Отец Филип стоял у дверей храма, скрестив руки на груди и позволив ветру терзать сутану. В кулаке он зажал распятие. Он думал о своём плане привести девочку в храм, а там будь, что будет. Хотя, что может случиться? Либо она войдёт внутрь, либо нет. А если войдёт? Как она себя поведёт? В семинарии учат, что нечистый в церковь не сможет вступить, но кто его знает, как на самом деле.

Ты сомневаешься. В первую очередь в себе. А не должен бы. Бог с тобой — он твоя защита и опора, так будь смел и уверен.

Ветер подул сильнее и ударил в лицо священнику, словно влепил пощёчину, звонкую и отрезвляющую. Выдохнув, он сделал шаг — первый. За ним второй. И вот он уже идёт за ней.

Пройдя мимо дома старосты, мимо жителей, он быстро пришёл куда хотел. Девочка стояла на пороге дома — она ждала его. Мило улыбаясь, она подошла к нему, взяла за руку, поглядела ему в глаза и потянула его от дома.

— Куда мы сегодня пойдём? Быть может, направимся в наш храм?

У отца Филипа сердце упало из груди куда-то вниз и в панике застучало чаще. Откуда она знает? Или совпадение?

— Ну, раз хочешь, то идём. Он ведь не заперт? — Он не заперт — он проверял это утром.

— Открыт. Хоть священника и нет, но все ходят туда по воскресениям. В наш храм всегда двери открыты.

— Не случались ли грабежи при таком положении дел?

— Не знаю. А что там красть? Там ничего нет — все ценности лежат у старосты.

— Ах, вот оно что. — Улыбнулся монах. Он понемногу расслаблялся — дрожь в коленках прекратилась — всё-таки совпадение. Так хотелось в это верить.

Дождь вновь начался, пока они поднимались по размокшей скользкой тропе. На сей раз это был почти ливень, что весьма подгоняло их. Подбежав к храму, отец Филип перекрестился и толкнул дверь. Краем глаза он приметил, что Тереза, подобно ему, осенила себя крестным знамением и прошла в дверной проём за священником.

Внутри было тихо, если не обращать внимания на стук воды по крыше и восточной стене. Не было ощущения заброшенности: чисто, пыли нет, вётлы паутины по углам не висят, даже свечи вполне новые. Священник вертел головой, оглядывая небольшой храм. Свыше сотни человек сюда не войдут, а больше-то и не надо для Славошовице. Священник медленно шёл к алтарю, оглашая недлинный наос и боковые нефы эхом шагов. Следом тихим призраком за ним шла Тереза.

Действительно, никаких реликвий, за которые стоило бы опасаться, в храме не было. Кроме скамеек и свеч тут, пожалуй, ничего движимого и не было.

— Мне нравится здесь. — Неожиданно сказала Тереза. Отец Филип почти подскочил он неожиданности. Он обернулся на неё — девочка, как и он совсем недавно, вертела головой. — Здесь так тихо. Спокойно…

— Так и должно быть. За дверьми храма может происходить всё, что угодно, но здесь всегда спокойствие должно царить. Духовность не терпит мирской суеты.

Постояв у алтаря немного, они присели на ближайшую скамью. Сидели в тишине, погрузившись в свои мысли. Иногда она нарушалась лишь ударами ветра о стены и шумом дождя, но это всё было там, за гранью — снаружи.

Тереза покачивала свисавшими ногами, пребывая где-то совсем далеко от этого места. Глядя на алтарь, она словно смотрела сквозь него, куда-то в неведомую даль. Туда, где нет ни дождя, ни ветра — спокойствие и умиротворение. Быть может, она смотрела на Рай.

На лице её промелькнула едва заметная тень улыбки. Она наклонила голову, не отрывая взора от алтаря, или на что она там смотрела. Улыбка становилась всё яснее на лице. Глаза сужались. И вот тот самый взгляд, который священник уже видел — тот самый, которого он так испугался. Тереза засмеялась, сначала тихо — одним дыханием. Ощущение, что перед ней разворачивались какие-то события, над которыми не грех в голос посмеяться, но только ничего этого не было. Она по-прежнему смотрела в сторону алтаря.

— Тереза? — Осторожно произнёс отец Филип. Она не реагировала. Она продолжала смеяться, уже прочти в голос. Священник потянулся к ней, чтобы коснуться плеча, как вдруг она схватила его за руку и резко швырнула на пол. Сила там была явно недетская. Прокатившись по полу монах, застыл, глядя на девочку.

Тереза соскочила со скамьи, продолжая громко хохотать. Она ткнула пальцем в лежащего на полу священника, и смех её стал громче. Сердце сжалось в груди у отца Филипа. Смех отражался эхом и становился ещё более зловещим.

Вдруг он прекратился. Девочка наклонила голову набок и с минуту смотрела в глаза священнику. Там не было гнева, не играли огни — это были детские глаза. А вот улыбка, кривым шрамом застывшая на лице, пугала. Тереза хмыкнула, развернулась и, воспарив почти на сажень над полом, медленно опустилась на спинку скамьи. Скамья не пошатнулась, хотя должна была опрокинуться. Просто не могла не опрокинуться!

Девочка прошлась по ней сначала в одну сторону, затем обратно, не переставая глазеть на священника и криво улыбаться. Да и походка была похожа на ту, которой прогуливаются распутницы в тёмных кварталах. Похотливо подмигнув отцу Филипу, она резко остановилась.