— Спасибо, до свиданья!

В замочной скважине заскрежетал ключ.

Настя собралась с силами:

— Мочёные яблоки… Не нужно ли вам яблок… мочёных?

Прозвучало это глухо и жалостливо.

В следующий миг открылась крышка и над девушкой склонилось встревоженное лицо Владимира Ильича. Прищуренные глаза всматривались в ларь.

— Владимир Ильич… Мочёные яблоки… — всхлипнула Настя.

— Надюша, подержи-ка почту. — Владимир Ильич подхватил девушку на руки и вынул из ларя.

— Не плачьте, пожалуйста, не плачьте! И мочёные яблоки мы возьмём — фунта два, если не дорого. Боюсь, что это слишком дорого вам обошлось.

Надежда Константиновна спешила открыть дверь.

Владимир Ильич внёс девушку в комнату, усадил на диван, осмотрел её руки.

— Ай-яй-яй, мочёные яблоки стали совсем мороженые.

— Я сейчас вскипячу чай. — И Надежда Константиновна, как была в пальто и шапке, стала разжигать примус. Вскоре под чайником задрожала синяя астра огня.

Надежда Константиновна быстро сняла пальто, переобулась, поставила валенки на печку и принялась разувать девушку.

Владимир Ильич вынул из кармана варежку и стал растирать Настины руки.

Девушка не могла говорить, и её ни о чём не расспрашивали. А слёзы, противные, сами катились по щекам, и не столько от боли, сколько от досады и стыда.

Надежда Константиновна взглянула на Настины ноги и покачала головой.

— Ещё бы немного — и было бы совсем худо, но, кажется, отделались счастливо.

Пальцы на руках покалывало горячими иголками, а мизинец распух и болел.

Владимир Ильич встал:

— Уфф! А теперь объясните, пожалуйста, для чего вам потребовалось забираться в ларь?

Настя рассказала. Владимир Ильич смеялся до слёз, и Надежда Константиновна, обняв за плечи Настю, смеялась вместе с ним.

— А наш великий конспиратор вас перепугался. «Какая-то, говорит, подозрительная личность ходила возле дачи». Подозрительная личность, — сквозь смех повторил Владимир Ильич.

«И вовсе не личность, а девчонка, и глупая притом», — подумала Настя.

— А сколько вам лет? — поинтересовался Владимир Ильич, глянув на распухшее от слёз и холода лицо девушки.

— Семнадцатый… — не совсем уверенно ответила Настя и покраснела.

— Я так и думал.

И Настя не могла понять, что хотел сказать этим Владимир Ильич.

— Так вы приехали за моёй статьёй для «Пролетария»? Я так вас понял?

— Да-да. Михаил Степанович велел её доставить к вечеру, и я должна немедленно ехать. Я уже могу…

— А статья-то у меня ещё не готова, да-с, не готова, — произнёс виноватым голосом Владимир Ильич. — Мне понадобится ещё часа два-три, не меньше. Как ты думаешь, Надюша?

Надежда Константиновна посмотрела на пунцовые ноги девушки и подтвердила:

— Да, я думаю, часа три.

— Как же так — не готова? — недоверчиво спросила Настя. — Михаил Степанович говорил, что статья должна быть готова.

— Непредвиденные обстоятельства, — пожал плечами Владимир Ильич. — Замешкался… Прогулял… Пока я закончу, вы можете поспать. Вам архи необходимо вздремнуть. Как только я справлюсь, мы вас разбудим.

Настя села пить чай с Надеждой Константиновной, Владимир Ильич устроился в соседней комнате писать.

«Значит, и вправду не закончил», — решила Настя. Её оттаявшие волосы завивались кольцами на лбу, шпильки из пучка выпали, и две коротенькие косы болтались по плечам.

А потом Настя покорно положила голову на подушку, подсунутую ей Надеждой Константиновной, с наслаждением вытянула ноги под тёплым одеялом и не помнила, как заснула.

Разбудил её Владимир Ильич:

— Вам пора ехать. Если только ноги не болят Нет-нет! — вскочила Настя.

И, кстати, — продолжал Владимир Ильич, — я не только эту статью закончил, но написал вторую, весьма и весьма нужную.

Настя шла по улице. Ветер дул ей в спину и словно подгонял её. Белые и такие тёплые валенки похрустывали по снегу. Руки в тех самых варежках, которыми ей растирал пальцы Владимир Ильич, чуть пощипывало, но не от холода, а от тепла. Вот только болел забинтованный мизинец на правой руке.

За забором лает пегая собака, громко лает, но не страшно.

— Вы, девушка, не бойтесь, она не кусается! — кричит ей кто-то из-за забора.