Или, может, уже все разбилось, и теперь я в недоумении стоял среди обломков моей прежней жизни.

Я проснулся от того, что кто-то тряс меня за плечо. Открыв глаза, я увидел в рассветных сумерках физиономию Карса. На миг мне показалось, что мы все еще бредем по Гиблым Землям и все, что случилось потом, — просто дурной сон. Но первые же его слова разбили эту иллюзию.

— Собирайся, Олаф, — сказал мой напарник, — сейчас транспортник прилетит.

— Откуда ты знаешь?

— Я только что из радиорубки. Они сядут на посадочную площадку снаружи.

— Куда мне лететь? И зачем?

— Не выдумывай, Олаф! Я тебя тут одного не оставлю.

Похоже, он был настроен решительно, и я не стал с ним препираться. К чему?

— Ладно, — сказал я, — уговорил. Видишь, какой я покладистый.

— Пойдем сходим за Хенриком. Он с вечера так и не показывался. — И добавил, покачав головой: — Не нравится он мне. Совсем рассыпался.

— Расклеился?

— Какая теперь разница, Олаф?

И вправду, подумал я, какая разница…

Дверь крохотной каморки, где устроился на ночлег Хенрик, была заперта. Я постучал.

— Хенрик!

Молчание.

— Хенрик, открой. Это мы!

Никакой реакции.

Я посильнее нажал на дверь. Она была заперта изнутри.

— Очень меня это беспокоит, Олаф, — пробормотал Карс, — мало ли что…

— Надеюсь, он простит нашу назойливость.

Я разбежался и плечом ударился о дверь. Хлипкий замок легко поддался. Комната была пуста.

— Куда он делся? — удивленно спросил Карс. — На окнах-то решетки.

Я устало ответил:

— Туда… к ним. Он ведь один из них, понимаешь. Как бы он ни сопротивлялся…

— Что же теперь делать, Олаф? — недоуменно спросил Карс.

— А что мы можем сделать? Его уже не вернешь. Ты вроде хотел куда-то лететь…

Мы вышли во двор и побрели к посадочной площадке, расположенной за наружной оградой. Пустынные помещения базы заливал серый утренний свет, вертолеты застыли, точно огромные черные насекомые, а на горизонте в тумане чернела стена леса.

Потом раздался отдаленный звук, такой странный в этом молчаливом мире. Небольшой юркий транспортник кадаров вынырнул из низких облаков и завис над площадкой, выбросив хрупкую конструкцию трапа.

— Пошли, Олаф, — сказал Карс.

Я все еще медлил.

Он подтолкнул меня к трапу, и я покорно полез вверх по перекладинам. Молчаливый пилот-кадар кивнул нам в знак приветствия и, обращаясь к Карсу, что-то сказал на чужом языке.

— Что он говорит? — спросил я.

— Он говорит, что объявлена всеобщая эвакуация, Олаф. Сегодня вечером из нью-йоркского космопорта отходит последний челнок. Мы улетаем. К завтрашнему утру на Земле больше не останется ни одного кадара.

— Все-таки Хенрик добился своего, — заметил я, — хотя ему, наверное, теперь все равно…

— Мы снимаемся с орбиты, Олаф, — сказал Карс, — и сворачиваем базы на Луне и на Марсе. Мы уходим. Совсем уходим.

— И тебе не жалко? Все-таки ты тут так долго прожил… Опять странствовать по космосу…

— Жалко, Олаф. Но что поделаешь? Это уже решено.

Трап втянулся, и транспортник стал быстро набирать высоту. Под нами промелькнули знакомые очертания базы, потом ее заслонили серые облака.

Что-то сдавило мне горло, и я, отвернувшись, чтобы Карс не заметил, украдкой вытер слезу.

Транспортники кадаров летают быстро;— уже через два часа машина опустилась на посадочную площадку перед Манхэттенским торговым центром, где располагалась основная миссия кадаров.

Мы выбрались наружу.

— Ну что, Олаф, — обернулся ко мне Карс, — пойдем? Побудешь со мной там, внутри?

Я покачал головой.

Пилот, который отстегнул ремни и теперь, спрыгнув на землю, стоял рядом с Карсом, вновь произнес какую-то непонятную фразу.

— Он говорит, что последний челнок на базу уходит сегодня в восемь вечера по местному времени, — пояснил Карс. — Мне бы хотелось, чтобы ты проводил меня до самого корабля.

Я кивнул.

— Хорошо, дружище. Я буду ждать тебя тут. Вместе и двинемся. Провожу тебя до стартовой площадки.

Он нерешительно топтался, не отваживаясь оставить меня одного.

— Иди-иди, — сказал я, — я приду. Даю слово.

— Ты обещал, — угрожающе сказал он и вслед за пилотом направился к зданию.