– Угу. Хорошо, мам. – Как-то чересчур быстро согласилась дочка, но Лариса как-то и не обратила на это внимания, поднявшись и, стараясь держать равновесие при разгулявшейся на море качке, направилась к корме.

– Привет. Я – Лариса. – Представилась Лара и кивнула на свободное сиденье.
– Можно присесть?

Женщина подняла на Лару покрасневшие от слез глаза и кивнула.

– Да, конечно… - борясь с всхлипами, ответила она.

– Нам повезло…

– Что? – не поняла та.

– Я говорю, что нам повезло… Выжить в этом кошмаре не каждому удалось

– Да… Мало кому… очень мало.

Женщина отвечала как-то механически, словно на автомате, снова опустив глаза и теребя заусеницу на ногте. И не то чтобы Ларисе хотелось ее расшевелить, просто именно в этой скукоженной и сжавшейся женщине, она увидела зеркальное отражение самой себя. Это было так сложно объяснить, но жизнь, которая была больше борьбой за выживание, нарастила на ней такие непробиваемые колючки, что даже сошедший с ума мир не сумел ее сломить. А с другим характером одинокой женщине с ребенком было сложно пробиться. За эти годы она привыкла бороться и идти к своей цели, хорошо орудуя локтями.

А эта… Удивительно, что она вообще умудрилась выжить. Лара знала такой тип людей – чем барахтаться, они, привыкшие плыть по течению, скорее сложат лапки и пойдут на дно.

– Мы счастливчики, - дружелюбно усмехнулась Лариса.

– Да уж… - согласилась женщина, которая так и не представилась в ответ.

– Ну чего ты так расклеилась, мать? – не теряя времени перешла на «ты» Лара. – Ты жива-здорова, молода… Вот сколько тебе лет?

Женщина снова подняла взгляд и, не понимая, к чему был задан этот вопрос, все же ответила:

– Тридцать. В мае исполнится.

– Серьезно? – искренне удивилась Лариса, потому как собеседнице можно было дать все сорок, а то и сорок пять – неухоженное лицо, опухшее от слез и мешки под глазами «съели» добрый десяток лет. – Ну надо же…

Лара закусила губу, подумав, что в свои тридцать два она выглядит намного моложе своих лет. Конечно, за студентку ее никто не принимает, но больше двадцати семи редко кто мог дать. Все же забота о коже, правильное питание и занятия спортом давали о себе знать. И было как-то странно видеть женщину, которая была по возрасту моложе ее, а по виду чуть ли ей в матери не годилась. Как так можно не любить себя, Лара не знала.

Реплику Ларисы собеседница пропустила мимо ушей, то ли не поняв ее подоплеки, то ли проигнорировав, но Лара продолжила.

– Всего лишь тридцать! Молодая же совсем! Радоваться жизни надо, а ты сидишь … вот такая вся. Ну как так можно?

– Да какое тут радоваться! – внезапно вспыхнула собеседница, впервые показав хоть какую-то толику эмоций. – У меня же там свекровь парализованная осталась. Грех-то такой! Я не хотела идти, когда узнала, что ее спасти не удастся… Да и кто ее будет спасать, когда эти одержимые словно из всех щелей повылазили? Но она заставила меня уйти… Иначе, сказала, что проклянет! И я ушла… бросила ее там, - женщина вдруг снова поникла и разрыдалась, тогда как Лариса застыла в полном недоумении.

Ее отношения с бывшей свекровью не заладились буквально с первых дней семейной жизни, та невзлюбила Ларису, считая, что она недостойна ее золотого мальчика, а Лара искреннее не понимала, почему к ней такое отношение. И ладно бы муж ее поддерживал, это бы придало ей силы снова и снова пытаться наладить мосты с новой мамой. Но тот оказался на редкость послушным сыном, и с чуть ли не открытым ртом внимал всему, что скажет мама. А мама говорила немало… В общем, Ларисе хватило два года семейной жизни. Чтобы понять, что пусть лучше она одна тянет ребенка, чем быть вечно виноватой во всем, что происходило вокруг. И это была отнюдь не метафора. Доходило уже до того, что. Если ее муж грубил матери, то виновата все равно была Лара, так как либо что-то ему нашептала, либо не развеселила сыночку. Последней каплей, которая переполнила чашу терпения Ларисы, оказались слухи о том, что Алька – нагулянный ребенок. Лара могла вытерпеть все, что угодно, но не покушение на свою честь.

В общем, состоялся скандал с последующим разводом и переездом Лары и тогда годовалой Альки в комнату в общежитии, которую с трудом удалось выбить, всучив коменданту в качестве взятки практически все деньги, что были у Ларисы в наличии. И самое характерное было то, что после развода ни свекровь, ни ее сын, бывший муж Ларисы, не проявили никакого интереса к внучке, да и Лара настаивать и навязываться не стала. Хотя иногда, когда становилось совсем худо на душе, ее так и подмывало как можно сильнее насолить бывшему, подать на алименты или заявление о лишении родительских прав, но разум подсказывал, что ничего хорошего из этого не выйдет. А Алька… сама потом разберется, общаться или нет с отцом.

Поэтому Ларисе не совсем была понятна такая привязанность собеседницы к по сути чужому ей человеку.

– Ну осталась бы ты там, и что дальше? Померла бы рядом с ней. И кому бы от того было лучше, подумай…

– Да, - замолчав на секунду, вдруг согласилась женщина, быстро-быстро перекрестившись, что не укрылось от Ларисы. – Но все равно… я себе никогда не прощу своей слабости.

– Ну, ты можешь помнить эту свою слабость хоть до конца жизни. Лишь бы этот конец не пришел так быстро. А ты, коль человек верующий, как я заметила, лучше бы поблагодарила свою свекровь за тот шанс, что она тебе дала. Помолись за нее и скажи спасибо за то, что человек превозмог свой эгоизм, тем самым спас тебя. Так что на все нужно смотреть с разных сторон. Ладно, мне надо возвращаться, а то моя дочка вон уже терроризирует военных.