Шрифт:
Где-то к полудню, когда играл в шахматы с Серёгой Чаном у них на крыльце, на Гоголя, рядом с колонкой, чувствую, что звуки разговора как-то очень издалека доходят и толком уже не врубаюсь что конкретно мне говорят.
Вобщем, вернулся к себе на дачную полку и – заснул.
А когда встал – светло, пошёл в хату – на ходиках пять часов, но в календаре уже другой день.
Я проспал больше суток?
Все смеются, говорят:
– Да! Здоров ты спать!
Потом оказалось, что дядя Толик придумал оторвать сегодняшний листок календаря.
Вобщем, кролики у нас тоже совсем недолго продержались.
В то воскресенье я опять поехал на Сейм велосипедом, но уже один.
Знакомая дорога промёлькивает под спицами быстрей, тем более, что ехал я совсем налегке – Сашка с Наташкой тоже собирались приехать на сеймовской пляж двухчасовой электричкой. Вот и привезут мне чего-нибудь пожевать.
Откуда мне было знать, что от велопробега и купаний так сильно есть захочется. Аж живот подвело. И я уже видеть не мог, как пляжники созывают друг друга, усаживаются в кружок на разостланных по песку одеялах-покрывалах и начинают уминать свои вкуснятины.
Долго ещё?
И я навострял уши, когда в разных концах пляжа разные приёмники, настроенные на один и тот же «Маяк», начинали объявлять одно и то же точное время после шестого сигнала «пиии!»
Наконец, по мосту через Сейм прогрохотала двухчасовая электричка на Хутор Михайловский.
От сосновой рощи за полем показались группки пешеходов. Но ни в первой волне вновь прибывших, ни в последующих сестра с братом не появились.
Что за дела? Договаривались же – буду ждать их на пляже. Жрать охота.
Тут ко мне подошёл Саша Плаксин, он тоже жил на углу Гоголя, напротив колонки.
Наташа сказала ему передать мне, что они не приедут, потому что мы идём на день рожденья к дяде Ваде и мне надо приехать прямиком к нему.
– Всё? Больше ничего не передавала?
– Нет.
Ну, правильно – зачем набивать желудок, когда идёшь на день рожденья.
И я поехал обратно с желудком прилипшим к хребту.
Знакомая дорога уже не казалась такой короткой. Педали отяжелели и я уже не спринтовал, а крутил их с заметной натугой, под крутившуюся в уме заунывную песню разбойников из кинофильма «Морозко»:
– Ох, и голодно нам…
Ох, и холодно нам…
Лес кончился, пошла тропа вдоль железнодорожной насыпи, а впереди ещё больше половины пути.
До чего, всё-таки жрать хочется…
Когда показался большой щит на въезде в город с надписью «Ласкаво просимо!», я почувствовал, что дальше не могу и свернул в заросшую травой канаву, что тянулась к лесополосе.
И по всей канаве ни одной былинки из тех, что мы когда-то показывали друг другу на Объекте.
Всё только лишь спарыш да такие же несъедобные одуванчики.
Ещё эти вот, с метёлочками наверху.
Я вытаскиваю их верхушки и жую мягкую часть стебелька. Нет, это не еда…
И ещё малость полежав в канаве, я еду к дяде Ваде домой.
Там я оказался самым первым из гостей.
До этого летнего дня я нос воротил от сала, и мама мне говорила:
– Может тебе марципанов на блюдечке?
Но после него знаю – нет ничего вкуснее ломтя сала на краюхе чёрного хлеба.
( …кому-то не кошерно? Ну, и ладненько! Мне больше достанется!..)
В июле мы – брат с сестрой и я – поехали в военно-патриотический лагерь в городе Щорс. Путёвки предложили в школе, совсем недорого.
Пришлось мне опять одевать пионерский галстук.
Щорс стоит в стороне от магистралей, поэтому туда надо ехать на дизельном поезде часа четыре.
Там нас ждала обычная пионерлагерная рутина: мёртвый час после обеда, редкие выходы через город к речке– купаться возле железнодорожного моста.
Хорошо, хоть библиотека есть.
Правда, случился один необычный день.
После подъёма в столовой собрались одни только ребята. Старшая пионервожатая объявила, что наших девочек похитили, после завтрака идём их искать.
Ну, прямо как в детстве; казаки-разбойники. Отыщем полонянок по стрелам на песке лесных тропинок.
Там, где лес кончился и пошли ровные ряды сосновых лесопосадок, дорога вывела на перекрёсток. Куда теперь?
Мы разделились на поисковые группы.