Все только потрясенно провожали его взглядом.

– Та-Тайти! Ты как?! И почему здесь был Го-сан?!

Нагасэ [Инаба] подбежала к Тайти и протянула ему руку, чтобы помочь встать.

Это лицо, полное смущения и беспокойства, Тайти просто не мог видеть.

«Не хочу в такое верить». С этой мыслью Тайти пробормотал: «Поменяй Нагасэ с Инабой».

Халикакаб говорил про «в соответствии с пожеланиями», однако такого просто не должно быть. По идее. Но…

– !.. Почему я держу Тайти за руку?.. И где этот дерьмец Халикакаб?!

В [тело Инабы] перед глазами Тайти снова вернулась личность Инабы. А личность Нагасэ, по всей видимости, вернулась в [тело Нагасэ], лежащее в палате интенсивной терапии.

Все это оставалось лишь принять.

Тайти, Инаба, Кирияма и Аоки для начала убедились, что все правильно понимают ситуацию.

– Короче говоря, нас заставляют выбрать, кого убить… так? Чего он вообще добивается, этот гад!.. Это, блин… хрен знает что!.. – полным ненависти голосом выплюнула Инаба.

– Но что Иори умрет… это просто… этого не может быть… Ведь врачи… стараются изо всех сил!.. – отчаянно проговорила Кирияма.

– Вот именно… То, что сказал этот дерьмец Халикакаб, может быть просто лажей. Но может быть и правдой. К такой возможности мы должны быть готовы. Как бы жестоко это ни звучало, но это так. Если такое действительно произойдет, это будет уже необратимо. Нам остается только подчиниться… хотя это смертельно бесит.

Да, все было так, как сказала Инаба. Как бы они ни хотели сбежать, это было невозможно.

Проверить, правду или нет сказал Халикакаб, они никак не могли.

– …Чччеоооорт! Как вообще такое может быть, когда я здесь! – и Инаба со всей силы стукнула кулаком по тонкой кожаной обивке скамейки.

– Кто же умрет… кем придется пожертвовать?.. – уткнувшись лицом в ладони, пробормотал Аоки.

Допустим, слова Халикакаба – правда.

Тогда [тело Иори Нагасэ] умрет. И одновременно с этим умрет личность, душа одного из них пятерых.

Человека, желающего умереть, по крайней мере среди их пятерки не было.

Значит – им нужно обсудить, кем из них, как сказал Аоки, придется пожертвовать.

Смерть.

Это, особенно это – предельная боль. Такое даже вообразить почти невозможно.

Заставить кого-то взвалить на себя эту ношу – ни за что.

Поэтому.

– Если кто-то должен стать жертвой, пусть это буду я.

Хочу ею стать.

Позвольте мне ею стать.

– Юи… Стукни этого типа по голове как следует, – приказала Инаба.

– Слушаюсь. Со всей силы! – ответила Кирияма.

– Э, «вся сила» Юи – это жуть…

Слова Аоки были еще на полпути к сознанию Тайти, когда – прямо перед ним выросла Кирияма.

Покрасневшие глаза, леденящее душу выражение лица, спутанные каштановые волосы. Она производила впечатление дрожащего от ярости тигра.

Кулака Тайти почти не увидел.

Когда все-таки увидел, в его голове раздался треск кости. Ощущение было такое, будто ему снесло череп. И тело взлетело в воздух. А потом яростно шлепнулось на пол. В щеке взорвалась невероятная боль.

Поднеся руку к левой щеке, Тайти застонал.

– Не говори… такую хрень!..

Инаба, сев на корточки, схватила все еще стонущего Тайти за воротник и потянула вверх.

– Что за фигня?! Ты! Что еще за «я буду жертвой»! А ты… ты думал когда-нибудь о чувствах тех, кто сделает тебя этой самой жертвой?! Ты думаешь, что думаешь о других, но на самом деле ты думаешь только о себе! Ты самый настоящий эгоистичный олух! – проревела Инаба, глядя на него в упор.

Искренне зарядившая в кулак свои истинные мысли и истинные чувства Кирияма, искренне зарядившая в слова свои истинные мысли и истинные чувства Инаба – они обе дернули струны души Тайти.

И что-то в Тайти сломалось.

– …Да… И что, это разве плохо?! Я… я просто ненавижу смотреть, как на моих глазах кто-то страдает! Когда кто-то страдает, кто-то мучается, кого-то презирают, я всякий раз воображаю себе эту боль… И это воображение все разбухает и разбухает… И в конце концов… эта боль становится невозможной, абсолютно невыносимой!.. Я это ненавижу. …Если я могу это переложить на себя, то так лучше. Все равно больно, но эта боль понятная… и тогда ее можно вынести. …Да, я на самом деле это делаю не для кого-то другого… Это «самопожертвование» – оно для меня самого!