Когда я хоронил дедушку (лет пять назад), его тело оказалось чудовищно, невероятно тяжелым. Мы с папой взялись за рукоятки похоронных носилок — каждый со своей стороны, — приподняли и — едва не уронили…

Люди такими тяжелыми не бывают.

Однажды по большому секрету я рассказал бабушке о том, что ее муж прибыл из космоса. В конце концов, тайны существуют для того, чтобы доверять их надежным, проверенным людям. Бабушка покачала головой и укоризненно посмотрела на меня.

Не веришь? Пойдем, я покажу тебе!

Дедушка смотрел телевизор. Я подкрался к нему сзади, бабушка остановилась в дверях. Я легонько придавил пальцем пятнышко на его затылке.

Он остался сидеть как сидел — неподвижно уставясь в экран. Бабушка молча наблюдала за нами. Я обернулся к ней: ну что! видишь?

Встал между дедушкой и телевизором. Помахал рукой перед его носом.

Смотри, я его выключил!

Бабушка молчала.

Подошел и подергал ее за рукав. Заглянул в глаза.

Она не двигалась. Не дышала. Глаза смотрели в одну точку.

Бабушка!

Она не ответила.

На ватных, подгибающихся ногах я поплелся в спальню и прикрыл за собой дверь. Забрался под кровать. Хотел было заплакать, но не мог: разинув рот — как рыба — я захлебывался, глотая пыльный колючий воздух. Мне было очень страшно.

Дверь отворилась, меня — маленького, скорчившегося в три погибели — выволокли на свет.

Что ты, глупенький! Это всего лишь родинка. Родинка! Мы пошутили. Не бойся.

Я наконец расплакался — горько, тоскливо, навзрыд.

Старый мудак, сказала бабушка.

Ты тоже хороша, спокойно ответил дедушка.

Я плакал и все никак не мог остановиться.

Ничего страшного, сказал дедушка. Ему это пойдет на пользу.

Что пойдет на пользу? Идиот! — закричала бабушка.

Но он оказался прав: мне это и в самом деле пошло на пользу.

С тех пор я знаю, что вещи никогда не бывают такими, какими кажутся на первый взгляд.

Этой историей я обязан Шаю Бен-Порату, израильскому издателю и поэту. Мы обедали в «Ар-Кафе» на бульваре Ротшильд и говорили о литературе беспокойного присутствия. Я отстаивал прагматичную точку зрения, заимствованную у китайских алхимиков, которую можно свести к тезису о балансе сил в организме (по случаю бегло пересказал даосскую теорию "трех трупов"). Шай высказался в том духе, что, мол, в готических рассказах нас привлекает не ужасное как прекрасное само по себе, но та степень свободы, которая появляется в результате последующего «прорыва», не сам страх, но то, что "вокруг страха". Выход (пусть даже опосредованный, понарошку) за пределы безопасного пространства на время расширяет действительные границы пространства — видимого и осязаемого.

Я задумался над сказанным и в конце концов попросил привести пример, чтобы окончательно понять, что он имеет в виду.

— Посмотрите на нее, — ответил Шай, указывая взглядом в сторону симпатичной секретарши, делившей столик с немолодым бизнесменом в очках, смутно напоминающим актера Ника Нолте (судя по всему, он был ее боссом), — и представьте, что за фасадом кукольной внешности скрывается чудовище.

— С легкостью, — ответил я не задумываясь.

Шай бросил на меня взгляд, полный лукавой иронии, поправил очки (жест характерный для него, на мгновение сообщающий физиономии удивительно трогательное выражение) и продолжил:

— Однажды она появилась в приемной частной адвокатской конторы и предложила свои услуги в качестве секретарши. На самом же деле ее интересовал хозяин — преуспевающий адвокат. Она намерена его погубить.

Девушка, о которой шла речь, наклонилась к «адвокату», — на мой взгляд, слишком низко, чтобы придерживаться прежнего мнения о природе их отношений. Тем не менее я решил поддержать игру:

— Тут требуется пояснение: скажем, предыдущая секретарша за несколько дней до этого умерла при таинственных обстоятельствах…

— Вы предпочитаете легкие пути, Дмитрий.

— И кстати, должна быть какая-то разумная причина…

— Причина?

— Она решила его погубить, но почему?

Шай сокрушенно покачал головой:

— "Почему?" — неуместный вопрос, коль скоро речь идет о монстрах: мы не знаем, почему чудовище действует так или иначе, ведь его действия не подчиняются законам логики. Как только поймете, что речь идет не о человеке, подобные вопросы перестанут вас волновать. Обратите внимание: с каким аппетитом она ест, как облизывает губы, глядя на партнера. Разве мы способны понять природу поступков этого существа?

В это мгновение секретарша оторвалась от тарелки, подняла голову и в упор взглянула на моего собеседника. Ее взгляд был совершенно осмысленным, неожиданно жестким и насмешливым, словно она слышала наш разговор с самого начала и теперь, глядя на моего оппонента, перебирала в уме способы умерщвления издателей. Я, откровенно говоря, несколько опешил, но Шай как ни в чем не бывало продолжал:

— В первые же дни ей с легкостью удалось соблазнить своего работодателя, и теперь она медленно — по капле — выпивает его жизнь. В течение года этот человек состарится так, что друзья перестанут его узнавать на улице, а еще через год он умрет от какой-нибудь распространенной болезни — от рака, например. Что вы об этом думаете?