То, что мы видим – реальность?
Рассказ был опубликован в журнале «Фантаст», 2001, № 3.
На окраине гигантского мегаполиса, внутри по всем параметрам средней двухкомнатной квартиры, посреди большой прямоугольной комнаты плакал девятилетний мальчик.
Плакал оттого что боялся. Беззвучно, только слезы ручейками стекали по закрывающим глаза ладошкам. А между пальцами он оставил маленькие щелочки. Чтобы подглядывать.
Сейчас в щелочку были видны только напряженные мамины губы, которые уверенно говорили:
– Естественно, показалось! Ты же был спросонок, не умывался даже. Вот и померещилось с сонных глаз. А может, сон на ходу досматривал. Что тебе снилось, помнишь?
– Не-ет! – он мотнул головой; в щелочке между пальцами промелькнули озабоченно приподнятые брови отца и обвисший седой чуб деда.
– Точно, сон. Это все из-за твоих ужастиков! – губы матери ушли в сторону, когда она взглянула на отца, на их месте возник кусочек щеки и мочка уха с маленькой золотой сережкой. – Что вы там смотрели позавчера? Ночь мертвых мертвецов?
– Живых, – поправил отец.
– Ох уж этот ваш видик! Вот раньше было хорошо: маленький черно-белый телевизор, всего три канала и по всем – программа «Время»! И спали спокойно и просыпались без слез.
– Какое там! – впервые за утро подал голос дед. – Один канал, и тот только с семи вечера!
– Зато фильмы какие были! «Весна на Заречной улице», «Три тополя на Плющихе», «Завтрак тракториста»…
– Это не фильм, а картина, – заметил дедушка, хотя, как правило, именно он все фильмы называл «картинами».
«Если не название рыбных консервов», – саркастически подумал папа и сказал вслух:
– Да при чем здесь эти фильмы…
Мальчик согласно кивнул. Ни в одном, даже в самом страшном фильме он не видел такого.
– Ну, хочешь, мы устроим проверку? – предложила мама. – Это ведь несложно! Давай, ты сейчас резко откроешь глаза и еще раз посмотришь на деда. Или на меня. Или на папу…
– Они и так открыты, – признался мальчик.
В щелочке между средним и указательным пальцами возник улыбающийся мамин глаз.
– Подсматриваешь? Хи-итренький!
– …Только все равно ничего бы не получилось. Это как… – когда вам всего девять лет, образные сравнения даются вам не так уж легко, – как лампочка в холодильнике! Пока холодильник закрыт, лампочка не светит. Только увидеть этого нельзя, потому что когда открывается дверца, лампочка уже горит. И это неправда, что она включается одновременно с открыванием двери! Она зажигается заранее, потому что знает, что кто-то собирается открыть дверь. Вы тоже… знаете. Еще за секунду раньше, чем я открою глаза или просто обернусь в вашу сторону – вы уже знаете… И успеваете превратиться обратно.
«Вот это теория! – с невольным восхищением подумал папа. – И ведь, что самое интересное, практически неопровержимая…»
А мама, которой, по большому счету, не было дела ни до каких теорий, за исключением тех, что обещали «быстрое снижение веса без диеты и изнурительных нагрузок», лишь беззаботно рассмеялась в ответ.
– Ну так не открывай глаза! Просто потрогай на ощупь. Вот сейчас подойди к деду и потрогай.
– И то правда, Андрейка, потрогай! – седые усы изогнулись в улыбке.
Мальчик вспомнил, как час назад эти самые усы, отраженные в двух зеркальных поверхностях, точно так же изгибались, обнажая совершенно белые десны с криво торчащими из них черными, уродливыми зубами – и отчаянно замотал головой.
– Нет, его не буду!
Дед сокрушенно вздохнул.
– А меня? – ласково спросила мама, придвигаясь ближе.
– Тебя?.. – мальчик задумался. – Буду…
– Потрогай, не бойся…
Он зажмурил глаза, она отняла левую руку от его лица и приложила к своему.
– Вот лоб, вот глаза, вот щеки, чувствуешь?.. А губы… разве это мертвые губы? – она нежно поцеловала его соленую от слез ладонь. – Разве я похожа на мертвую?
– Не-ет, – мальчик готов был расплакаться снова, от облегчения. – Не похожа…
А папа мягко, поскольку про себя, возразил: «Разве что когда возвращаешься домой в пятницу вечером, рухаешь на диван и говоришь, что на работе был полный аврал».
– Вот видишь, тебе просто показалось…
– Да не все так просто! – не выдержал отец. – Хотя тоже вполне объяснимо.
Он опустился на ковер рядом с мальчиком. Теперь уже большая часть семьи собралась здесь; не хватало только уехавшей на рынок бабушки и деда, который продолжал сидеть на своем стуле, отгородившись от остальных полированной столешницей, как подсудимый на заседании суда отгораживается от всего мира решеткой металлической клетки.
– Ты солипсист, Андрей! – сказал папа. – Есть такое направление в философии, солипсизм. Его приверженцы утверждают, что окружающий нас мир существует лишь постольку, поскольку мы его воспринимаем: видим, слышим, чувствуем. А та его часть, которая в данный момент остается вне зоны действия наших органов чувств – фрагмент комнаты за нашей спиной, машина на улице, до тех пор, пока мы не слышим шум от ее движения – эта часть реальности как бы и не существует. Она остается за кадром и ждет того момента, когда мы обратим на нее свое внимание. Тогда и только тогда она возникнет, начнет существовать, – отец улыбнулся. – Не зря говорят, что дети – замечательные солипсисты. Ты – не исключение, Андрей, только твой солипсизм почему-то любопытным образом перемешался с изрядной долей танатофобии, страха перед смертью. Тоже, в принципе, естественной в твоем возрасте, когда ребенок впервые постигает, что такое смерть, и начинает примерять это понятие к себе, к своим близким… Кстати, у кого-нибудь из твоих одноклассников недавно умирал кто-то из родственников?