Он удивительно быстрый, мой зять, такой худенький, на вид совсем еще мальчик. Ему чуждо понятие «поздно». «Все успею», — говорит. Вот он съездит на вокзал, если я разрешу, и сдаст билет. А потом поедет — шесть остановок на трамвае, семь в автобусе, «очень удобно» — и купит мне билет на самолет. В самом деле, «очень удобно», но я отказываюсь наотрез и от сдачи билета, и от покупки нового билета. От этого моему зятю становится скучно. Выходной день. Мы только пообедали. А уезжаю я вечером. Времени еще предостаточно. Зять неприкаянно вертится по комнате, ищет чем бы заняться. Хоть бы холодильник оказался в неисправности, приемник не работал бы, пусть хоть из крана капает, на худой конец. Так нет же. На этот раз у меня, к несчастью, все в порядке.

Зять — искательно:

— Можно, я вам полочку в ванной спущу пониже? Вам ведь неудобно, Лия Исааковна…

— Мама, — говорит Баеле, — спроси у соседей, не найдется ли у них какое-нибудь занятие для безработного инженера?

Зять безнадежно машет рукой и усаживается в кресло, вытянув ноги. Достает из кармана блокнот и начинает в нем что-то чертить. В то же время краем уха прислушивается к тому, о чем мы с Баеле говорим. Сбив Баеле на полуслове, он и сам вступает в разговор. Неожиданно и резко, как всегда, когда ему, убежден ли, нет ли, но обязательно нужно не то чтобы поспорить, а сказать наперекор. Такой у него нрав.

— А я не верю в Ромео и Джульетту, — сказал мой зять.

Странно, мне ли не знать его нрава, а все же…

В одно мгновение его куда-то унесло от меня. Я даже внутренне съежилась, холодком повеяло в комнате.

А Юлик, мой внучонок, играл в это время, сидя на полу, пуговицами. Дома у него полно игрушек. Но когда приходит ко мне, он о них забывает. Нет для него ничего интереснее большой металлической коробки с пуговицами разной формы и величины, которая стоит у меня на подоконнике.

У Юлика находка. Он разглядывает крупную деревянную пуговицу, по счастливой случайности попавшую к нему в руки. Такая пуговица должна и моему зятю понравиться. Вещь должна быть красива и «функциональна», так он считает. Края пуговицы угловаты, а поверхность ровная. У нее сходство с полированной мебелью, с современным автомобилем. Такие чудеса творения мне тоже по душе. В противном случае пуговица в недавнем прошлом не была бы пришита к моему пальто.

Случается, я сижу у Баеле и вижу, муж ее вернулся с работы очень усталый. Я сразу догадываюсь, что, вернее всего, только с электростанции, где чистили котел. По этому поводу у нас с ним завязывается иногда диалог примерно такого рода:

Я:

— Пообедай и приляг на часок, Ишь какой измочаленный…

Он (хмыкнув):

— Еще бы, весь день мочалом орудовал. Тер и тер…

Мой зять вправе хмыкать, я в его деле ничего не смыслю. Иногда пытаюсь представить его себе среди пепельно-серых и ржаво-красных труб в погашенном и остуженном паровом генераторе. Наверно, он там не больше мухи. Только голос у «мухи», думается, мощный. Он помножен на звучность металла. Для всякого рода распоряжений годится. А зять мой и без того голосистый. Однажды я для интереса его спросила, видит ли он красоту в своих котлах.

Он смешался:

— Я над этим как-то не задумывался. — И тут же взбодрившись: — А как же, есть красота. В металлических конструкциях свой ритм. — В глазах зятя взыграл озорной огонек: меня, мол, не перехитришь. — Если хотите знать, котел с его сплетением труб похож на небезызвестный вам музыкальный инструмент, на гигантских размеров орган.

Для того чтобы доказать мне наглядно красоту ультрасовременного котла, зять прибегнул к помощи такого старинного инструмента, как орган. Что же может помешать мне двинуть в бой против моего ультрасовременного зятя «старомодных» Ромео и Джульетту? Да, но чему (или кому) их уподобить? Бой не на равных, и язык не повинуется мне. Разве тут дело в спектакле? Брошенная моим зятем фраза о Ромео и Джульетте чуть ли не вопрос жизни для меня.

Юлик ползает согнув коленки на полу, щелкает пуговицами, гоняет их двумя пальцами по паркету. Каждую пуговицу, попавшую в цель, Юлик сопровождает победным кличем. Мальчик поглощен игрой. Он в нашу сторону и не смотрит. Какое ему дело до озабоченности бабушки, до того, что и как сказал его папа?

Стук пуговиц и восторженные вскрики Юлика все же вывели меня из задумчивости. Незаинтересованно, так просто, между делом (глупая баба, я остерегаюсь, как бы голос мой не дрогнул) я спрашиваю зятя:

— Значит, тебе спектакль не понравился, не заставили актеры поверить в Ромео и Джульетту? А может, вообще…

Юлик, который и в нашу сторону не смотрел, ничего не слышал, ничего не видел, кроме своих пуговиц, не дал мне договорить. Он прижался к коленям отца и, старательно выговаривая впервые услышанные имена, спросил:

— Папа, это кто Ромео и Джульетта?

Баеле, не глядя на мужа, привлекла ребенка к себе:

— Я тебе расскажу. Это сказка такая.

Юлик внимательно слушает. С доверием смотрит маме в глаза. Бывает, и мамы забываются. Баеле рассказывает сказку сыну, а метит, похоже, в другую цель.