Она пересмотрела в Инстаграмме тысячи фотографий, сделанных этим летом в Крыму. #поповка#пляж#казантип#чёрноеморе

Это было с нею уже не в первый раз. Любовные аффекты – более или менее сильные, совсем короткие и довольно длительные, разные – сопровождали её со школы. Голубоватыми ясными зимними вечерами она ездила на троллейбусе к дому Сергея, которого любила в десятом, и могла простоять несколько часов на морозе, любуясь мягким жёлтым светом его окна. Такому восторженному чистому и светлому обожанию могли позавидовать божества на иконах. Она решала за Сергея контрольные и каждый день давала ему списывать домашнее задание. Она сочиняла стихи, которые он вписывал в открытки, предназначенные другим девушкам. Она звонила ему домой, немея от ужаса между гудками, и, не выдержав, вешала трубку, когда её снимали на другом конце… А как-то раз он обнял её, абсолютно по-дружески, без всякой задней мысли, кажется, в благодарность за очередную медвежью услугу по алгебре, прямо на школьном крыльце – это был единственный физический контакт за всё время её великой любви к нему… И яркие пятна замаячили перед глазами, как новогодние фейерверки на тёмном небе – она еле удержалась на ногах; от счастья, овладевшего ею стихийно и безраздельно, захватившего всё её существо, в тот миг она едва не лишилась рассудка.

Потом, в университете уже, был Михаил, доцент. Влюбляясь, всякий раз она впадала в совершенно особенное, отчуждённое и самобытное состояние. Она жила в такие периоды как бы параллельно реальности, думая блаженно и неистово, каждый день, с самого пробуждения до волшебно бесконтрольного мига отхода ко сну, одну лишь непрерывную мысль – о Нём. Она цепенела, когда Михаил появлялся в конце коридора, вжималась в стену, когда он проходил мимо, знала, что он берёт в буфете, какие сигареты курит, следила за ним… И едва сдала экзамен на «удовлетворительно»: у неё стыли руки, стучали зубы, она не могла смотреть ему в лицо, от него было горячо, как от солнца; отвечая на его вопросы, она забывала слова…

Мужчины менялись. Оставалось постоянным лишь её фанатичное служение возникающим чувствам, неосознанное стремление к их экстремальному обострению, к разыгрыванию в воображении величественных и шикарных драм…

Муж стал единственным мужчиной, сыгравшим значительную роль в её жизни, в которого она никогда не была влюблена ни в какой степени. Их отношения складывались рационально, чётко, спокойно. Ей с ним было очень легко. Наверное, лишь поэтому всё и получилось. Не было ни головокружений, ни предобморочных чёрных звёзд перед глазами, ни всепоглощающего ужаса, ни радости, помрачающей рассудок, просто потому, что он улыбнулся или сказал пустяковый комплемент… Не было этой непредсказуемой, как взлёты и провалы американских горок, чудовищной синусоиды эмоциональных аффектов, была ровная дорога, не сулящая никаких неожиданностей прямая…

Но другие мужчины после замужества, к сожалению, никуда не исчезают. Более того, страсть к ним приобретает заманчивый горьковато-пряный привкус трагичности.

Когда её первому сыну было от роду тринадцать дней, муж пригласил своего приятеля «взглянуть на младенца». Стоял ясный необыкновенно знойный июльский день. Небо ярко синело, рубашка на Родионе была синяя, и глаза у него тоже были синие. И эта ослепительная синева, пролившись ей в глаза, осветила всю её душу… Отчаяние необладания смешалось с экстатическим ликованием от возможности просто смотреть. Она едва смогла вздохнуть, она оказалась не в силах произнести ни слова, даже элементарно поздороваться… Муж ничего не заметил, списав её странное поведение на духоту и послеродовую слабость. Весь следующий год она непрерывно думала про Родиона, прочитала вдоль и поперёк его страничку ВКонтакте, прослушала все его сохранённые аудиозаписи; когда никто не мог видеть её, открывала его фото, разглядывала их, трепеща от своих желаний и страха перед ними; дрожала крупной дрожью, когда муж при ней разговаривал с Родионом по телефону… Она просыпалась по ночам, подолгу ворочалась, чувствуя неутолимый жар внутри, мурашки, разбегающиеся по всему телу… Силой воображения она доводила себя до штормового изнуряющего оргазма, просто представляя себе его прикосновения, объятия, поцелуи. И только после этого засыпала.

Страсть к Родиону так же внезапно улетучилась, как и вспыхнула. На семейном торжестве у каких-то общих знакомых она случайно стала свидетелем того, как её кумир ел печенье. Он пожирал его, запихивая целиком, торопливо, жадно, с совершенно неприличным воодушевлением, едва не мурлыча от наслаждения. Оно хрустело, ломалось, сыпалось у него изо рта, мелкие крошки застревали в бороде… Увиденное резко опустило её на землю грешную, божество было свергнуто, прекрасный образ и связанные с ним бесчисленные сюжеты эротических фантазий – забыты…

Потом она влюбилась в голос. Андрея ей даже не суждено было ни разу увидеть в лицо. В течении года муж общался с ним по скайпу на рабочие темы. А она сидела рядом. И ядовитый нектар вливался в неё, растворял здравый смысл, как кислота растворяет кусок натрия; она не понимала ни слова, просто упивалась, как прекрасной песней на чужом языке, этим звуком, этой неповторимой, рождающейся и умирающей каждый миг, механической вибрацией мембраны микрофона… Андрей жил в Дубне. И она под невообразимыми предлогами почти уговорила мужа поехать туда и взять её с собой, но он неожиданно перешёл на другую работу.

В Крыму отдыхали всей семьей. Она, муж, двое сыновей. Уже несколько лет подряд с нею не случалось никакого любовного наваждения, никакого приступа «паники обожания», как писала Полозкова, она думала, что возраст берёт своё и теперь она окончательно успокоилась – на исходе лета ей исполнилось тридцать…

Девушки почему-то любят фотографировать ноги. Просмотрев тысячи чужих профилей, она нашла не меньше полусотни снимков чужих ног. Отдельно. Без тела. Ног в туфлях, чулках и колготках. Голых ног…

Настал век совершенно глупых ненужных и несуразных фотографий. Снимать теперь может каждый. Не вдруг встретишь в большом городе человека без смартфона с камерой в кармане. Потому, вероятно, люди не считают нужным выбирать сюжеты для своих снимков. Они фотографируют и кидают в бездонную пропасть интернета что попало – детали интерьера, еду, посуду, повседневные покупки, вывески, рисунки пальцами на запотевших стеклах… Вряд ли в прошлом веке что-либо из этого заслужило бы придирчивое внимания объектива.