесполезно, далеко. – Бегом марш! Пограничники рванули вперед. Замыкающий нарушитель заметил преследование и передал об этом группе. Нарушители побежали вперед, к такой близкой уже реке. Граница в паре километров, на расстоянии броска. Один из секретов заметил передвижение в балке и пустил вверх красную ракету, оповещая заставу о нарушении границы. Федор на бегу вытащил ракетницу из брезентовой кобуры и тоже выстрелил ракетой, давая понять: видим, преследуем! Впереди грохнуло два винтовочных выстрела, но кто и в кого стрелял – неясно. Нарушители нестройной толпой неслись к берегу. Наряды пограничные состояли из двух человек, и нарушители об этом знали. Они думали с ходу их снять, расстрелять, пользуясь численным преимуществом. – Бойцы, поднажмем! Ударили сразу четыре выстрела, почти слитным залпом. Один из нарушителей упал, другие залегли. Федор поморщился. Стрельбы с бойцами он проводил регулярно, и они должны стрелять метко. А тут из четырех выстрелов только один достиг цели. Нарушители оказались в западне. Впереди было не двое пограничников, как они предполагали, а четверо. И сзади зеленые фуражки мелькают. А до границы – рукой подать, сама река – уже нейтральная территория. Видимо, главный отдал приказ на прорыв. Федор остановился: – Огонь! Нарушители вскочили, бросились вперед, но спереди и сзади по ним зазвучала стрельба. Дистанция – сто пятьдесят метров, да еще пулеметчики подключились. Одна короткая очередь, вторая… Потеряв несколько человек убитыми, нарушители не выдержали, залегли. – Вперед! Пограничники сократили дистанцию броском и тоже залегли. Точно стрелять после продолжительного бега сложно: дыхание бурное, стволы ходуном ходят, пот застилает глаза. Секреты в данной ситуации в более предпочтительном положении. Они спокойны, их стрелковая позиция выше, чем у нарушителей, метров на двадцать. Оба секрета стали вести прицельную стрельбу. Только кто-нибудь из нарушителей шевельнется, сразу следует выстрел. Точно попадали пограничники или нет, но нарушители лежали, боясь поднять головы из-за кочек и неровностей местности. А еще не подвели пулеметчики. Они основательно устроились за поваленным деревом – не взять их никак, и открыли огонь по четко видимым фигурам. Несколько нарушителей пытались отстреливаться, но огонь быстро подавили, и наступила тишина. Надо лично проверить, остались ли живые? Федор взял в руку пистолет и приказал Борисову: – Приглядывай. У якута была обычная винтовка, без оптики, но стрелял он из нее лучше любого снайпера. Федор по склону сбежал вниз. Он шел так, чтобы не перекрывать Борисову сектор обстрела. Неуютно себя чувствовал. Любой нарушитель, будучи раненным, пальнуть мог в близкую цель. Вот и первый, готов! С такой раной в голове не живут. Немного поодаль еще одно тело. Федор подошел, перевернул убитого. Наповал, входное отверстие от пули – прямо в области сердца. Услышав сзади стон, резко обернулся и увидел, что один из нарушителей шевелит рукой и хрипло, с присвистом дышит. Федор, держа наготове пистолет, приблизился. – Эй, ты кто такой? Назовись! Раненый открыл глаза. – А, начальник! Федор видел, что ранения у нарушителя серьезные. Два пулевых в живот, крови вытекло много, и жить раненому осталось недолго, минуты. – Ничего, будет и на нашей улице праздник, – прошептал раненый. – Недолго ждать осталось. Раненый дернулся и перестал дышать. Федор ногой отбросил в сторону его винтовку. Еще четыре трупа, ранения в спину – это пулеметчик их срезал. Дальше обнаружился еще один раненый – в оба бедра. – Больно, – прохрипел он. – Верно, больно. Но я тебя не заставлял сюда приходить. – Будь ты проклят, большевистская собака! – Сдохнешь сейчас. О Боге бы подумал… – Ног уже не чую. Говорил я Лешему, с заставы надо было начать. Перестреляли бы всех и за кордон ушли. Не послушался… – раненый на пару минут замолчал. Федор сделал знак бойцам спуститься – надо было обыскать убитых, забрать оружие да присыпать их землей. Хоронить – много чести. Федор пытался вспомнить, не мелькало ли прозвище или кличка «Леший» в сводках. Нет, не было. Раненый пришел в себя. – Пить! – Фляжки