Шрифт:
–На данной скорости мы не смогли бы сесть.– Скупо ответил борт.
–Не смогли? И это ты мне говоришь? Не смогли? Сели бы еще как сели!– Бушевал Отец. Он снова, как ужаленный выскочил из-за приборной панели и заскакал по узкой спасательной посудине.– Угол вхождения помягче, и сели бы. Защитное поле на что? Не сгорели бы.
–При низком наклоне нас отбросит от планеты как бильярдный шар.– Сказал борт.– Поле здесь ни при чем.
–Ну, тогда на крутом угле бы сели,– рычал Отец.
–При вертикальной посадке борт бы разбился. Даже при исправном гравикомпенсаторе такой перегрузки шлюп не выдержит. Лобовое столкновение всегда чревато, здесь у нас не было бы шансов.
–И что ты предлагаешь, консервная банка?– Спросил с надеждой Отец.
–Борт изменил летный план, мы входим на орбиту внутренней планеты, делаем оборот вокруг нее, затем еще один оборот вокруг звезды и возвращаемся на орбиту Цватпы.
Отец встал как вкопанный. А почему бы и нет, такой алгоритм он уже встречал в базе, когда с оперативной группой рассчитывал траекторию какого-то спутника. Не обязательно же прямиком лететь к назначенной цели. Для бешеной собаки сто километров не крюк, тем более что это оправдано. Торопиться ему некуда. Съестных запасов хватает, воды– море плюс консервы и компоты, кислород натурализуется из углекислоты нормально. Можно и полетать. Он немного успокоился и упал на пол так, чтобы можно было видеть голокарту и носовой иллюминатор.
Некоторое время спустя, настигнув внутреннюю планету почти на три четверти оборота вокруг звезды от места вхождения на орбиту Цватпы, шлюп задрожал, приветствуя мелкой дрожью нового встречного.
–Здравствуй, солнце, Новый Год.– Пробурчал Отец, увидав вторую планету. Она была немного крупнее Земли, окруженная плотной грозовой атмосферой, где непрерывно полыхали молнии. Сквозь непроницаемую серую атмосферу поверхности не было видно, зато было очевидно, что на ней неуютно. Там нас не ждут, подумал Отец, и нам туда не надо.
Шлюп наклонился на борт, что у летчиков называется навалиться на крыло, и в ужасающей близости пошел вокруг нее. Атмосфера планеты приветствовала Отца слабыми всполохами молний, что стало похоже, будто атмосфера изрезана венами и синяками.
Скорость была все равно велика, хотя и удалось немного успокоить бег шлюпа. Еще один оборот! Еще один маленький оборот вокруг этой неизвестной звезды. Борт обогнул планету и пошел по кривой орбите вдоль солнца. Отец не заметил, как снова включились светофильтры, оберегая глаза измученного странника от жесткого космического облучения. Планета лениво отползла в сторону, вслед за ней и спутники. Шлюп шел вокруг красного шара бурлящей плазмы с колоссальным давлением и температурой, имя которой– Звезда. Дрожь не унималась. Теперь шлюп использовал силу притяжения светила. На карте было видно, что кораблик близко подошел к орбите первой внутренней планеты, но затем пошел по эллиптической орбите пробежал звезду, и повернулся прочь от нее на встречу к Цватпе. Вот снова шлюп пересек орбиту второй планеты, и стал приближаться к вожделенной синей планете, которая подарила вселенной разум.
Показания приборов на этот раз не были столь критическими как в первый раз при ее приближении, хотя и не укладывались в рекомендованные. Отец заставил себя пристегнуться ремнями. Можно ожидать всего, кроме мягкой посадки. Прошло много времени, прежде чем желанная голубая планета показала свое озорное лицо из черной глубины космоса. Она даже с такого расстояния была похожа на родную и обжитую матушку– старушку Землю. Такое же синее марево, кутавшее третью планету, такие– же белоснежные кружева нежной сизой дымки облаков. Те же синие-синие моря. Такие же нежные бледные круги циклонов, проносящихся над Цватпой. Материки были другие, но Отец готов ей простить это маленькое лицемерие, пусть ее.
Шлюп приближался. Цватпа росла. Отец даже забыл испугаться неизвестности и посадки, так он истосковался по своей родной планете, по живым разумным существам, которые не ругают тебя, стоит им только бросить беглый взгляд. И пусть это не Земля, пусть. Пусть там живут не гуманоиды. Пусть. Главное что она живая и теплая. Наверное, она будет приветливой, может даже ласковой, а возможно и любящей. Она по-своему прекрасна, она нежная и терпеливая, она красивая и нарядная. Еще предстоит с ней познакомиться поближе, если она его сразу не убьет.
Отец засмотрелся на незнакомую, но желанную планету, и не сразу заметил, что из-под белых облаков этого чудесного уголка вселенной к нему, превозмогая силы притяжения, несутся параллельным курсом две боевые ракеты.
Глава 5.
Странно, подумал Отец, их тысяча двадцать четыре на семьсот шестьдесят восемь. Странное это совпадение, или они помешаны на математике? Не могли бы сделать что-то традиционное. Жесткая щетина впивалась в бока, а лежать на полу было очень неуютно. Что за материал? Наверное, трава какая-то, на пластик не похожа. Точно, трава. Или кустарник выделанный, что-то вроде ивовых прутьев или луба. Что же это такое, что они совсем бессердечные? Сволочи, по-другому не скажешь.
Отец лежал на сером полу на циновке. Время от времени его уводили, но приводили снова, чтобы он мог коротать свое время на этой чертовой колючей подстилке. Количество прутьев ее давно было подсчитано. Их было тысяча двадцать четыре поперек и семьсот шестьдесят восемь вдоль. Концы взлохмачены, чтобы половичок не распадался на прутья. Около него, у стенки, ближайшей к двери, сиротливо стояла пустая деревянная миска, еда из которой давно разбежалась по углам. Миска была из легкой древесины, очень тонкая и хрупкая. Сначала отец пытался проскрести себе лаз в серой стене, подобно старому французскому графу, но миска лопалась при первом же нажатии ее на стену. Осколки тоже крошились, словно мука, при попытке использовать и эти бесславные останки в качестве орудия высвобождения. Испорченную миску ему меняли на новую, но участь последующих посудин была неизменна до тех пор, пока Отец не убедился в нерушимости желаний его тюремщиков не дать ему шанс улизнуть из этого помещения.