Пётр кивнул. — Успею.

Виктория теперь тоже ходила в начальниках — командовала машбюро. Сама устанавливала важность документов и решала, кому доверить. Представление она отпечатала сама.

Надёжные руки потрудились, идею подхватили, определился коллектив претендентов из двенадцати человек, три места достались институту.

— Ты да я, а кто третий? — спросил директор. Пётр назвал Зинулю, директор согласился. Выдвижение будущих лауреатов прошло спокойно. Были робкие попытки потеснить Зинулю, но директор подготовился к заседанию Совета — клевреты выступили и горячо поддержали. Голосовали тайно и почти единогласно.

— Твоя работа? — спросила Зинуля.

— Нет, твоя, — ответил Пётр.

Спустя какое-то время позвали Петра к директору.

— Слушай, тут такое дело, — директор замялся, — забрали у нас одно место. Там своя кухня… Поговори с ней. Она поймёт. — Он протянул Петру листок.

— Пусть вычеркнет себя и распишется.

Спасибо йоге. Пётр давно уже научился спокойно принимать различные жизненные коллизии. Он положил листок на стол, потянулся за ручкой, вычеркнул себя, расписался, поставил число и молча вышел.

— Машинка моя барахлит, — пожаловалась секретарь директора, — пойди, покури, а я на твоей попечатаю.

— Давай, напечатаю. Лень вставать, — отозвалась Виктория.

— Велено конфиденциально.

— Ладно, не дури, давай, — она качала головой, пока печатала.

Виктория курила у окна в коридоре, увидела Петра и поманила рукой.

— Видела тебя с женой в городе, — и без перехода, — что ж ты, герой, себя вычеркнул? Убрал бы третьего лишнего — это я понимаю.

— А дальше что?

— Что дальше?

— А дальше созвали бы Совет, переголосовали и дружно вычеркнули… кого?

— Ясно кого. Я думала ты в сердцах, а выходит — всё рассчитал.

— Выходит. Особенно не распространяйся.

— Могила. Зашли бы как-нибудь с женой. Посидели бы, рюмочку выпили, в картишки перебросились.

— Спасибо. Зайдём.

Я уже дважды упоминал йогу. Пора внести ясность и пропеть оду йоге. Самиздатовскую машинописную «Йогу» дал мне старый приятель. Сам он, расставшись с женой и разуверившись в святости любви, вечерами отводил душу в позе лотоса — медитировал и смотрел телевизор. Занятия йогой, скажем так, не одобрялись. Трудно поверить, но в Ижевске даже был судебный процесс по этому поводу.

Я узнал, что йога — это метод самопознания, который начинается с формирования тела и заканчивается формированием духа. У меня не было желания познавать себя. Я полистал потёртые страницы и отдал их Петру. Он тоже не стал глубоко копать, образ жизни менять не собирался, в сыроеды не подался, зубы продолжал чистить щёткой, а не веткой, но, в отличие от меня, рациональное зерно извлёк — составил конспект, вроде алгоритма, минут на сорок занятий и принялся совершенствоваться, чему, как известно, нет предела.

Жизнь заставила, я подчинился необходимости, зарылся в диссертацию и дозрел до йоги. Больших надежд не возлагал, взял у Петра конспект, через месяц вошёл во вкус, восстановился и стал ловить кейф по утрам. Асаны — «позы обращённого времени, возвращающие молодость». Возможно. Так хорошо я себя давно уже не чувствовал. Жаль, что роман с йогой начался так поздно. Мне уже не дано было проникнуть в суть вековой мудрости, но и то, к чему я прикоснулся, вернуло мне вкус жизни. Спасибо, Йога!

О присуждении премии стало известно задолго до публикации. Директор поздравил Зинулю: — Персональная пенсия вам обеспечена. Зинуля позвонила Петру: — Привет, лауреат. Поздравления принимаешь?

— Будет время, загляни ко мне, — ответил Пётр.

Когда Зинуля пришла, Пётр сказал без обиняков: — Коллектив перетрясли немного. Меня там нет.

— Шутишь?

— Это как раз та доля правды. Не переживай. Ты тут ни при чём.

На банкете нас с Зинулей посадили рядом с директорской четой. После нескольких рюмок директор наклонился к нам и сказал с укоризной:

— Я лично приглашал Петра Ивановича. Сказал спасибо и не пришёл. Обиделся. А зря…

Жена не дала ему договорить, энергично вклинилась в разговор:

— Пётр Иванович правильно поступил. Не стал обострять ситуацию. Умница! — и, глядя в широко раскрытые Зинулины глаза, сама удивилась: — Как? Разве вы не знаете? Вычеркнул себя. Взял ручку и вычеркнул.

Зинуля повернулась ко мне. — Не говори, что не знал. — Я не знал.

Начались танцы. Гости разбрелись, разбились на группки по интересам. В конце стола вокруг Виктории собрались курящие дамы. Мы покружились немного. — Идите к нам, — позвала Виктория, — хватит тереться возле начальства. Давай, выпьем за Дон Кихота! Сам себя вычеркнул, расписался и число поставил. Знать бы, где он этих замашек набрался, шантрапа детдомовская! — Она потянулась было за бутылкой. — Сама налей. Мне немного. Ещё домой ползти.