нет, а и была бы – не дал. Назовись, а то так и сдохнешь безымянным. – Яким. А фамилию не скажу. И раненый замолчал – теперь уже навсегда. Как и ожидал Федор, в карманах убитых не было никаких документов, только кисет с табаком и еще деньги. Сумма изрядная, полторы тысячи немецких марок. И все – в кармане у одного, наверное – главаря. Оружие – старые трехлинейки, судя по клеймам, выпущенные Тульским Императорским оружейным заводом еще до революции 1917 года – сложили в кучу. Орудуя саперными лопатками, присыпали тела землей, чтобы вороны не слетались. Федор взобрался к секретам. Пограничники при виде начальства поднялись из окопов полного профиля. – Раненые есть? – Никак нет. – Рано стрелять начали, надо было ближе подпустить и стрелять наверняка, – укорил Федор. – Завтра стрельбы для вашей четверки устрою. Для стрельбы вполне можно было использовать патроны, изъятые у погибших нарушителей. Не надо заполнять бумаги на списание боеприпасов, а для бойцов – незапланированная тренировка. По прибытии на заставу Федор написал рапорт, отзвонился Загорулько. – Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! – Здравствуй, Василий! Зачем так официально? – Поинтересоваться хочу: сегодня была попытка массового прорыва через кордон с нашей стороны. При попытке пересечь границу по пограничникам открыли огонь. Ответным огнем все были уничтожены. – Ну и в чем проблема? – Один из раненых перед смертью упомянул какого-то Лешего. – Как ты сказал? Лешего? Есть такой, пленные бандиты упоминали. Но никто не знает, кто это такой, как он выглядит и где прячется. Очень осторожен, контактирует только с главарями бандподполья. Полагаю – агент, и сам понимаешь чей. Руководит, координирует, через него деньги идут. НКВД и мы по своей линии копаем, но выйти на его след пока не можем. – Понял, спасибо, отбой связи. Линия связи не была защищена аппаратурой шифровки и дешифровки переговоров, но связисты ежедневно проверяли ее на наличие посторонних подключений. Однако, несмотря на это, офицеры секретных переговоров не вели. А что Леший – так какой это секрет? Бандподполье о таком знает. Но выводы из услышанного Федор сделал. От казармы бойцы прокопали траншею и дзот, а иначе говоря – долговременную земляную огневую точку, сделали. Фактически окоп с бревенчатым накатом и широкой щелью-амбразурой для пулемета. Случись нападение на заставу, пулеметчик из дзота близко бандитов не подпустит. Через несколько дней Федор наведался в Михалки. Отделение милиции после нападения должны были пополнить, и надо было познакомиться с новым начальником. Не предупреждал его звонком Федор, уж больно муторно. Сначала надо звонить дежурному по комендатуре, он переключит на городской коммутатор, а уж потом – на отделение милиции. И связь скверная: шумы, трески, слышно плохо, приходится кричать. Нет уж, лучше проветриться верхом на лошади… Новый начальник оказался на месте. – Сам к вам на заставу собрался, – признался он, пожав руку Федору, и представился: – Старшина Иван Шепитько. – Василий Казанцев, – представился в ответ Федор. Мужчины обсудили насущные служебные проблемы. Договорились о связи ракетами в случаях непредвиденных ситуаций, обсудили обстановку в селе. – Я человек здесь новый, пока вхожу в курс дела, – сказал старшина. – Но знакомству рад. Милицейский старшина был немного старше Федора, круглолиц и общителен. – Давай за знакомство? – Если только пива… Пиво Федор не пил давно, с тех пор как попал на границу. Когда он в село въехал, недалеко от отделения милиции вывеска на глаза попалась. Да так маняще-аппетитно кружка с пенным напитком нарисована была на ней, что Федору неудержимо захотелось сделать пару глотков… – Не возражаю. Барбара-буфетчица пиво женит – мужики жаловались. Да нам не посмеет… Женить пиво – для тех, кто не знает, – разводить его водой. И пиво тогда было только одного сорта, «Жигулевское». – Неудобно как-то, оба в форме, при исполнении. – Тоже мне, проблема! У Барбары сзади закуток есть, маленькая каморка, нас и не увидит никто. Да и раки там отменные! – Соблазнил, идем. Они подошли к пивной, зашли