– Тебе стало грустно?

– Можно и так сказать. – Он рассмеялся. – И поначалу Амалия всячески поддерживала меня, но потом она – совершенно неожиданно – начала отдаляться, замыкаться в себе. И однажды просто исчезла.

– Исчезла?

– Однажды вечером в Горной больнице, – кивнув, продолжил он, – она упаковала в своей комнате все вещички и ушла, никому не сказав ни слова. Я был… – Он поднял глаза к потолку. – В общем, полагаю, здесь уместно слово «опустошен», – признался он, вновь взглянув на меня. – Я искал ее, но она точно сквозь землю провалилась, и я предположил, что ее жутко напугал мой диагноз. Она не смогла справиться с ним и не решилась сказать мне это в лицо, поэтому просто ушла. Это казалось вполне в ее духе.

Надо же, я знала Амалию, но не представляла, чтобы она могла проявить такое малодушие.

– Как жестоко, – нахмурилась я.

– Да, в тот момент это казалось жестокостью, – согласился папа. – Но как бы то ни было, через пару месяцев после ее исчезновения я познакомился с Норой, – продолжил он. – Ей предложили в больнице работу фармацевта, и мы подружились. Ее ничуть не смутил мой диагноз. Фактически она занялась изобретением способов, позволявших мне справляться с неуклонно увеличивающимися ограничениями, сопровождала меня на прописанные докторами процедуры и находила обходные решения для того, чтобы я мог по-прежнему делать то, что мне хотелось или требовалось.

– Да, это очень похоже на маму. – Я улыбнулась.

– Она была изумительна. И мне определенно очень повезло, что я встретил ее, ведь я отчаянно нуждался в человеке, на которого мог бы положиться. И я полюбил ее, а уж мои родственники, естественно, прониклись к ней самыми теплыми чувствами. По их понятиям, она гораздо лучше подходила мне, к тому же, к их огромному облегчению, Амалия исчезла с моего горизонта.

– И все-таки я не могу поверить, что Амалия струсила… Ой! – До меня вдруг дошло. – Может, она была беременна?

– Да, ума у тебя не отнять, – заметил папа. – Разумеется, ты права. А я, идиот, ни о чем не догадывался. Ты сама можешь сделать заключение относительно того, почему она подумала, что ей необходимо исчезнуть. Может, ей не хотелось связывать меня с человеком, которого не одобряла моя семья, или она просто испугалась. В общем, мы с твоей мамой поженились, а потом в один прекрасный день у нас дома появилась Амалия с ребенком на руках – с тобой. Она пребывала в потрясении, столкнувшись с тем, как трудно заботиться о тебе в одиночку, без чьей-либо помощи. Твоя мама – Нора – не может иметь детей… мне кажется, ты знаешь об этом?

Я кивнула.

– И хотя меня это огорчило, я подумал, что, возможно, так даже лучше, учитывая развитие рассеянного склероза. – Опять задумчиво посмотрев на деревья за окном, он перевел взгляд на меня и улыбнулся. – Но вот появилась ты, – оживленно произнес он, – и твое появление казалось мне настоящим чудом. Понятно, что нам захотелось удочерить тебя, и Амалия, несмотря на то что очень любила тебя, с облегчением доверила тебя нам. Но нам всем хотелось, чтобы ты имела возможность общаться с ней, и поэтому она осталась жить в Моррисон-ридже. Мы подумали, что для нее лучше всего жить поблизости от тебя, и сама она, естественно, только этого и хотела, и тогда…

– Но остальным не очень-то хотелось этого, верно? – Я никак не могла забыть одного подслушанного разговора, когда два моих дядюшки рассуждали об уместности того, что Амалия живет на невольничьей делянке, поскольку она служила у них в качестве домработницы.

– Они не любили ее, называли Золушкой, – добавила я.

– О, со временем им придется полюбить ее, – уверенно произнес папа. – Твоя бабушка никогда не одобряла ее соседства, но когда-нибудь и она оценит ее по достоинству.

– Прошло уже четырнадцать лет, – заметила я. – Если она до сих пор не оценила, то, по-моему, уже никогда не оценит.

– Разве это так уж важно? Важно то, что Амалия живет рядом с тобой.

– Верно. – Я вдруг подумала о моей матери – Норе – и попыталась представить, что чувствовала бы сама, если бы по соседству жила бывшая подруга моего мужа. – И мама восприняла это нормально? – спросила я. – То, что Амалия будет жить здесь?

Папа вздохнул.

– Ну, я покривил бы против правды, сказав, что ее отношение к Амалии было лишено какой-либо напряженности, – признался он. – Уверен, что ты сама иной раз замечала это. Но для Норы ты стала единственным светом в окошке, поэтому ради тебя они с Амалией терпят друг друга.

Я опустила глаза на руки, задумавшись о том, как подробно он описывал мне свою любовь к Амалии. И как кратко упомянул о любви к матери.

– О чем ты задумалась, Молл? – спросил он.

– Ты все еще… – Я взглянула на него. – Все еще любишь ее? – спросила я. – Амалию?

– Да, я люблю ее, и всегда буду любить, – ответил он с улыбкой. – Но не думаю, что мое чувство к ней можно в полной мере назвать «любовью». – Он покачал головой. – Нет. Моя «любовь» полностью принадлежит твоей матери, и она, как ты сама могла бы сказать, совершенно замечательная, правда?