– Сбилась, милок, сбилась с ножек как есть.

– Вот. Слышите? Тут всякое причудится.

– Да что ж причудится, милок? – не унималась старушка.

– Ну мы пойдём, – доктор нагнулся над своим чемоданом, засобирался, а Донскову опять шепнул: – Вы её всё же послушайте. Может, для вас это интерес и представляет. Но я не стал бы доверять таким фантазиям. Ей бы тоже выспаться как следует. Вы поинтересуйтесь, у них вся квартира в иконах, церкви не надо. Тут голова сама кругом идёт. Да ещё покойник. Выяснили, отчего муж скончался?

Донсков только закашлялся.

– Ну, ну, – понимающе закивал доктор. – Ладно, звоните если что.

– А эта? – глянул Донсков на безмолвную, стынущую пластом Семиножкину.

– Не беспокойтесь. К утру, ну к обеду она глазки откроет, как та спящая принцесса. Если желаете, я санитарку пришлю, чтоб посидела. С бабки-то спроса никакого.

– Вот за это спасибо, – проводил его до двери Донсков. Пожал руку и соседям, не спускавшим с него глаз, вежливо отчеканил. – Всё нормально, граждане. Сами слышали, что доктор сказал. Расходитесь. До утра как раз успеете выспаться.

– А мне как же? – ткнулась к нему старушка.

– Вас Матрёной Никитичной величать? – улыбнулся ей Донсков.

– Никитична, батюшка, Никитична, – поклонилась та.

– А мы с вами немножко покалякаем, не возражаете?

– Да куда же я? Я здесь теперь вроде как прописалась.

– Ночевать здесь оставались? – пододвинул ей стульчик капитан. – А может, на кухню пойдём. Раз уж вы здесь, так сказать, за хозяйку остались, угостите меня чайком. Мы с вами, как два домовых.

– Господь с тобой! Чего говоришь-то? – всполошилась старушка, прогневавшись от его слов. – Грех так на себя! Неверующий небось?

– Как же? Мы веруем, – засмеялся Донсков. – В своё только.

– Вот, вот. К чему домовых-то приплёл?

– Суровые вы, Матрёна Никитична, – повинился капитан.

– Да будешь с вами, – не смирилась старушка, наливая ему чай. – Доктора того тоже чаем угощала, пока вы не приехали, а он про меня вона что наплёл!

– А вы, значит, слыхали?

– Не глуха, батюшка, не глуха. Да и не слепа, как он тебе обо мне размалевал.

«А бабка-то не из простых, – смекнул Донсков, – вон как её распирает от возмущения, надо послушать её, чем чёрт не шутит…»

– Да, доктор вроде ничего особенного и не сказал, – подзадорил он старушку. – Так. Поспать вам пожелал. От бессонницы-то, говорил, видения разные бывают, галлюцинации по-научному.

– Я не в том возрасте, батюшка, чтоб из меня дурочку строить. Грех на душу не приму. Ему сказала и вам повторю. Видала я его собственными глазами.

– Это кого же?

– Я за стенкой проживаю. Чуть шорох какой, у меня всё слыхать. Дверь за Аркадием Викентьевичем закрылась. Я прилегла.

– Это кто такой?

– Знакомый покойного Дмитрия Филаретовича. Ну и, конечно, Серафимушки. Он к ней даже чаще заглядывал в бытность-то ещё мужа. Тот на выставку, ещё куда, а они, как голубки… Но ничего лишнего не скажу, не видела.

– Значит, Серафиму Илларионовну проведывал? – поторопил Донсков разговорившуюся старушку.

– Ну уж не знаю. В мудрёные игры они с Дмитрием Филаретовичем баловались, в шахматы.

– А вы легли, как Дзикановский ушёл?

– Ну какой там сон, – пожаловалась старушка. – Я, батюшка, двое суток ни в одном глазу. Она, Серафимушка, ключом своим от двери меня наградила, вот я и бегала, как бы с ней самой что не случилось.

«Прав был док, – начал злиться Донсков, прихлёбывая чай, – болтлива старушка, она, если не перебивать, до утра не кончит».

– Вот и мотылялась из одной комнатки в другую. И котёнок за мной, ему спать не даю.

– А?.. – заикнулся было Донсков, не вытерпев.

– А за полночь уже, – глянула на него старушка и пригнулась, даже зажмурившись, – учуяла я шаги у Серафимушки за стенкой. Я не спугнулась сначала, поднялась, думаю, Серафимушка моя, а и то, сколько ей лежать можно? Но что-то поздно уж.

Старушка на Донскова заговорщицки зыркнула одним глазком:

– У них упало вроде и опять шаги. Да не лёгкие, женские, я уж их изучила, что Серафимушки, что покойника. Эти чужие! Грозные! Да тяжёлые!

Донсков только языком цыкнул.

– Я ухом к стенке и припала. А шаги – чую, как есть чужие. Меня всю страхом так и прошибло: как же я прошляпила! Не слышала, как к ней гости ночные нагрянули! А там уже двигать что-то начали, похоже, как стулья, и упало опять что-то. Я уж теперь думаю, впотьмах он там шастал. Искал что-то. Поэтому и ронял.