сзади, и Иван постучал. – Кого там несет? – раздался недовольный женский голос. Дверь распахнулась, и выглянула буфетчика в кружевной наколке на волосах и белом переднике. – Пан… Ой, господа-товарищи офицеры! Милости прошу! Барбара провела их в подсобку, где сильно пахло пивом и рыбой. – Раки свежие, будете? – Неси! И пиво не забудь! Пиво оказалось неплохим, а раки – еще теплыми. Заказ повторили. – Пора и честь знать, – поднялся Федор. – Сколько с меня? – Сегодня я угощаю. – Тогда будь здоров! Иван остался, а Федор вернулся к отделению милиции, отвязал коня от коновязи. Душевно посидели, хоть какое-то развлечение, а то все время на заставе. Отпуск не дают, хотя он его уже заслужил, говорят – время сложное, не до отпусков. Да и дадут если, куда ехать? Лошадка шла неспешно, и Федор погрузился в раздумья. Вдруг кобылка запрядала ушами, всхрапнула – у лошадей слух и обоняние не хуже, чем у собак, и Федор сразу насторожился. В этот момент справа раздался легкий щелчок, уж очень знакомый – так взводят курок. Федор сразу вытащил ногу из правого стремени, ухватился рукой за луку седла и перевалился на левый бок лошади. Помедли он чуть, и оказался бы трупом, потому что в следующий момент грянул выстрел. Поза, в которой находился Федор, была неудобной, но Федор исхитрился и вытащил из кобуры оружие. Патрон у «ТТ» был уже в стволе, жизнь научила. Взвел большим пальцем курок, положил ствол на седло и сделал подряд пять выстрелов, веером. Прислушался. Он действительно услышал вскрик или показалось? Соскочив с лошади, Федор бросил поводья на землю. Его кобылка была приучена к этому: если поводья на земле, стоит как вкопанная. Сам к лесу бросился, передвигаясь зигзагом, потом упал и перекатился. Предосторожность оказалась нелишней, из-за деревьев ударил еще один выстрел. Федор вскинул пистолет, трижды выстрелил на звук и тут же заменил опустевший магазин. Послышался треск сучьев – это нападавший продирался сквозь кусты, явно удаляясь от опушки. Ну нет, упускать нападавшего Федор не собирался. Сегодня покушение не удалось, а завтра? Надо свернуть гаду шею. И Федор ринулся в лес, прикрываясь деревьями, он перебегал все дальше и дальше, удаляясь вглубь его. Убегавший не старался идти тихо, пер напролом. Вот его фигура мелькнула в полусотне метров, и Федор тут же выстрелил. Неудача, пуля ударила в дерево, отщепив кусок коры. Убегавший выстрелил в ответ. Судя по звуку выстрела, в его руках был револьвер. Выстрелов было три, значит – в барабане еще четыре патрона. Нападавший – стрелок неважный, это было понятно. Но как он оказался в засаде? Увидел Федора на сельской улице и решил на обратном пути подстеречь? Большого ума для этого не надо, от села до заставы одна дорога. Или ему подсказали, навел кто-то? Федор решил по возможности взять стрелка живым, в крайнем случае – ранить его в ногу. Потом допросить, выбить сведения. Один действовал – по злобе к советской власти или он член бандгруппы подполья? Конечно, Белоруссия – не Украина, где возникли и активизировались ОУН, УПА и другие организации националистического толка, но в Западной Белоруссии разрозненные группы националистов тоже были. Федор, видя спину нападавшего, бросился вперед, сократив дистанцию. Почувствовав неладное, бандит обернулся и выстрелил. Федор видел, как он предварительно взвел курок. Ага, так у него револьвер солдатский, в отличие от офицерского варианта самовзвода не имевший. Для Федора это хорошо, стрелок не сможет произвести два или больше выстрелов подряд. Такими револьверами снабжались нижние чины в царской армии, вроде артиллерийской прислуги или инженерных войск. Федор мчался на стрелка, бросаясь от дерева к дереву. Стрелок занервничал – Федор уже отчетливо видел его лицо. Это был мужик лет сорока-пятидесяти, кряжистый, в помятом костюме и сапогах. – Стой! – крикнул Федор. – Брось оружие и подними руки – останешься в живых. Мужик вскинул револьвер, выстрелил и бросился наутек. Федор выстрелил ему по ногам и, видимо, задел, потому что бандит внезапно, на ходу, захромал на правую ногу. Федор сделал еще один бросок, до стрелка уже