Шрифт:
«В тюрьму» – эти слова зазвучали сладостной музыкой в моих ушах. Отец не вернется домой и больше никогда не прикоснется ко мне! Мне хотелось петь и плясать, но тут раздался какой-то странный всхлип, быстро превратившийся в рыдания. Приоткрыв глаза, я вижу, что мать рыдает, стоя на коленях перед мужчиной:
– Пожалуйста, не надо! Я так его люблю! Не отправляй моего мужа в тюрьму.
Лицо мужчину искажает злобная гримаса, он смотрит не на мать, а прямо на меня. Я поспешно закрываю глаза, но уже поздно, он замечает, что я не сплю.
– Очнулся? Что здесь вчера случилось?- задает он мне вопрос.
Я открываю глаза уже «официально», в голове тем временем мечутся мысли, что сказать. Мне мучительно не хочется признаваться, что сделал отец прошлой ночью, я уже понимаю, что это неправильно и стыдно. Может, этому мужчине я бы и рассказал правду, но не маме. Я перевожу взгляд на неё и вижу в её глазах что-то новое и неожиданно понимаю, что это страх, также выглядел я сам вчера вечером, когда случайно увидел собственное отражение в зеркале. Молчание затягивается, я не знаю, что ответить, а мужчина молча разглядывает меня.
– Ничего, сэр, – выдавливаю я из себя наконец. На лице мамы появляется облегчение, а Августус со злой ухмылкой спрашивает:
– А за что тогда ты отправил Грегори в Африку?
– Папа напугал меня, неожиданно разбудив среди ночи, вот я и отправил. Ведь я волшебник, да? – я усердно изображаю радостного идиота. Но только почему-то смотрю куда угодно, только не в глаза дяди. Теперь я узнал его по фотографии из маминого старого альбома. Совсем недавно я случайно нашел его на чердаке и был очарован двигающимися и улыбающимися изображениями. Сначала я ревностно хранил тайну, но потом все-таки не выдержал и расспросил о нем маму. Там ведь был много маминых фотографий, где она весело смеялась и посылала воздушные поцелуи. Тогда-то я и узнал правду о том, что моя мама настоящая волшебница. И что, полюбив папу, она отказалась от магии и ушла жить в маггловский мир.
– Да, ты не сквиб! Это было бы странно, – непонятно ухмыляется дядя. – Значит, ты просто испугался и Грегори ничего тебе не сделал? – уточняет он. В его темных глазах сверкает что-то опасное и непонятное, но я быстро киваю и отвожу взгляд. Мама ласково обнимает меня и шепчет:
– Я рада, что ты волшебник! – она плачет, я прижимаюсь к ней и шепчу:
– Все в порядке, мамочка! – и понимаю, что вру и всегда буду врать, только бы не нарушать её покой и размеренную жизнь.
– Отличная картина, но мне пора, – бросает дядя и, смотря на меня, ухмыляется. – А ты мне нравишься, племянничек, не люблю слабаков.
Раздается негромкий хлопок и он исчезает прямо у меня на глазах.
На следующий день возвращается отец. Я сижу на диване и делаю вид, что читаю учебник. Он медленно подходит ко мне и страх снова возвращается, но следом за ним идет радостная мама. Только в её глазах мелькает тревога, предпочтя поверить мне, она пытается забыть то, что видела.
– Ну что Пит, напугал меня? – раньше мне всегда нравилось, что отец называет меня этим именем, это придавало мне значимости в собственных глазах. Но сейчас мне противно: противно видеть отца, противен страх в глазах матери и я бурчу:
– Мне не нравится имя Пит, я Питер! – я почти вызывающе смотрю на него и впервые вижу в его глазах страх. И понимаю, что теперь он боится меня и это успокаивает меня, значит, он больше не осмелиться прикоснуться ко мне.
– Хорошо, хорошо, – покорно соглашается он со мной. – Питер, так Питер.
– Пойдемте пить чай, – суетливо просит мама. И мы покорно идем следом за ней, мысленно заключив перемирие.
Но дело не заканчивается этим, вечером в мою спальню вновь проскальзывает отец.
– Нам нужно поговорить, – ухмыляется он.
И тут в комнате прямо из пустоты появляется дядя Августус, хлопка не было слышно, но сейчас я не думаю об этом.
– Думаю, это мне с тобой нужно поговорить и кое-что объяснить, – он тоже ухмыляется, но его улыбка гораздо страшней. Отец мгновенно бледнеет и переводит на меня испуганный взгляд. – Питер, выйди у нас мужской разговор, – приказывает мне Августус.
– Останься, пусть он останется, – отец облизывает пересохшие губы.
– Хочешь при нем? – ухмыляется дядя. – Круцио! – без всякого перехода произносит он, направив палочку на отца. Я не понимаю в чем дело, но отец мгновенно падает на пол и начинает корчиться, словно ему очень больно. Тело его изгибается, на губах выступает пена, стоны протяжные и горестные нарушают тишину дома. Стоны превращаются в страшные, полные боли, крики, и тут в дверь начинает кто-то ломиться.
– Питер, Питер, – голос матери полон тревоги. – Открой, что происходит?
Но дядя не опускает палочку еще целую минуту, которая кажется мне вечностью.
Потом отец прекращает корчиться и, уже постанывая, просто лежит на полу.
– Встань, – приказывает дядя.
Но отец не реагирует.
– АКВАМЕНТИ! – на отца прямо из палочки обрушивается поток воды, что быстро приводит его в чувство и он испуганно вскакивает. – А теперь слушай меня внимательно, – четко произносит Августус. – Если ты еще когда-нибудь дотронешься до моего племянника своими грязными лапами, я тебя убью, и не рассчитывай на быструю смерть, это будет медленно и мучительно. И сегодняшний урок покажется тебя раем по сравнению с тем, что я тебе устрою. Ты все понял? – он выжидающе и презрительно смотрит на отца.