– Хочешь менять?

Я быстро закивал головой, боясь, что он передумает. Лейба открыл сундук, достал пищалку с шариком, петуха и батарейку для фонарика. Я не верил своим глазам. В моем фонарике давно кончилась батарейка. Я твердо решил, что возьму ее. Но Лейба достал еще длинную, завернутую в целлофан, конфету, увитую красными, зелеными и белыми спиралями краски и протянул мне все. Все-о! С трудом поверив, я рассовал все богатство по карманам и быстро ушел, боясь что он раздумает меняться.

После обеда через огород с бригады вернулся домой брат Алексей, которому уже исполнилось шестнадцать. Он перешел в десятый класс. Я выложил перед ним мои приобретения, рассчитывая на похвалу. Правда, от конфеты осталось меньше половины. Он долго смотрел на меня, приоткрыв рот.

– Ну я ему!
– и побежал на улицу. Там уже давным-давно было пусто.

– Ему надо запретить заезжать в село, когда взрослые на работе, - в сердцах сказал Алеша.

Все родственники и соседи в один голос утверждали, что Алеша очень умный, даже умнее меня, с чем я иногда соглашался. Но ту-ут!

– Слушай! Ты хоть отцу ничего не говори, а то он тебя научит коммерции. Коммерсант задрипанный!
– сказал, наливая борщ, Алёша.

Несколько лет спустя я уже читал, как купцы меняли у тунгусов горы пушнины на бутылку водки, как папуасы отдавали золото за нитку стеклянных бус. Я уже знал, что такое алмаз. Но я не был в обиде на Лейбу. Тогда он доставил мне столько радости!

Лейба продолжать ездить, мы продолжали ему носить старое тряпье. Появились кругленькие бумажные пистоны, затем целые бумажные ленты. Я приносил их домой и на цементном крыльце разбивал их, недавно привезенными отцом, блестящими ложками, на черенке которых было написано "нерж". Бить ложками было удобно, звук, правда, был слабоватым, но зато какой стоял запах, когда стреляли пистоны!

История развивается по спирали. Я уже успел подзабыть свои пиротехнические опыты. После того, как мой младший, тоже Женя, исколотил ложками и молотком тумбочку в прихожей, я выдворил его "стрелять" на крыльце. Однажды, поедая суп, я с неудовольствием заметил, что мою нижнюю губу что-то царапает. Повернув, с тыльной стороны ложки я увидел мелкие глубокие выбоины с острыми краями.

Позже, обедая как-то у моей мамы, я почувствовал знакомое царапанье по нижней губе. Посмотрев, я увидел знакомые выбоины.

– А когда это малый успел вам изуродовать ложку?
– Спросил я маму.

– Какой малый? Этой ложкой ты бил на крыльце пистоны. Не помнишь?
– ответила мама.

Пришлось вспомнить.

Надо сказать, что ни одна сторона не была кристально чистой в проведении коммерческих бартерных сделок. Поняв, что камни и куски металла среди тряпок не проходят благодаря бдительности Лейбы, мы, бывало наливали в рукава старой фуфайки по кружке воды, когда видели приближающуюся бестарку. Потом, когда бестарка отъезжала подальше, мы, взявшись за руки, плясали, как дикари с криками:

– Обманули Лейбу! Обманули Лейбу! ...

Мы росли. На визиты, казалось, вечного Лейбы начинали смотреть более реалистично и снисходительно. Но за нами подрастали младшие и они с нетерпением продолжали ждать заветную бестарку и бессменные позывные:

– Тгя-я-япки! ... Тгя-я-япки! ...

Время неумолимо катится только в одном направлении. Уже давно не ездит Лейба по селам. Магазины переполнены самыми разными игрушками и играми. Радиоэлектронные, с дистанционным управлением, движущиеся и летающие игрушки встречаются моими внуками до обидного равнодушно. Им не испытать того пожара в душе, который испытывал я, когда брал в руки надувную пищалку или свисток в виде глиняного петуха, которому надо дуть в хвост.

И мне жаль, что невозвратимо канул в лету маленький, старый, с белыми всклокоченными волосами гномик-чародей из самой короткой сказки, которая называется детством.

Все, что было много лет назад,

Сны цветные бережно хранят.

И порой тех снов волшебный хоровод

Взрослых в детство за руку ведет...

Н. Олев

Архипка

Нас как магнитом тянуло к маленькому подслеповатому оконцу. Оно было единственным в крохотном, почти игрушечном сарайчике, крытым почернелой дранкой. Стены сарая были грубо обмазаны глиной и оставались небелеными. Стена с окошком выходила прямо во двор Дорика Климова и одновременно служила границей между дворами.

По обе стороны сарая граница продолжалась редкими кольями забора, во всю длину проросшего густыми кустами желтой акации. Проникнуть через такой забор было весьма проблематично, однако по низу, между кольями, свободно гуляли куры и другая деревенская живность.