— Нет-нет, извиняться тут должен только я. Это ваш дом, у вас сложился привычный образ жизни, а я ворвался в него подобно урагану и причинил неудобства.

Альвийка взяла кружку и попробовала чай.

— Угощайся Леон, мятный чай и ягодный пирог.

Леон с удовольствием смотрел как тонкие пальчики альвийки держат красивые фарфоровое блюдце и чашечку. Секретом фарфора владели альвы (все три народа), он хранился в строжайшем секрете (хоть в чем-то народы Триады была солидарны) и представителям других рас оставалось лишь покупать уже готовый сервиз за немалые деньги или делать индивидуальные заказы, за деньги еще большие. Последовав примеру девушки, Леон осторожно взял свою кружку и отпил.

«Так вот зачем мы мяту собирали…», — Леон решил, что сестры любят мятный чай, или по крайней мере одна из них.

— Элисса, — Леон произнес имя девушки с куда большим запалом, нежели ожидал. — У вас просто потрясающий дом, исключительно потрясающий! Клянусь честью, я не видел более уютного и красивого места во всем Линденбурге! У вас тут изумительно все, — от видов, до этого поразительного дерева. Я готов славить имя тех, кто приложил к нему руку до тех пор, пока бьется мое сердце. Правда, я просто поражен!

Алые розы смущения вновь проступили на щеках альвийки. Элара была права — они с Элиссой разные, совсем. Элиссу можно было сравнить с нежным цветком, открытым и дружелюбным. Элару же, с ночной хищницей, она была более закрыта и скрывала по мере возможностей свои чувства от чужаков. Глядя на Элару, Леон и правда воспринимал ее старшей сестрой, точно она и не была близнецом Элиссе. Заматерелая, — вот каким словом юноша мог бы описать Элару по своему первому впечатлению. Она казалась ему старше него самого. Впрочем, может так оно и было? Тут с внезапным удивлением для себя Леон понял, что ему все равно сколько лет Элиссе. В общении с альвами его ум всегда занимал этот вопрос. При знакомстве с Элиссой особенно… или же ему так показалось? Так или иначе, теперь это не играло никакой роли. Однако вся эта разница ощущалась покуда он был вовлечен с Эларой в диалог. Стоило той замолчать и что оставалось? Неотличимый от Элиссы облик.

— Этот дом построил наш отец, мы ему помогали конечно, как могут помогать двенадцатилетние девчонки. На самом деле куда больше отличилась Элара. Она даже заколотила несколько гвоздей, таскала и строгала доски, а я готовила отцу еду и ухаживала за цветами, вязала веревки. В нашей семье так сложилось, что Элара была как у вас принято говорить — папиной дочкой, а я — маминой. Хотя с мамой я и провела не так много времени, как хотелось бы. Наверное, так сложилось потому, что Элара с отрочества была бойкой и мечтала стать охотницей, а я… — Элара задумалась над ответом, точно мысль, к которой она подошла не посещала ее ранее. — Мне всегда хотелось делать что-то руками. Я пробовала освоить охоту, но не сумела. Хоть я и не проводила с отцом столько времени как Элара, я люблю его и скучаю по нему. Вот Элара была от него без ума, нам обеим тяжело далось его исчезновение. — Элисса задумалась, очевидно вспоминая что-то.

— Исчезновение?

— Два года назад, когда началась эта ужасная война с севером. Отец отправился в ближайшую деревню, узнать новости и не вернулся. Элара убеждена, что он ушел на войну и погиб там.

— Ушел, не сказав ни слова?

— Элара считает, что он вырастил нас и решил, что дальше мы должны жить сами по себе, а сам ушел на войну.

— А как считаешь ты?

— Я не знаю, — призналась альвийка и погрустнела. — Мне хочется верить, что его уход связан с поиском нашей матушки, она ведь тоже бесследно исчезла четырнадцать лет назад и хотя нам тогда с Эларой было по пять лет, я прекрасно помню как мои родители крепко любили друг друга.

— Очень жаль это слышать, Элисса, я хочу верить в то, что вы еще увидитесь. Как звали твою мать?

— Благодарю. Имя моей матушки — Винианель.

Леон отметил про себя, что имя матери Элиссы — альвийское.

— Очень красиво имя, — ответил Леон, и он говорил искренне. — Я уверен, что у вас с Эларой замечательные родители, достаточно взглянуть на вас с сестрой, чтобы в этом убедиться.

«Что за напасть то такая, — сначала мать исчезла, затем отец», — сопереживал Леон, тронутый исчезновением родителей сестер.

— Ты очень добр, Леон. Жаль, что не могу представить тебя отцу, мне кажется вы бы подружились.

— Как его зовут? Мой отец бывший полководец армии Линденбурга, он может что-то знать о твоем отце если тот присоединился к войскам, отправленным на север. Я разузнаю все, что смогу. — пообещал Леон.

— Сигурд Ришелье.

«Что? Фамилия? У сильвийцев ведь нет фамилий… и имя человеческое», — изумился Леон.

— Твой отец… человек? — спросил Леон, хотя понимал, что его вопрос сущая глупость, альвийки были чистокровными. К его изумлению Элисса кивнула, однако она видела замешательство Леона и поспешила пояснить, что к чему.

— Отчим. Это мы с Эларой называли его отцом, уж так любили сильно. Сигурд заботился о нас с пеленок и любил как родных дочерей. Своего настоящего отца мы никогда не видели. Матушка говорила, что он погиб до нашего рождения и все, что у нас осталось от него так это его имя Лариалий.

Леон попытался представить себе то каким был настоящий отец Элиссы, но ему стало не по себе. Для альвов их вечная молодость была чем-то само собой разумеющимся. Леон же с трудом мог представить себе родителей, которые выглядят столь же юно, как и их дети.