В момент, когда столь многие из нас живут, счастливо наблюдая зарождение чего-то нового, многие лидеры вынуждены, к сожалению или к ужасу, бессильно наблюдать завершение чего-то. В один и тот же момент. Разное чувственное восприятие. Это напоминает мне роман Вирджинии Вульф под названием «Годы», в котором некогда властный полковник Паргитер уходит на тот свет, бросая свою дочь Элеонору на попечение судьбы; Кросби, горничная, служившая им много лет, не переносит перемены. «Для Кросби это был конец всего, – пишет Вульф. – Она знала каждый шкаф, каждую плитку, стул и стол в этом огромном лабиринтообразном доме, причем не с высоты пяти или шести футов, как они, – она знала их в непосредственной близости, – ведь именно она, стоя на коленях, все это вытирала и поддерживала в чистоте и порядке; она знала каждый зазор, каждое пятно, вилку, нож, салфетку и шкаф. Они и их заботы – это был весь ее мир. И теперь ей приходилось уйти одной в уединенную комнату в Ричмонде». Люди, совершенно потерявшиеся в постоянных сетевых коммуникациях, мобильных приложениях и самообучающихся машинах, сейчас горестно оплакивают упадок телевидения, газет, необъединенной эпохи, стоит им уединиться со своими старыми структурами. Они с пеленок знали, они строили и поддерживали это в той же мере для нас, в коей и для самих себя. Элементы этой медленной, несоединенной эры нужно чтить. Но мы должны двигаться дальше. Такие люди никогда не ухватятся за возможность, которая наличествует прямо сейчас.

Но всецело поддерживать нашу технологическую элиту – тоже не совсем правильно. Да, это чудесно, что мы – свидетели начала нового периода. Но не вполне правильно считать, что там, где начинается эпоха сетей, заканчивается эпоха старая. На самом деле это опасное заключение. Мы сейчас находимся на чрезвычайно примитивной стадии понимания сетей, сравнимой с экономикой в XIX веке и с медициной – в XVIII. У нас есть скромный набор инструментов, с помощью которых мы можем анализировать, рассматривать и оценивать сложную структуру сетевого мира. Мы едва понимаем принципы работы и эволюцию многих сетей. А сети сетей? Мгновенные сети? Сети с искусственным интеллектом? С этими у нас практически отсутствует какой-либо опыт.

Опрометчивый скачок в мир постоянного соединения будет, конечно же, уравновешиваться, испытывать сопротивление, протесты, подрывы, борьбу и манипуляцию. Сети касаются всего, помните? Мысль о том, что такой тотальный контроль – вас, меня, наших финансов и наших наций – обойдется без пары-тройки взрывов, в высшей степени наивна. Революции не происходят тихо. В конце концов, сами качества, которые делают величайшие технологические умы нашего времени столь великолепными – чувство непреклонного детерминизма, пренебрежение историей, рабское и бессознательное стремление соединить между собой все, – могут иногда быть отрицательными для нас. Я знаю много таких людей; их железная уверенность даже превосходит их успехи в создании чего-то из ничего в мгновение ока. Но это настойчивое стремление придерживаться всего нового приводит к разрушительным столкновениям со старыми понятиями – приватностью, личным пространством, размеренностью, – которые держались так долго только потому, что они тончайшим образом касаются человеческого сердца, самого смысла жизни.

Мой друг, владеющий передовой технологической компанией, рассказал мне о тревожном осознании того, что некоторым из важнейших лиц в фирме было всего лишь немного за двадцать, а занятия их были такими, которые были едва доступны пониманию высших менеджеров компании. Они перебирали алгоритмы, определяющие одни из важнейших функций современного мира. И хотя невозможно было спорить с их технической виртуозностью, в основном было, признаться, трудно понять, что это вообще за люди. Что они думали о свободе и искренности? Понимали ли они эти идеи? Естественно, самые большие такие фирмы будут полагаться на опыт нескольких пожилых лиц, старцев-экспертов, знающих, где находятся старые, корневые рычаги. Но они являются участниками битвы за формирование ценностей грядущей системы. Неизбежный массив методов и идей молодежи – это тот тип инверсии силы, которым отмечен миг потенциального разлома: высшее могущество в стабильном мире достается тем, у кого больше всего опыта, перспектив и способности выносить суждения. Прошлое обычно является неплохим предсказателем будущего; взрослость и ее склонность к консерватизму определенно содержит мудрость. Назначение седовласого генерала, бывшего пилота реактивного самолета, ответственным за ядерное вооружение страны было оправданным. Он понимал и технологии, и их грозный потенциал. Сегодня колоссальным, даже определяющим влиянием на рынках, в биоинженерии и в военном деле обладает молодая каста. Их безупречное владение нормами сетевой эпохи пока не идет в сравнение с восприятием философии, истории и даже трагедии.

