Все без исключения позволяют себе наживаться на пропаганде, независимо от того, в какой точке мира это происходит, и я не стану отрицать, что подобное практикуется и в Кремле. Однако понимание этого не освобождает от уважительного отношения к историческим фактам и их трагическим последствиям. Более чем бестактно сравнивать президента России с Гитлером, учитывая, что семья Владимира Путина два с половиной года жила в блокадном Ленинграде, а один из его братьев там и погиб.

Искаженное представление обо всем, что касается России, распространяется на самые неожиданные области. Разве где-нибудь еще, кроме России, после Олимпийских игр подводился не спортивный, а политический итог? Насколько я помню, даже в Китае такого не было. Когда в Бразилии перед чемпионатом мира по футболу были эвакуированы населенные пункты, новостные ресурсы сообщали об этом просто и без комментариев. Когда же жители Сочи вынужденно покидали свои местожительства, каждый отдельный случай преподносился как грубое нарушение прав человека. И для тех, и для других жителей это, вероятно, стало драмой. Но только когда речь идет о России, каждое слово твердит о варварстве. Словно мантра, изо дня в день тогда повторялось, что это были самые дорогие и самые спорные Олимпийские игры за всю историю. При этом сами русские о выборе места проведения Олимпиады говорят вполне самокритично и даже с юмором, под девизом: зимние игры в субтропиках – только мы на это способны!

Дело в том, что огромные суммы, выделенные на Олимпиаду, пошли не только на строительство спортивных объектов или утонули в море коррупции, но также были напрямую инвестированы в инфраструктуру этого заброшенного региона. Но ведь нас это не интересует. Разумеется, задача журналистов – это критически смотреть на такие вопросы, как нанесение вреда окружающей среде, изгнание местного населения и бесчеловечное обращение с иностранными работниками. В других странах средства массовой информации показывают себя более лояльными, по крайней мере они также демонстрируют обратную сторону медали и говорят о позитивных сторонах вопроса. Но за весь негатив, конечно, личную ответственность несет «царь Путин». И то были не Олимпийские игры, а Персональные игры Путина. Несмотря на всю обоснованность критики, такие пропорции не подходят.

Лучшим примером подобной однобокости служит ажиотаж вокруг темы гомосексуализма. Ну что за лицемерие! Неужели никто больше не желает помнить, что в Западной Германии вплоть до 1973 года преступлением считались любые половые акты между мужчинами, а позже – только между мужчинами до 21 года? А также, что унаследованный у империи и нацеленный против гомосексуалистов параграф 175 Уголовного кодекса Германии был окончательно устранен только в 1994 году?

И это было всего лишь каких-то двадцать лет назад, при том, что в 1960-х годах у нас произошла сексуальная революция, а в России (еще) нет. В Федеративной Республике Германия в 1950–1994 годах было осуждено около 50 000 гомосексуалистов. Разве не возмутительно, что в 1972 году Мюнхенские Олимпийские игры проводились в стране, в которой попирались права человека? Как и во многих других вопросах, снова и снова все сводится к тому, что каждое общество должно найти свою собственную скорость, к которой оно будет готово и с которой сможет двигаться по пути перемен. Мы – не мера всех вещей.

Федеральный союз геев и лесбиянок в Германии перед началом игр в Сочи разослал послание участвующим спортсменам и некоторым людям из разных социальных групп с призывом выразить свой протест против ситуации с гомосексуалистами в России. Я также получила такое послание, внимательно его изучила и решила не подписывать. Союзу я ответила следующее:

Я не хочу подписывать ваше обращение и охотно объясню, почему.

В качестве предварительного замечания скажу, что еще в те времена, когда гомосексуализм в Германии был под запретом, среди моих друзей было множество гомосексуалистов. Будучи частью поколения 68-го года, я на своей шкуре испытала все прелести общественного развития, которое принято обозначать термином «сексуальная революция», и потому знаю, каким долгим был и, местами, остается этот путь. Я полагаю, за каждым обществом необходимо признавать право на его собственную скорость, с которой оно подстраивается под разнообразные перемены, и я не могу, с одной стороны, говорить о демократии, а с другой – не обращать внимания на последствия, которые меня не устраивают. По факту, соответствующий законопроект в России был предложен большинством (и не только депутатов). Кроме того, и это тоже является фактом, просветительская программа, разработанная российскими объединениями геев и лесбиянок, следовала совершенно иной стратегии, чем та, что навязывалась их западными коллегами. Оглядываясь назад, скорее всего, любой западный консультант сможет признать, что порой определенные действия были весьма эффектны, но по сути ничуть не эффективны. (…)

Подобные призывы кажутся мне чересчур упрощенными, слишком поверхностными, скорее направленными на немедленную реакцию (конфронтацию), нежели на решение (сотрудничество). Стремление добиться чего-либо (справедливости, равенства, гуманизма и т. д.) всегда связано с тяжелым трудом, который с подобными воззваниями, к сожалению, не имеет ничего общего, иначе он хотя бы иногда привлекал внимание средств массовой информации, которого заслуживает.