оставалось метров двадцать. У бандита два патрона в барабане, и надо спровоцировать его на стрельбу. Когда же патроны закончатся, можно хоть голыми руками брать. Он нацепил на ствол пистолета свою фуражку и высунул ее из-за дерева. Тут же раздался выстрел, причем мимо. Хоть бы стрелять толком научился, террорист хренов! Федор надел фуражку и вышел из-за дерева. Он шел на стрелка, отклоняясь то влево, то вправо. Морально давил, на психику действовал. За Федором – огромная государственная машина, а стрелка поддерживает лишь кучка отщепенцев, да и те далеко – фактор немаловажный. И стрелок не выдержал, побежал. Федор – за ним. Дистанция сокращалась: десять метров, семь, пять… Федор выстрелил убегающему в ногу. Тот как будто споткнулся и с размаху грохнулся на землю. Но револьвер с последним патроном из руки не выпустил. Федор сделал еще пару шагов и уже мог разглядеть лицо нападавшего. От ранений болевой шок, зрачки расширены, соображает плохо – самое время «потрошить», выбить сведения. – Брось оружие! – приказал Федор, наставив пистолет в грудь стрелку. – Живучий, сволочь! И пуля тебя не берет… Но будет и на моей улице праздник! Стрелок вскинул револьвер, но Федор опередил его, первым нажав спусковой крючок. Бах! Голова бандита откинулась, и на груди стало постепенно расширяться кровавое пятно. Вдруг почувствовав слабость в ногах, Федор медленно опустился на землю. Покушение не удалось, но впредь надо быть внимательнее. А то выпил пива, закусил раками и расслабился, бдительность потерял. Если бы лошадь не забеспокоилась, схлопотал бы он пулю и сам бы сейчас лежал, как вот этот неизвестный. Да и нападение какое-то бестолковое! Федор поднялся, забрал револьвер и прокрутил барабан. Только один патрон оставался! Он сунул револьвер в карман галифе – оружием разбрасываться нельзя, и обыскал убитого. Тот явно не был профессионалом, поскольку в карманах, кроме нескольких бумажных рублей, Федор обнаружил справку из сельсовета, квитанцию об уплате земельного налога, и все – на одну фамилию. Опытный и подготовленный человек перед акцией все из карманов выгребет. Федор побрел к опушке. И только он вышел к лошади, как увидел, что к нему галопом летят три пограничника с его заставы. – Все в порядке, товарищ лейтенант? – Живой. – Наблюдатель с вышки вас в бинокль увидел и заподозрил неладное. – Молодцы, спасибо за службу. Обстреляли меня из леса. – Прочесать? – Один он был, теперь уж перед Марией Магдалиной исповедуется. Федор вскочил на лошадь. – На заставу! Пришлось ему о покушении в комендатуру телефонировать и рапорт писать. А через месяц, когда зарядили дожди, на совещании, посвященном дню Великой Октябрьской социалистической революции, заставу Федора по итогам служебно-боевой деятельности объявили лучшей по комендатуре. Что скрывать, Федор был доволен. Тем более что в качестве поощрения заставе выделили грузовик, новую полуторку «ГАЗ-АА» и водителя. Теперь к месту прорыва крупных групп нарушителей можно было добраться еще быстрее, да и в кузове помещалось до двенадцати бойцов. Однако почти на полгода полуторка оказалась невостребованной. И не потому, что работы для нее не было, а из-за дорог. Осенью их развезло после дождей, зимой землю засыпало снегом. Только и ездили, что в комендатуру Дубицы или в Брест, в погранотряд. Туда дороги были проходимы, потому что ими пользовались жители. Хотя дороги – слишком громкое слово, скорее – направления. Но для хозяйственных нужд грузовик был большим подспорьем, особенно для пополнения продуктов для кухни. Картошку, или по-белорусски бульбу, закупали в местных колхозах. Остальное – крупы, макароны, соль, сахар, подсолнечное масло, табак и многое другое, что требовалось по нормам продуктового и вещевого снабжения, получали в Бресте. В зимний период количество нарушений границы традиционно уменьшалось. Только служба от этого легче не была, наряды на границе приходилось менять чаще – снег, ветер, морозы. Наступил сорок первый год. Федор помнил и твердо знал, какие тяготы и испытания он принесет. И потому по весне, когда просохла земля, он начал подготовку заставы к