— Найдем

— Тогда поедем на лебердон

— Куда?

— На левый берег Дона. Там классные зоны отдыха!

— Поедем

Мишка хоть и пьяный, а мастерства, как говорят — не пропьешь!

Машину, чью то «копейку», Мишка открыл без особого труда — пилочку для чистки ногтей, взятую у своей такой же нетрезвой подруги, поджидавшей его тут же под детским грибком, просунул под резиновый уплотнитель бокового стекла — прямо над пистолетиком дверного замка. Щелчок, и дверь открылась. Потом под рулевой колонкой нащупал провода, идущие к замку зажигания, и выдернул весь пучок. Ткнул одну клемму, другую… Стартер вдруг с писком закрутился, и мотор схватил…

— Садись, Татьяна, — приоткрыл Мишка правую пассажирскую дверь…

Ехали быстро. Очень быстро. Только мотор ревел на бесконечных перегазовках, так как Мишка боялся заглохнуть без ключа, да Танька восторженно визжала и улюлюкала в свое боковое опущенное окошко, делая «нос» и строя рожи обгоняемым «волгам», «жигулятам» и «москвичам».

Приемника не было, но Мишка был сам вместо приемника — тоже орал в упоении свободой «Ай джаст колл ту сэй ай лов ю… Ту зэ боттом оф май харт…»

Мишка знал классный пляж, куда из-за удаленности от автобусной остановки не ходят простые ростовчане, но куда любят приезжать на машинах так называемые «крутые». Загонят в посадки свою колымагу, и накупавшись, милуются потом со своими кралями на задних сиденьях… И никакой милиции.

— А у меня купальника нет…

— Ну и законно! Я тоже буду без трусов.

— Фу, дурак!

— А че?

Выруливая на шоссе, Мишка прижал педаль до полика…

— Ай джаст колл ту сэй ай лов ю…

— Ой, что это было?

Глухой удар по тонкой жести жигулевского кузова, руль дернулся в Мишкиных руках…

— А-а-ат — черт! Зацепил что то…

— Может остановиться надо?

— Нет, ты че? На чужой машине?

— А что это было?

— Да не переживай, пенек какой-то зацепили…

— Пенек на дороге?

— Забудь… Ща купаться будем

В прибрежных кустах, куда лихо буксуя по песку, зарулил Мишка, помимо их угнанной «копейки», стояло еще две машины. Туфли скинули едва выйдя на пляж, и хрусткая солома прибрежного камыша приятно заколола непривычные изнеженные городом ступни…

У воды Танька стянула через голову платье, и ничем не прикрытые белые груди ее пружинно и дразняще заколыхались — бесстыдным маяком привлекая и возбуждая все мужское начало до поры скрывавшееся в уже густом сумраке, охватившем полуночный пляж.

— Эй — эй — эй, красотка! — донеслись из камыша, где стояли машины, чьи то пьяные крики.

Мишка увидал трех парней, что теперь определенно направлялись к ним с Танькой, размахивая руками и выкрикивая что — то бодрое и оскорбительное…

— С такими титьками только к нам, девушка, только к нам…

— Ка-а-ак люблю я ва-а-ас, ка-а-ак боюсь я ва-а-ас…

— Давай, греби к нам, милая, мы не обидим…

Мишка встал было в позу ширмы, расставив руки, загородил свою нагую даму от надвигающейся компании, но бескомпромиссный удар в челюсть, теперь уже можно было расценивать совершенно однозначно, как прелюдию неких определенных намерений, которые ОНИ имели относительно Мишки и Таньки. Вернее одной только Таньки…

— Катись отсюда, сопляк…

— Ка-а-а-акие сиськи! А ты не прячься. Не прячься, кра-а-са-а-авица!

Сглатывая соленую кровь, Мишка только отчетливо вспомнил вдруг, что когда открывал еще ту угнанную им «копейку» под ногами — под сиденьем водительским, видел широкую и длинную монтажку…

Он бегом, бегом, спотыкаясь и падая, путаясь в так некстати сползавших костюмных брюках, добежал до машины… Хвать! Вот она — монтажка… Меч Нибилунгов в руке Зигфрида…. И вот, он бежит назад, бежит туда, где на песке уже затеялась какая то возня в партере.

Хрясь одному по горбатой голой спине, хрясь по подставленной блоком руке…

И вдруг, такое пронизывающе — жаркое в боку… И ноги… И ноги мгновенно подкосились…

— Валим, валим, ребя!

— Порезал я его, валим теперь…

Мишка уже не слышал, как ЭТИ заводили свои «тачки», и как буксуя по песку на форсаже непрогретых моторов удирали с пляжа. Он слышал только шепот звезд, склонившихся над ним — прощальным кортежем выстраивавших его душе небесный коридор.

…………………………………………………………………………………………..

— Хорошо, что эта — девчушка его не бросила, а то бы никакая реанимация не спасла.

— Да, это она на дороге автобус остановила, а там уже потом «скорую» вызвали.

— А что с угоном этим?

Сколько деликатных и неделикатных персональных дел доводилось разбирать Константину Григорьевичу за годы работы в горкоме. И скольких солидных мужиков повидал он в своем кабинете, которых прошибала самая натуральная бабская слеза, когда дело касалось детей, угодивших, в ту или иную житейскую хреновину. И разве мог он предположить, что вот так предательски будет дрожать у него губа, когда он будет спрашивать про своего — «а что с его уголовным делом»… Большие детки — большие бедки — так баба Клава — покойница говорила.