— Ну, договаривай, договаривай, Миллард.

— Прямо скажем, подсократить их количество. Ведь вы прекрасно ведаете, что последние десятилетия они плодились гораздо более интенсивно, чем белые. Мы с вами теперь входим в меньшинство. Кстати, это касается и проблемы перевыборов на второй срок.

— Миллард, честно тебе скажу, сейчас последнее стало меня весьма мало беспокоить. Слишком много волнений доставляют другие поводы. Дотянуть бы этот срок.

— Ну а касательно основной темы разговора, господин президент?

— Предлагаешь развязать руки армии?

— Тут развязыванием не обойдется. Здесь нужны прямые указания.

— Господин Ладлоу, я лично таких указаний давать не буду. Но мысль может быть и дельная. Благодарствую. Что ж, посоветуемся с нашими спецами. Прикинем. А насчет развязывания рук… Видишь, Миллард, наш министр обороны хочет пока ограничиться Национальной гвардией. Толку от нее в таком деле, думаю, немного. Но пусть поломает зубы. И пусть обожжется. И если исходить из плана «Ковчег», то, конечно, надо использовать повод. Придется, разумеется, переставить между собой какие-то подпункты. Что ж, бывает. Подумаешь, вначале наведем порядок в стране, а уже потом в мире. Кстати, тогда нас там начнут лучше понимать, в нужном нам ракурсе. И оправдание! Не эгоизм какой-то американский, а обстоятельства довели. Случается, куда денешься. Так вот, если исходить из такого плана, тогда пусть беспорядок на юге растет, пусть эти «южане» подумают, что взяли быка за рога, так что ли?

— Да, господин президент. И тогда пусть там, на юге, вообще творится черт знает что. Потом натравим прессу, покажем крупным планом какие-нибудь зверства «черных». Я думаю, если покопать, такие найдутся. И когда после откатившейся гвардии за дело возьмутся военные профи, дело пойдет как надо.

— Мысли читаешь, господин советник по национальной безопасности. Однако это все покуда чистая теория. В действительности все эти процессы на юге не по плану, ой как не по плану.

— Согласен с вами полностью, господин президент.

— Это хорошо, что согласен. В общем, мило мы с тобой побеседовали.

И может быть, по умно продуманным размышлениям и не надо радоваться пересечениям жизни с сослуживцами в специфических условиях тюрьмы, но ведь не в твоих возможностях уклониться от действа. Да и не радоваться тоже не в твоей воле. Ведь приятно, по сути, уже от того, что твои бывшие подчиненные и соратники просто-напросто живы. Конечно, неизвестно, что и как там впереди; судя по происходящей вокруг преднамеренности, ничего особо хорошего не предвидится. Разве что смена декораций — переезд из одной тюрьмы в другую? Ну и кто знает, вдруг к пенсионному возрасту тебя, за доблестное многолетнее сотрудничество в разоблачении геополитических планов Московии, решат выпустить на волю и даже узаконят твое пребывание в раскинутом вокруг штате Луизиана? Ничто не исключено. Тем более тот следователь, что играет роль «доброго», усиленно намекает на подобные перспективы.

— Вы же специалист, господин Минаков, правильно? Специалист по ведению войны. Почему бы вам не подумать о служении настоящей демократии, а не азиатскому тоталитаризму? Я, конечно, не командую штурмовой ротой — мы тут, как видите, заняты более специфической службой, — но думаю, в связи с последними общемировыми событиями, нашей армии наверняка требуются люди, подобные вам. Платят там не меньше, чем вы получали от своих африканских хозяев. Ну а о ваших русских начальниках и говорить не стоит. Ведь они пальцем не пошевелили, дабы вас выручить. Да, скажу вам по секрету, это они же вас и подставили. Продали.

Ясно, что «добрый» дознаватель врет, причем не слишком умело. Но ведь не просто так. Наверняка это только часть большого плана психообработки. Предусмотренное загодя «покалывание» каких-то узлов в нашем большом, выращенном природой мозге. Дабы потом, через еще сколько-то глубоко либо мелко колющих шагов, сломать какую-то очередную пружину сопротивления. А главное, когда с тобой вот так «по-доброму», после спецлампы в глаза, разговаривают, начинает подмывать спросить что-нибудь действительно нужное. Не им, тебе самому для личного потребления. Вот, например, где находится Лиза Королева? Ведь большинство из попавшихся тогда в ловушку плена ты уже встречал, знаешь, что живы, а вот ее или же кого-то, кто видел ее…

Вдруг вот прямо сейчас возьмут да ответят. Но ведь спрашивать такое ни в коем случае нельзя. Это дополнительная шпора для давления на тебя. И вполне может быть, на нее тоже. Ведь исходя из обычной логики, ясно, что ни ее, ни ее подруг никто на волю не отпустил. Очень может быть, что Лиза содержится в этой же тюрьме. Хотя так же вероятно, что где-нибудь в еще более специализированном заведении. Именно это предположение больше похоже на правду, ибо многих сослуживцев Герман Минаков с того времени наблюдал, со многими обнимался, а вот с кем-либо из ударной команды хакеров так и не свиделся. А что мешало местным следователям-экспериментаторам обеспечить подобное пересечение? Вдруг снова всплыли бы какие-то экзотические нюансы общения? Ведь, например, увиделся же Минаков с малознакомым, но хорошо запоминающимся из-за богатырской фигуры подводником Румянцевым. Ясно, что наблюдателям та встреча в общей камере мало что дала, если только не подтверждение их малой привязанности друг к другу. Но ведь пересечение их жизненных нитей все-таки организовали, так?

И значит, остаешься ты в неведении не только в отношении своей собственной судьбы, но даже теперешнего жития Елизаветы Королевой.

Большую многонациональную страну главное качнуть, а уж потом она затрясется сама собой; вниз сыпанет блестящий ворох посуды — вроде аккуратно натертые полотенцем и устойчивые фарфорово-предсказуемые судьбы. Они будут биться в клочья, разваливаться вывернутой напоказ калейдоскопной мишурой, а сверху будут обрываться новые и новые ярусы.