Цветков после этих речей постиг всю историю. Он задумчиво прошелся по комнате и вдруг остановился пред Полем, полный осанки, улыбаясь и горько покачивая головой.

– Павел Васильевич!
– воскликнул он, - я никогда не буду подлецом! Такой добродушнейший человек, как Федор Федорыч, наиблагородный. Нет-с, я этого не потерплю! Пожалуйте лошадь, не то я уйду!

Крутояров, несмотря ни на что, был еще очень молод; на этот раз он не совладел с собой; пылкость взяла верх.

– Ну, так пошел же к чорту!
– закричал он на Ваню. Убирайся к своему колбаснику пешком... Пошел, пошел! Где твоя фуражка?! Не надо!... пошел без фуражки!

И вчерашний друг, кокетливый Поль, как бешеный лез на Цветкова. Ваня несколько оторопел, но вспомнил, что стоявший перед ним молодой человек не имеет и половины его силы, пшикнул по обыкновению и взял фуражку. Если б не воспоминание о дворне, которая могла сбежаться, он, может быть, и очень замахнулся бы на гордого богача, который теперь так безнаказанно толкал его в спину. Стыдно, очень стыдно было ему идти пешком через барский двор и деревню, видеть какими удивленными глазами провожали его люди, слышать уканья Поля, который, как совсем малый ребенок, выскочил на балкон и кричал ему вслед разные обидные слова.

К довершению зол и стыда на деревне повысыпали собаки, у Цветкова не было даже тросточки и он, совсем растерявшись, бросился бежать, преследуемый огромными и косматыми церберами. Встречные мужики останавливались и хохотали. Очутившись на открытом поле, он лег на траву и отдохнул. Перед ним была перспектива пяти верст пешком, под знойным солнцем...

К чести его надобно сказать, что среди всего он не забыл Федора Федоровича, и только немного поуспокоившись, продолжал путь, тяжело вздыхая. В эти минуты он был вполне достоин соболезнования и теплого сердечного участия. На половине дороги ему повстречался всадник в простом армяке, который во весь опор скакал к Белополью.

Он вез записку от Вильгельма, известие о решении Дашеньки бежать.

Цветков не обратил на него внимания.

VII

Наконец он дотащился домой.

Отворив дверь в прихожую, он услыхал в столовой разговор, из которого до него долетали следующие слова:

– Das ist egoistisch!

– Да как же, мой друг?

– Это ужасно!!

– Не цалуй меня, право... не цалуй... кто-нибудь взойдет... Он вернется, или Цветков... уйди!

– Я и его, и дурака Цветкова из окошка выброшу...

– Вот... ей-Богу, кто-то стукнул в прихожей... Поди, посмотри...

Ване показалось лучшим выбежать опять на крыльцо и через ворота задними дверьми войти в дом.

В задних комнатах встретил он кухарку Федора Федоровича и поспешно сделал ей несколько вопросов.

– Кто ж это в столовой, Авдотья? Авдотья очень перепугалась и пробормотала:

– В столовой?... Да кто ж там, кажется?... Дарья Ни-колавна, должно быть... Я вот все в кухне была...

– Да ты, старая, не ври! Там с Дарьей Николавной кто-то. Вильгельм этот, что ли?

– А может быть, и он.

– Как же ты, дура, смотришь?

– А мне что смотреть! разве я мамзель за ними! Вижу пришел и сидит... Это дело господское... Я разве знаю, что надо!

Цветков поднял руку.

– Да ты, барин, не изволь драться! Ей-Богу, не дерись... Я отойду от вас!
– во все горло закричала Авдотья.

На ее крик выбежала испуганная Дашенька. Цветков грозно и развязно обратился к ней:

– Вы, сударыня... Вы очень гадко и подло поступаете! Молодая девушка хотела возразить; но Цветков, не слыша Вильгельма и полагая, что он ушел, почувствовал желание выместить на ней все свои горести.

– Извольте молчать!
– воскликнул он.
– Вы даже просто низко поступаете!

В это мгновение дверь растворилась с шумом, и Вильгельм показался в ней, сверкая всем, чем только мог сверкать.

– Не смейте оскорблять эту девушку, - важно произнес он, скрестив на груди руки a la Napoleon.

– Какое вы имеете право здесь распоряжаться?
– понижая голос, ответил Цветков.

Вильгельм двинулся вперед... Дашенька бросилась между ними и хотела увести своего милого друга из комнаты; Вильгельм отстранил ее.

– Если вы, - плавно начал он, - если вы хотели бы тиранить этого ангела, то вам нельзя будет этого... Она моя, и вы должны молчать... Иначе шпага или пистолет решат наш спор!

И взяв за руку избранную сердца, дерптский студент вышел вон.

Ваня поспешил в свой покой и наскоро написал записку к Федору Федоровичу, дал дворнику рубль серебром с приказанием на чем бы то ни было и как бы то ни было лететь к нему. При этом обещал он ему от имени Ангста еще награду, если известие доставлено будет скоро. Потом заперся у себя и наполнил весь дом смелыми звуками гитарных струн.