Период, когда были написаны все три части нынешнего издания, охватывает более двадцати пяти лет. За это время с мамой и с нашей семьей произошло многое. И одним из самых сложных и опасных испытаний была слава, «медные трубы». В какой-то момент в «семье-лаборатории» (открытой на всеобщее обозрение и использование!) роль авторитетной и представительной главы почти целиком поглотила нашу маму.

В 1992 году она запишет: «Как-то после очередного выступления в большой аудитории у меня заботливо спросили: “Столько было встреч; вы, наверное, устали?” А мне стало смешно: от этого да устать? От эйфории взаимной симпатии и уважения, атмосферы значительности происходящего? Да это все только бодрит! А возвращаюсь домой – обступают совсем другие дела и люди, среди которых ты обыкновенный человек, и я быстро выдыхаюсь, сникаю, даже болею… Раньше мы жили и об этом рассказывали и писали, а теперь рассказываем и пишем, не успевая жить… Фактически поменяли трудное и безусловно важное на куда более легкое и не столь уж нужное, зато приятное… Лучше бы продолжать жить и попытаться осмыслить и обобщить нажитое, наработанное, ведь никто за нас это не сделает…»

И дальше: «Давай разбираться всерьез: что на что меняешь?..»

Любимый мамин вопрос. О выборе, который каждый из нас делает ежедневно и ежесекундно.

Папа наш, Борис Павлович, был как инопланетянин. На него земные законы, правила и соблазны как будто не распространялись. Для него не имели значения ни жестокие гонения, ни оглушительная слава. Его не волновали ни бедность, ни достаток; и даже необходимость спать и есть не должны были мешать куда более важным вещам.

То, что ему давалось органично, легко и оставляло после себя только свет и благодарность, Лена Алексеевна, абсолютно земная женщина, добывала как шахтер, как крестьянин – через круглосуточную мучительную, противоречивую внутреннюю работу. Точно по ее любимому Чехову: «Беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля…» Если бы она продолжила свою творческую и общественную деятельность, то, вне всяких сомнений, написала бы еще много и добилась бы еще большего признания.

Но к началу XXI века мама взбунтовалась против роли великого педагога. Она стала решительно отказываться от лекций, встреч и предложений написать еще пару-тройку новых книг. Большая удача, что зимой 2007–2008 годов питерский журналист Егор Болтаев все-таки сумел взять у Лены Алексеевны несколько интервью. За это ему – отдельная благодарность. Ведь иначе не появилась бы моя любимая часть – «Я учусь быть бабушкой».

«Я учусь быть бабушкой» – это ее душа сплошным потоком. Многие мысли встречаются гораздо раньше, в том числе и в «Отчем доме»; но здесь они уже по-настоящему часть жизни, и оттого в тысячу раз весомее. Эти мысли, вплавленные в кровь, сами идут прямиком в сердце.

Готовя третью часть к публикации, я давала ее прочитать нашей молодежи, «на свежий взгляд». И моя собственная дочка, незамужняя и вполне современная барышня, сказала: «Я рада, что прочитала это сейчас».

А я могу добавить: какое счастье, что Лена Алексеевна, не останавливаясь, прошла тот путь: от «творческой личности», от звезды передовой педагогики, от успешного научного и общественного деятеля, от автора популярных брошюр и ведущего ТВ-передач и так далее – обратно к Маме и Бабушке.

Жизнь рядом с нашими родителями сама по себе была постоянным ученичеством. В детстве, правда, мы этого не понимали. Но и они рядом с нами постоянно учились.

Одно из главных маминых внутренних открытий, доказанных ее собственной жизнью, прожитых каждой ее клеточкой, заключалось в том, что каждый из нас – незаменимая и бесценная лаборатория по «выделыванию себя из недо-человека в человека». А дети – это лучшее в жизни испытание для их родителей. Если будешь честным, пойдешь до конца и выдержишь его, дети помогут тебе раскрыть и очистить себя, так что не останется ничего лишнего и неестественного – только настоящее, твое.

Эта книга – лучшее тому доказательство.

Хорошего чтения!

Ю. Б. ТУРКИНА (НИКИТИНА)

Вспомнились мне слова Твардовского – они могли бы стать эпиграфом к жизни семьи вообще:

Неизменно ты со мной —

Боль моя, моя отрада,

Отдых мой и подвиг мой.

Поначалу хотелось пропеть гимн Семье, настоящей опоре жизни: без нее не расстаться с чувством одиночества, никому-не-нужности. Вот говорят: «Чужих детей не бывает», – красиво, а неправда: бывают! С тех пор как стала распадаться семья, таких – ничьих! – детей становится катастрофически больше во всем мире. Да и взрослых тоже.

Мудрец Сент-Экзюпери сказал, что каждому надо кого-то «приручить», то есть сделать своим. Если ты чей-то – тот самый, без которого жизнь не мила, – тогда ты держишься в жизни уверенно, ты знаешь, что ты кому-то – пусть единственному человеку! – дорог. И это тебя спасет от многих бед и заблуждений, может быть, даже от смерти. Сент-Экзюпери вспоминал, как они с товарищем ползли по пустыне и по горам, добираясь после катастрофы к людям. Они изнемогали; легче было умереть, нежели дойти. И спасло их одно-единственное чувство: они знали, что их ждут и что их любимым людям будет очень плохо, если они не дойдут. Это и дало им силы выстоять.