Как известно, президент Германии Йоахим Гаук не поехал ни на открытие, ни на церемонию закрытия Олимпиады в Сочи. Насколько я знаю, он не выступал с публичным обоснованием такого решения, но и другие его высказывания и действия не оставляют сомнений, что это не было связано со сложностями его графика. Решение президента стало реакцией на нарушение прав гомосексуалистов. Это его право вести себя таким образом. Но примерно в то же время президент находился с государственным визитом в Индии. В те дни поступило несколько сообщений о массовых изнасилованиях женщин – неотъемлемый феномен индийского общества, а также об одном особенно ужасном случае, когда старейшина деревни приговорил молодую женщину к наказанию массовым изнасилованием. Во время своего путешествия по Индии президент выразился следующим образом: Германия замечает в Индии не только положительные моменты, но и трудности. Дескать, перед страной стоят серьезные «задачи в вопросе дискриминации женщин». А затем он похвалил демократические достижения этой – как ее все называют – самой большой демократии в мире. Термин «нарушение прав человека» он так и не смог произнести.

Это все мелочи, которые на первый взгляд могут показаться не столь уж серьезными, однако в совокупности они производят весьма заметный эффект. Образ России и русских остается одномерным и, кстати, довольно оскорбительным для тех, к кому он относится. Тот, кто считает, что этим можно пренебречь, не должен недооценивать опасную роль образа врага, особенно в периоды нестабильности, характеризуемые экономическим соперничеством, борьбой за сферы влияния и взаимным недоверием. Каждую неделю появляются все новые и новые примеры показательных заявлений, в том числе демонстрирующих двойные стандарты. Вот, например, еще несколько.

17 апреля 2014 года в 7:35 в выпуске «Утреннего журнала» на канале ZDF говорится об украинских военных в Крыму, причем тема звучит так: «Солдат разоружали либо предлагали перейти на сторону противника». Обратили внимание? Разоружение преподносится как факт, а переход на сторону противника – нет. Действительно, разве кто-нибудь добровольно перейдет на российскую сторону? Да не бывать такому.

7 сентября 2014 года вновь и вновь повторяется сообщение: Правозащитная организация «Международная амнистия» обвиняет обе стороны конфликта – украинские войска и пророссийских сепаратистов – в нарушении прав человека. При этом упоминаются артиллерийские обстрелы, повлекшие за собой жертвы среди гражданского населения, похищения людей и пытки. В вечернем информационном выпуске эта новость преподносится следующим образом: «Армии и пророссийским сепаратистам выдвигаются обвинения», при этом слово «украинской» перед «армией» отсутствует. Оплошность? В любом случае выглядит это некорректно и вводит аудиторию в заблуждение.

В начале августа верховным комиссаром ООН по делам беженцев были опубликованы цифры, согласно которым с начала конфликта и до этого момента 285 тысяч граждан Восточной Украины стали беженцами в связи с военными действиями. 117 тысяч человек нашли пристанище в Украине, 168 000 уехали в Россию и оформили там регистрацию. Затем неожиданно, но как бы вскользь, появляется цифра 730 000 человек. Это данные Российской миграционной службы, которая уже в середине июля говорила о 520 тысячах беженцев, число которых к середине августа соответственно возросло до уже упомянутых 730 тысяч. Реакция понятна: российский источник – это чистая пропаганда. Хорошо, я этого не исключаю, но ведь я же могу выяснить. Как это представляется в реальности? У огромного количества российских семей есть родные и близкие в Украине, в том числе и на востоке страны. Вот конкретный пример: россиянин едет со своей украинской подругой к ее родственникам в Луганск, сажает родню в машину и увозит их с собой в Россию. Между Украиной и Россией нет визовых обязательств, и в России можно оставаться без официальных бумаг на протяжении трех месяцев. Конечно, многие пользуются этим в надежде на то, что кошмар скоро кончится и свой дом по возвращении они застанут невредимым. Помимо этих людей есть еще те, кто ждал до последнего и потом бежал, прихватив с собой лишь пару личных вещей, и те, у которых домов больше нет, ведь их разрушили бомбы и гранаты. В официальных сводках, например, такие люди тоже не фигурируют. Итак, неужели все это не стоило выяснять? Почему в наших СМИ нет ни слова об этом? Не потому ли, что никому и в голову не придет, что можно бежать именно в Россию? Ведь если допустить подобное, далее придется задуматься о том, что может означать для русскоговорящих людей политика украинизации? А потом на ум придет и понятие «военные преступления»?

Конец ознакомительного фрагмента.