нападению. Задачами погранзастав являлись охрана границ, пресечение незаконных пересечений, а в случае военных действий с сопредельной территории – держать границу до подхода армейских частей из тыла. Только как оборонять границу, если на десять километров вверенного ему участка сорок два бойца? Получалось, что на каждого пограничника приходилось по двести пятьдесят метров. А у бойца – только винтовка. Правда, были еще два пулемета: ручной «ДП» и станковый «максим», да еще два ящика гранат – как НЗ. Федор решил оборудовать два рубежа по флангам от заставы. В наиболее вероятных местах прорыва с сопредельной стороны он разметил траншею, окопы и два дзота – основной и запасной. В свободное от нарядов время бойцы рыли землю, пилили деревья для обустройства накатов. И тихо роптали – выслуживается лейтенант. Но Федор знал, что делает. Эти укрытия сберегут бойцам жизнь и позволят им дольше удерживать рубежи. Да, иной раз руки опускались, потому что он знал, никакой помощи из тыла не будет, и уже через неделю после начала войны немцы войдут в Минск. Но будет же держаться Брестская крепость месяц, а некоторые заставы – до недели. А он воин, и его долг – воевать, уничтожить как можно больше врагов, и он до конца исполнит свой долг. И плевать ему на недовольство бойцов, усмешки за спиной начальников других застав. Жизнь – она рассудит, кто был прав. На границе все бойцы находились при оружии. Только когда в отхожее место ходили или спать ложились, винтовки в пирамиду ставили. К тому же, в отличие от армии, оружейные пирамиды на замок не замыкались. В случае тревоги – это потеря драгоценного времени. Заставы пополняли новобранцы проверенные – комсомольцы, коммунисты, несудимые и ни в чем предосудительном не замеченные. В один из первых майских дней Федор с несколькими бойцами поехал в Брест на грузовичке. Дела накопились хозяйственные: продукты взять, с вещевого склада сапоги, ремни, ваксу сапожную. Федор сидел впереди, в кабине с водителем, бойцы – в кузове. Для них поездка – как отдых, да еще и новые впечатления. Они ведь на заставе безвылазно, если не считать нарядов. Так уже всю контрольно-следовую полосу наизусть знали. Проехали половину пути, как вдруг по крыше кабины застучали бойцы: – Товарищ лейтенант! – Останови, – приказал Федор водителю. Открыв дверцу, он шагнул на подножку. – Что такое? – Самолет, – и руками показывают. Самолет уже был далеко, модель не угадать, тем более не разглядеть опознавательные знаки. Но вот самолет описал круг, и от него отделились фигурки – одна, вторая, третья… – Четыре! – дружно выдохнули бойцы. Насколько Федор знал, наших воздушно-десантных войск здесь не было. Да и не принято было проводить учения вблизи от границы. Если брать по прямой, от границы до места выброски километров двадцать пять – тридцать. Над парашютистами раскрылись белые купола парашютов. Ветром их относило на восток. Самолет же, сбросив людей, развернулся и полетел на запад. Тут уже все сомнения пропали. – Николай, поворачивай направо! – скомандовал Федор. Наверняка выброску видели не только они, но долг обязывал выяснить, что происходит. Это уже было на уровне инстинкта. Грузовик свернул на узкую грунтовку. Бойцы в кузове поднялись, держась руками за кабину, и во все глаза глядели на парашюты. Люди, висевшие под ними, выглядели малюсенькими, ну совсем как черные точки. Трясло немилосердно, и бойцы в кузове легли, иначе их бы просто выбросило за борт. На крупных ухабах водитель притормаживал. – Николай, гони! – Подвеску сломаем, товарищ старший лейтенант! Тогда дальше – пешком! Бежать не хотелось, и пришлось смириться. Через полчаса они добрались до предполагаемого места высадки. Поле с прошлогодней стерней – и никаких следов: ни парашютов, ни парашютистов. Впрочем, другого Федор и не ожидал. – Бойцы, прочесываем кустарник. Особое внимание – ручьям, ямам. Также под мостики заглядываем. Где-то же должны были немцы спрятать свои парашюты. А в том, что это немцы, Федор не сомневался. Первый парашют они обнаружили быстро – его спрятали под небольшой деревянный мостик через ручей. По такому