«Программирование, как оказалось, относительно просто в изучении, – рассуждал ученый-специалист по компьютерной технике Массачусетского технологического института Джозеф Вейценбаум в 70-х годах XX века, когда ЭВМ начали проникать в академическую жизнь. – Почти что любой человек с рационально устроенным умом может стать приличным программистом». Ошибочно, предупреждал он, думать, что простое программирование машины может решать что-то кроме, собственно, выполнения машиной команд. Мастерство в программировании не означает мастерства в системах, на которые может повлиять машина. Это вовсе не означает владения, скажем, наукой. И это не означает, что любой сидящий за клавиатурой должен верить, что мир – боже упаси! – можно запросто программировать. Программирование, говорил он, «больше всего импонирует тем, кто не обладает должной выдержкой, позволяющей мириться с долгим промежутком, разделяющим попытку достичь чего-то и само зрелище конкретных результатов успешно завершенного дела».

Как бы ни было заманчиво счесть наш мир покорившимся предпринимателям и технократам, позволив их хитроумным приспособлениям ворваться в нашу политику и экономику, в действительности мир (к счастью) не реагирует, словно бездушная машина. Промежуток, названный Вейценбаумом, лежащий между попыткой достичь чего-то и реализацией этого, – есть основа человеческого бытия. Этот промежуток исполнен беспокойства, надежды, дебатов, открытий, ошибок и успехов. Короче говоря, это зазубрина, которую ни в коем случае нельзя вынимать из нашей системы – ни технологиями, ни авторитарными, тоталитарными или фундаменталистскими доктринами. «Пусть этим займутся предприниматели» или «пусть этим займутся машины» – не лучший выход из проблемы, чем «пусть этим займутся высшие лица».

Если эти две группы элит, старых и новых, объединятся по крайней мере в своей власти над силами, формирующими наш мир, они также будут разделять одно опасное свойство – практически полное отсутствие разнообразия. Женщины и меньшинства по-прежнему имеют скудную долю в этих мирах; настоящая их сила лежит лишь на периферии в большинстве сетей. Пусть они и заполняют многие из этих сетей как вкладчики или как голосующие, но если приглядеться к состоянию центров силы сетевой эпохи, то складывается ощущение, будто прокатился на машине времени. Элементы будущего удручающе схожи с прошлым. Царит странное господство белых мужчин: к примеру, многие социальные и торговые онлайн-сервисы, управляемые преимущественно мужчинами, самим своим существованием обязаны миллионам женщин. Иные формы разнообразия также отсутствуют. Мало кто из представителей обоих миров – старых и новых центров силы – жил сколько-нибудь времени за рубежом. Они не знают ни одного иностранного языка. Их близкие друзья являются отражениями их самих. Такой порядок вещей, в прошлом бывший просто-напросто аморальным или противоречащим историческим реалиям, сейчас стал представлять собой опасность. Стоит заметить, что ведущие технические фирмы сейчас начали работать над этим – они осознают гибельность монокультуры.

Сиюсекундно информационно связанный мир предполагает необходимость быстрого выявления истинной природы любой опасности. Время – то, чего нам всегда не хватает в нашем сегодняшнем кризисном мире. И, честно признаться, вероятность того, что команда белых американских мужчин обеспечит лучшее восприятие головоломных загадок иных стран, низвергающихся на нас сейчас, слишком мала, представляя собой ощутимый риск. Вероятность того, что культура мачо, все еще оказывающая влияние на Кремниевую долину, Уолл-стрит и Вашингтон, может подстроиться под новую эру, низка. Провал наших старых институтов означает, что их нужно будет перестроить. И, в том или ином смысле, они будут перестроены и сформированы людьми, которые сами обладают богатым опытом, темпераментом и положительным бэкграундом. Иначе будет провал. Единственными устойчивыми институтами будущего будут те, что равно оценивают и идеи, и навыки, – не важно какие.