Жаба Розитта, как всегда, сидела на каменной скамье и тяжело дышала от старости.

«Какая поразительная жаба! — восхитился художник Вермильон. — Какая мудрость, какая сдержанность во всём. Надо обязательно написать её портрет. Да, да! Я написал бы её в профиль, освещённую луной. К сожалению, это невозможно. Нет денег, чтобы купить краски…»

Увидев Облако, жаба Розитта сердито затрясла головой и даже выплюнула проглоченного комара.

Комар, обрадовавшись неожиданной свободе, запел дрожащую песенку и исчез.

Облако стояло, виновато опустив голову, накручивало платок на палец.

Лоскутик к этому времени уже научилась немного понимать жабий 'язык. Во всяком случае, она разбирала отдельные слова.

Жаба Розитта хрипела, скрипела, каркала и строго стучала сморщенной кривой лапой по каменной скамье:

— Кхи… Кри… Какое… Ква… Ква… Пшш… Легкомысленное… Пуфф… Скрр… Ушш… Напиться пьяным… Кхх…

Стыд… Позор… Кхи… Кхи… Кхи!..

Жаба Розитта раскашлялась так сильно, что больше не могла продолжать.

— Подумаешь… — пробурчало Облако. — Один-то раз в жизни. Ну, выпило этой красной воды. Я даже не помню, что со мной потом было…

Но жаба Розитта даже не посмотрела на Облако.

Она с важностью, как старая королева, указала лапой художнику Вермильону на место возле себя.

Вермильон почтительно присел на краешек скамьи.

— Кви… Ква… Кхи… Кхи? — любезно проквакала Вермильону жаба Розитта.

Вермильон в растерянности оглянулся на Облако.

— Она спрашивает, как вы поживаете, — неохотно объяснило Облако.

Облако обиженно отвернулось, глядя в темноту.

Вид у него был такой, будто оно сейчас улетит куда глаза глядят. Оно уже начало вытягиваться. Это был верный признак, что сейчас оно взлетит кверху.

Облако уже протянуло руку к уху.

— Неважно, совсем неважно, дорогая жаба Розитта, сказал художник, задумчиво гладя ладонями свои колени. — Сижу без денег. Зарабатываю тем, что хожу во дворец и пишу объявления. Правда, бывают очень забавные объявления. Вот вчера, например, я писал такое… Вермильон наморщил лоб, вспоминая. — Да, да! Очень забавное объявление. Завтра его расклеят по всему городу: «В понедельник в три часа во дворце состоится благородное состязание водохлёбов. Кто больше всех выпьет воды, получит пять кошельков золота».

— Вот это да!.. — тихо и восхищённо воскликнуло Облако. Глаза у него вспыхнули. — Кто больше всех выпьет воды! Это по мне!

— Не пущу, и не думай, — затрясла головой Лоскутик. — Они тебя поймают!

— Не поймают! Я буду ого каким осторожным!

— Знаю я, какое ты осторожное. Поймают, сунут в кастрюлю — и на огонь. — Лоскутик от ужаса даже зажмурилась.

— Пожалуйста, а я испарюсь и опять стану самим собой.

— А они ещё что-нибудь…

— Да не выдумывай ты!

— Нет, нет, нет! — твердила Лоскутик.

— Да пойми же, глупышка, со мной ничего нельзя сделать! — Облако от нетерпения мягко приплясывало, втягивая в себя сверкающие капли росы. Меня нельзя ни сжечь, ни убить, ни застрелить, как вас, людей! — Облако взглянуло на Лоскутика, которая стояла с таким видом, как будто зажмурилась на всю жизнь. — Ну ладно уж, слушай. Меня можно погубить только одним: заморозить.

Но им-то этого никогда не узнать, пойми. Я же об этом никогда никому не говорило. Только вот вам первым.

Жаба Розитта задумчиво посмотрела на Облако одним глазом. Глаз был выпуклый, прозрачный. Далеко, в глубине, как будто светила зелёная лампочка.

— Ты только подумай, — с мольбой сказало Облако жабе Розитте, заметив её колебания, — я уже столько дней не могу пробраться во дворец. Они закрыли все форточки, замазали щёлки, залепили воском замочные скважины. Ну почему ты считаешь меня таким несерьёзным? Ты ещё даже не знаешь, что я придумало. Они никогда и не узнают, что я — это я.

Жаба Розитта медленно кивнула квадратной головой.

— Розитточка! — воскликнуло Облако и бросилось её обнимать.

На радостях оно высоко взвилось в воздух, перекувырнулось в лунном свете.

Сквозь него, пискнув, пролетела летучая мышь.

Объявление, написанное художником Вермильоном, висело на ограде парка, и ветер загибал один его уголок.

Тяжёлые узорчатые ворота были гостеприимно распахнуты.

У ворот стояла толпа. Время от времени от толпы отделялся какой-нибудь человек и робко входил в ворота.

Но таких было немного. Все считали, что от короля всё равно ждать ничего хорошего не приходится и лучше держаться от всего этого подальше.