мостику полуторка проезжала с трудом, слишком уж он был узкий и хлипкий. Но главное было сделано, парашют был найден. И эта находка подтвердила, что место выброски обнаружено. Тратить время на поиски других парашютов Федор не собирался. – Парашют – в кузов! Сейчас надо было задержать парашютистов. Куда они направляются, в чем одеты? После некоторых раздумий Федор решил – к Бресту. Хотели бы к Гродно или к Минску, другому крупному городу – выбросились бы там, самолет вполне мог пролететь дальше. Федор достал карту. Сейчас они находятся в районе между Орлянкой и Масевичами. Хм, так ведь недалеко, и десяти километров не будет, перекресток двух дорог. Почти с юга на север – Малорита – Кобрин, а с запада на восток – Брест – Ковель. Так что парашютисты могли направиться в любую сторону, а учитывая, что их четверо – вообще в любом направлении. – Николай, давай к шоссе. Федор исходил из того, что полями и болотами немцы передвигаться не будут, они пойдут к шоссе и там попытаются поймать попутку. У парашютистов есть фора в полчаса, но они идут пешком, а пограничники – на машине. Шанс догнать есть. Но не будешь же первого встречного хватать? Как они выглядят? Скорее всего, молодые крепкие мужчины, могут иметь при себе груз, вещмешок или чемоданчик. Пока ехали, бойцы да и сам Федор активно смотрели по сторонам. Только места были пустынные, поля чередовались перелесками, и – никого. И для сельхозработ время еще не подошло, колхозников тоже не было. Когда въехали на шоссе, Федор приказал остановить машину. Сам забрался в кузов – оттуда обзор лучше. По шоссе шли редкие машины, в подавляющем большинстве своем – грузовики. Они везли ящики, мешки, бочки. И кто знает, может быть, мимо них уже проехал кто-то из парашютистов. Федор приказал ехать в Брест. Во-первых, им туда надо – на склады погранотряда, а во-вторых – хотел сообщить о парашютистах в НКВД. По территориальности это их земля, приграничная зона уже закончилась. Вот и пусть ловят сами, а он в подтверждение выброски найденный им парашют предъявит. Они не проехали и километра, когда на обочине дороги увидели стоящего командира Красной Армии – он голосовал поднятой рукой. – Останови, – приказал Федор шоферу. – Товарищи, подбросьте до Бреста, – попросил командир. – Конечно! По пути едем, почему не подвезти, – улыбнулся Федор. – Только документы ваши попрошу, все же пограничная зона. – Понимаю, бдительность. Командир полез во внутренний карман и достал документы. Федор впился взглядом в бумагу. Так, старший лейтенант Митрохин Анатолий Ефремович, 1918 года рождения, командир роты тридцать третьего отдельного инженерного полка. Есть такой полк в крепости. Печати, подписи – все в порядке. Старлея осмотрел мельком, но как сфотографировал. Форма, петлицы, эмблемы, канты – все соответствует. Только какого черта старлею вдали от своего полка, в одиночестве, на дороге делать? – Товарищ старший лейтенант, а что вы здесь делаете? – Государственная тайна. На этот вопрос я вам отвечу с разрешения командира полка. Ну да, инженерный полк занимается постройкой укрепрайона. Только вот от Бреста далековато… – До выяснения всех обстоятельств я задерживаю ваши документы. Прошу сдать личное оружие. – Не имеете права, я буду жаловаться! – насупился старлей. Федор кивнул: – Имеете право. Оружие! – и протянул руку. Митрохин с видимой неохотой достал из кобуры пистолет и отдал его Федору. – Прошу в кузов. Их разговор слышали все пограничники. И хоть он им приказа не отдавал, сразу поняли, что от них требуется. Рассевшись по углам кузова, они стянули с плеч ремни винтовок. Сделали это как бы случайно, но на деле получилось, что они сапера контролируют. Конечно, Федор не исключал ошибки. Вот доберутся они до Бреста, до крепости, подтвердит командир полка или начальник штаба личность старшего лейтенанта Митрохина – вернет ему Федор документы и пистолет с извинениями. А не получится признать старлея, так штаб погранотряда прямо в крепости, туда он и сдаст командира. Можно, конечно, и в НКВД, но их управление не в крепости, а в городе. Пока они ехали, Федор поглядывал по сторонам. Почему