— Пусть ее светлость подготовится к тому, что скоро я ее посещу. Я буду не один… Недавно, — пояснил толедан, — мы с хустисией вошли к ней без доклада и застали барыню в плавании.

Верховный инквизитор кивнул, это совпадало с тем, что он знал со слов альгуасила.

— Ее светлости следует сообщить, что кавалер де Кеведо был подвергнут испытанию тисками. Даже если это и не прольет свет на местонахождение девяноста тысяч…

Дончик Хуанчик неслышно удалился.

— Что ж так? Выходит, пытка не удалась? Ну, точно колдун, — в голосе коррехидора звучало почти не скрываемое злорадство.

Пираниа как будто ничего не замечал.

— Дьявол раскинул сеть и тоже рыбачит, обезьяна проклятая. Но молитвою и крепкою верою превозможем сатанинские козни. Подсудимый, обязанный дыханием жизни вашей светлости, дал истинные показания. Согласно им в Пермафое, в некоем месте, был спрятан труп и тридцать тысяч золотых. Однако стража Святого Трибунала, вступив в это прибежище скверны и греха, нашла взамен человеческих останков, лишь гору битого стекла, — монсеньор перекрестился. Коррехидор сделал то же самое и даже поцеловал на безымянном пальце кольцо с песчинкою от камня, побившего святого Стефана.

— Логично, — прошептал он, и снова оба перекрестились.

Царь Митридат, закованный, побежденный, взирал на монсеньора, словно предупреждая: «От сумы и от тюрьмы…»

— В том, что эти девяносто тысяч должны быть взысканы в пользу Церкви и употреблены на нужды Святого Трибунала, не может быть никаких сомнений. Вопрос — с кого их теперь взыскивать?

— Как это? Хорошенькое дело! У меня, например, есть сомнения, и немалые, в плане употребления этих денег, каким оно представляется вашему преосвященству. Поэтому обеспокоенность Святого Трибунала тем, с кого бы их содрать, мне кажется, мягко говоря, преждевременной. (Коррехидор, уже объяснивший некогда хустисии, почему эти деньги считает своими,[23] с трудом владел собою.) Названная сумма никогда не принадлежала Видриере, она предназначалась в благодарность, а также в возмещение расходов тому, кто воспитал моего ребенка — мою дочь. При чем, извиняюсь, вы тут?

— При том, что имущество еретика принадлежит храму. На том стоим — и будем стоять.

И епископ Озмский, действительно, встал. За ним поднялся и толедан, сжимая в ярости кулаки.

— С каких пор краденое считается собственностью укравшего? Украденное имущество принадлежит тому, у кого его украли!

— А у кого его украли? Ваша дочь сбежала, потому что виновна в малефиции. И я, еще увидите, эти девяносто тысяч взыщу с вас. Да, с вас. Ваши детки вас по миру пустят.

— Si vous ne portiez point une jupe, vous, quelle paire de soufflets sur votre vilain museau!

A в ложе голубого штофа, подбитого белым облаком, как ватою, болели каждый за своего, пихаясь локтями и сопя, участник Первого Толедского собора командор де Кеведо и тот, чей сан сподобился носить монсеньор.

…А в опочивальне доны Марии (на другом краю мирозданья — вблизи Стигийских блат) происходил такой разговор. По обыкновению, для камуфляжа, вначале было произнесено нечто вроде:

— Его светлость шлет вам, сударыня, пожелание скорейшего раскаяния перед лицом его инквизиторского священства, совместно с которым в скором времени…

Массивная дверь плотно затворилась, и стражнику оставалось только догадываться о конце фразы. И кстати, об этих догадках. Стражник ошибется в своей догадке, хотя, казалось бы, уж здесь-то ошибка исключена. Так сколь же далек от истины тот, кто по одной лишь кости динозавра восстанавливает его истинный облик; а еще есть мастера по одной строке или по одному эпитету заводить многостраничное литературное дело на тень такого-то.

Дона Мария

Что, дончик, близко донышко? Упьюсь.

На нем вся сладость, я не размешала…

Дончик Хуанчик

Пираниа пришел. Эдмондо пытан.

Он более уж не мужчина.

Дона Мария

Нет,

Ты о другом скажи сейчас:

он

будет?

Дончик Хуанчик

Твой муж? Да. И Пираниа…

Дона Мария

Вот только

Не помешал бы следователь чертов.

Дончик Хуанчик

(в сторону, усмехаясь)

Скорей поможет.

Дона Мария

Я его кинжалом

На славу вы…у. Младой любовник

Не ждет минуты этой так, как я.