— Как же я тебя ненавижу! — закричала неожиданно демонша и холодно посмотрела на Люцифера. Сказать, что тот бы удивлен, ничего не сказать. — Ты мне жизнь рушишь! Ты просто маленький, капризный ребёнок, который только и может, что портить жизнь другим! Михаил сделал правильно, что свергнул тебя с Небес в сам Ад, потому, что ты намного хуже демонов и хуже людей!

Палами явно не ожидала, что вообще такое скажет. Она уже начинала жалеть, что вообще затронула Дьявола, но язык был сильнее разума и опережал здравый смысл. Вместо того, чтобы просто уйти и не попадаться ему на глаза, шатенка все сильнее злилась. Голубые глаза архангела наполнились непониманием и обидой. Палами заметила в глазах Люцифера и обиду, и злость, и ярость одновременно. Он только внимательно слушал демоницу, стараясь не начинать скандал. Но, когда речь зашла о Михаиле, Люцифер вздрогнул, а Пройс поняла, что попала в его самое больное место. Она затронула его за самое больное, надавила на самое слабое местечко в душе Люцифера.

— Придержи язык, — прошипел Падший, пытаясь обойти стороной конфликт. Он попытался закрыть глаза на речь своей протеже. — Уйди отсюда. Что я тебе сделал? Оказался не в том месте и не в то время?!

— Знаешь что, Люцифер, ты можешь сколько угодно строить из себя жертву обстоятельств, но ты прекрасно знаешь, что Бог любил тебя больше других братьев. Больше Михаила и больше Гавриила… Но когда в дом принесли новое дитя, тебя переклинило. Люцифер стал ревновать, Люцифер решил взбунтоваться…

“Остановись! Не надо! Не продолжай!” — мысленно говорила про себя Палами, понимая, что ей это так с рук не сойдет. Она должна была остановиться, но язык опережал разум.

— Да что ты знаешь о моей семье?! Какое право ты имеешь так говорить?! Ты всего лишь мерзкая букашечка, которая позволяет себе слишком много. Ты наглая и мерзкая девчонка, ничего не смей говорить о моей семье и о моих братьях! И да, если бы не я, ты бы гнила в своем Аду вечность. Маленький демоненок!

Тембр голоса Люцифера неожиданно поменялся. Теперь он говорил ледяным голосом, а выражение лица Светоносного тоже изменилось. Голубые глаза наполнились сильной обидой. Никто, во всем мироздании, не смел так с ним говорить. Никому не позволительно такое говорить. Затрагивать семью. Самую больную тему для Люцифера. За свою семью он был готов расчленять и пытать, самыми жестокими и виртуозными пытками, на которые был только способен.

— Это все, что ты можешь сказать?! — Пройс засмеялась и бросила ненавистный взгляд в сторону Падшего. — Правильно, что ваш Отец в Ад низверг тебя! Правильно, что Михаил выполнил приказ Отца своего. Он хороший сын, который правильно поступил! Ты — маленький, капризный малыш, которому не просто надоели люди! Ты просто обижен на Отца, а винишь во всём людей. Люцифер, ты строишь из себя жертву, и все вокруг тебя виноваты. Все, кроме тебя самого! Утихомирь уже свои детские капризы и отпусти уже меня!

— Последний раз тебе говорю, придержи язык!

Злобно зашипел архангел, молниеносно приближаясь к девице. Его лицо уже было красным от гнева. Она забылась, что затронула самую больную тему для Люцифера. Палами уже не понимала, что говорит. Она перегибала палку? Разумеется, перегибала.

— Тебе даже нечего мне ответить, Люцифер! Ты даже меня сюда перенес, потому что это твоя очередная капризная идейка младенца, твое детское желание. Желание просто поиграть. Для тебя весь мир — большая игрушка. Ты просто обиженный Отцом ангелок, который из-за своих детских капризов хочет устроить Апокалипсис на Земле и истребить человечество.

С болью и обидой в глазах неожиданно для себя Светоносный развернулся и, насколько был способен, ударил девушку. Не ожидая такого, перепуганная Палами отлетела к стене и больно ударилась. Её щека горела, а из уголка губы текла кровь. Она потрогала ударенную, уже красную щеку и посмотрела на свою руку. Та уже была в крови. После поступка Люцифера, Пройс стала дрожать и залилась плачем. Горькие слезы капали на холодный пол в коридоре и текли по красному от удара лицу. Палами понимала, она сама виновата. Только сейчас девица поняла, что сказала и в случившемся винила только саму себя.

“Он меня ударил! Заслужила!” — пронеслось в голове.

— А теперь слушай сюда, Палами, — фыркнул Люцифер, наклонившись к плачущей девушке. Он схватил ту за волосы, больно их сжал, а затем продолжил: — Я не позволю так говорить о себе или о своей семье. Никто не смеет трогать мою семью. Никому это не позволено, даже тебе. Ты ничего не знаешь, а смеешь говорить что-то.

Светоносный взял себя в руки и отпустил демоншу. Та, на корточках, отползла от архангела и забилась в угол, а Падший тем временем дополнял свою речь:

— Я был изгнан из Рая за презрение к человеческой расе. Да, ты права, дорогуша. Я прекрасно знал мерзкую природу людишек. Этих маленьких лысых обезьянок, этих таракашек. Я знал, что люди жестокие, кровожадные, порочные. И тогда я сказал: “Отец, я не хочу преклонять колени перед этими людьми, ибо они хуже нас, хуже ангелов”. И за это Бог приказал Михаилу в Ад свергнуть меня. Теперь скажи мне, Палами, действительно ли наказание соответствует преступлению? Особенно, когда я был прав? Знаешь, мне больно, что Отец не хотел понять одну простую вещь: я не хотел и не хочу служить людям! Заставлять меня служить низшему существу, это как заставлять святого служить греху. Несправедливо. А потом ещё изгнать и предать. Ладно, думай над моими словами, дорогая.