– Подожди-ка, Алан, – возразил Кен Долби. – Но ведь можно доказывать теории, в том числе и о Большом Взрыве, и при этом верить, что произошло любое событие по воле Господа.

Эдельштайн перевел на него взгляд своих темных глаз.

– Если теория полноценная, то есть такая, какой и должна быть, тогда Бог тут совершенно ни при чем. Он представляется пассивным наблюдателем. А кому нужен совершенно бесполезный Господь?

– Может, выскажешь свои соображения, а, Алан? – с нотками сарказма спросил Долби.

– Вне всякого сомнения, – профессионально громким голосом произнес Иннс, – мир достаточно велик, чтобы вмещать в себя и Бога, и науку.

Коркоран закатила глаза.

– Лично я против любого заявления об отношении к Богу, сделанного от имени проекта «Изабелла», – заявил Эдельштайн.

– Хватит спорить, – сказал Хазелиус. – Никаких заявлений мы делать не станем. Пусть об этом позаботятся политики.

Открылась библиотечная дверь, и в столовую вошли трое не опрошенных вчера ученых, специальные агенты Грир и Альварез и лейтенант Биа. Воцарилось молчание.

– Хотел бы поблагодарить всех за содействие, – жестко произнес Грир, держа в руке блокнот и обращаясь ко всей группе. – Мои координаты у вас есть. Если что-нибудь потребуется или вспомните какие-нибудь подробности, пожалуйста, позвоните.

– Когда будет известно, что произошло? – поинтересовался Хазелиус.

– Через два-три дня.

Снова помолчали. Хазелиус спросил:

– Можно задать несколько вопросов?

Грир перевел на него взгляд.

– В машине было оружие?

Грир замялся, но ответил:

– Да.

– Где именно?

– Рядом с водительским сиденьем.

– Насколько я понимаю, доктор Волконский сидел за рулем и получил пулю в правый висок. Правильно?

– Да.

– А окна были открыты? Хотя бы одно из них?

– Нет. Все были закрыты.

– Кондиционер в салоне был включен?

– Да.

– Двери закрыты?

– Закрыты.

– Ключ был в замке зажигания?

– Да.

– На правой руке доктора Волконского обнаружили пороховой нагар?

Непродолжительное молчание.

– Мы еще не получили результаты анализа, – сказал Грир.

– Спасибо.

Форд сразу догадался, к чему клонит Хазелиус. Грир явно тоже мгновенно понял его. Агенты и детектив удалились, и завтрак продолжился в напряженной тишине. Казалось, в воздухе висит никем не произнесенное слово «самоубийство».

Перед уходом Хазелиус встал и обвел взглядом присутствующих.

– Позвольте, я скажу несколько слов. Прекрасно понимаю, что вы потрясены. Я тоже.

Ученые заерзали на стульях. Форд посмотрел на Кейт. Она выглядела не то чтобы просто потрясенной – на ней не было лица.

– Петру из-за неполадок с «Изабеллой» пришлось особенно тяжело, – продолжил Хазелиус. – Мы все знаем почему. Для устранения проблем с программным обеспечением он прилагал нечеловеческие усилия. По-видимому, ему не хватило выдержки. Хотелось бы в память о нем прочесть несколько строк из стихотворения Китса, посвященных волшебным мгновениям открытия:

Хазелиус помолчал и взглянул на коллег.

– Как я уже говорил, любое открытие, которое имеет пусть даже небольшое значение, дается человеку ой как непросто. Всякая серьезная попытка изучить непознанное таит в себе опасность и может нанести вред – душе и телу. Вспомните первое кругосветное плавание Магеллана, экспедиции капитана Кука, программу «Аполлон» или, например, «Спейс шаттл». Вчера мы с вами, измученные суровыми условиями исследовательской работы, потеряли товарища. Лично я независимо от результатов расследования, – думаю, большинство из нас примерно знают, какими они будут, – буду всегда считать Петра героем.

Он умолк, словно преисполненный чувств, прокашлялся и продолжил:

– Следующий запуск «Изабеллы» запланирован на завтра, ровно в полдень. Каждый прекрасно знает, что должен делать. Те из нас, кто будет еще не в центре, соберутся здесь в одиннадцать тридцать и отправятся к «Изабелле» группой. В одиннадцать сорок пять двери Бункера запрут. На сей раз, господа, клянусь, каждый из нас почувствует себя Кортесом, вперяющим взор в безмерность океана.

Форда поразил его взволнованный голос – голос человека, всем сердцем верящего в победу.