старлей один? Парашютистов было четверо… Или у него другое задание? Интуиция молчала. Офицер же вел себя спокойно. Да и по-русски он говорит правильно, как русский. К Брестской крепости они подъехали с южной ее стороны, к Волынским укреплениям. Сама цитадель, где размещались штабы и воинские части, находилась через реку Мухавец, приток Западного Буга. В 1941 году там дислоцировались восемь стрелковых и один разведывательный батальон, два артиллерийских дивизиона – противоздушной обороны и противотанковой, сборы приписного состава 6-й и 42-й стрелковых дивизий 28-го стрелкового корпуса четвертой армии, 33-го отдельного инженерного полка, 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД, 17-й Брестский погранотряд, штабы. В цитадель въезжали через Царские ворота. Название было старым, как и сама крепость. Перед аркой ворот часовой руку поднял: – Пропуск! Федор выбрался из кабины и открыл командирскую сумку – пропуск был внутри. – Все военнослужащие в кузове из вашего подразделения? – спросил часовой. – Нет, попутчика по дороге подобрали, старшего лейтенанта. – Товарищ старший лейтенант, попрошу вас спуститься и предъявить документы, – приказал часовой. Часовой – лицо неприкосновенное, его приказы обязаны исполнять все, даже генералы. Подчиняется он только начальнику караула или командиру части. – Боец, позвони, вызови начальника караула, – попросил Федор. – Это запросто. Часовой покрутил ручку телефона и бросил в трубку: – Начкара на пост. В этот момент старлей уже выпрыгнул из кузова и отряхивал галифе. Едва часовой повесил трубку, как он прыгнул вперед и ногой ударил часового под колено. Тот удара не ожидал, рухнул на колени, винтовка с примкнутым штыком выпала из рук и звякнула о булыжник. Старлей выхватил откуда-то нож – похоже, вытряхнул из рукава, Федор не заметил – и приставил лезвие к шее часового. – Быстро все из машины, а то зарежу! А ты – пистолет на землю, – это уже относилось к Федору. – Хорошо, подчиняюсь. – Федор вытащил «ТТ» из кобуры. В это время пограничники стали спускаться из кузова, отвлекая внимание старлея на себя. Федор воспользовался этим – резко упал на бок и пальцем успел взвести курок. Первый выстрел был в локоть офицеру, второй – в колено. Все произошло очень быстро. Выронив нож, офицер взвыл. – Взять его! – приказал Федор своим бойцам. Сам же не отводил пистолета от раненого. Он давно уже понял, что их попутчик – никакой не командир Красной Армии, а один из парашютистов. Из-за угла арки проезда выбежали начальник караула и двое бойцов. Услышав выстрелы, начкар на ходу расстегивал кобуру. – Брось оружие! – закричал он Федору. В такой ситуации лучше не спорить и не качать права, и Федор выронил пистолет из руки. – Что происходит? Финошкин, почему оружие валяется? Ты на посту или где? Федор медленно поднялся с земли. – Я начальник заставы Дубицкой погранкомендатуры. Задержал немецкого парашютиста, переодетого в форму командира Красной Армии. Он обезоружил вашего бойца и взял его заложником. У начальника караула от удивления глаза сделались по пятаку. – Он? – Я неясно сказал? Мои слова могут подтвердить мои бойцы и ваш часовой. Вызывайте срочно санитара или фельдшера, кого-нибудь из погранотряда и из штаба тридцать третьего полка. Начкар никогда прежде с подобными происшествиями не сталкивался и немного растерялся. Но быстро пришел в себя. – Финошкин, встань с колен, что ты как в церкви! Вы двое – держать всех на мушке! Дергаться начнут – стреляйте на поражение, – приказал он двоим караульным. Сам же убежал – сейчас звонить будет. Начкар вернулся первым. Все же цитадель большая, а госпиталь и вовсе в Волынских укреплениях. – Всех оповестил, сейчас будут. Первым прибежал начальник штаба погранотряда. – Казанцев, ты как здесь? – Это ваш человек? – спросил начкар. – Начальник заставы, а с ним – его подчиненные. – Бойцам-пограничникам – в машину. Товарищ лейтенант, можете пистолет подобрать. – Казанцев, что здесь происходит? Федор сжато, без деталей, пояснил. Под арку вошел, обтирая лысину платком, майор инженерных войск.

Конец ознакомительного фрагмента.