Робин не могла представить, чтобы отец отвоевывал себе путь у кого угодно, кто станет на пути каравана, в той же самовластной манере, как это делал Зуга.

Закрывая глаза, она видела мысленным взором крошечную падающую фигурку черного человека в высоком головном уборе, безжалостно застреленного ее братом. Она много раз представляла себе, как без стрельбы и бойни проложили бы путь по слоновьей дороге она или отец. Тактическое отступление, небольшие подарки, осторожные переговоры привели бы в конце концов к соглашению.

— Это было настоящее кровавое убийство! — в сотый раз повторяла она про себя. — А то, что мы делали с тех пор, просто наглый грабеж.

В деревнях, мимо которых они проходили, Зуга без зазрения совести забирал весь урожай на корню, забирал табак, просо и ямс, не давая себе труда оставлять в уплату хотя бы горсточку соли или несколько полосок сушеного слоновьего мяса.

— Зуга, мы должны попытаться поговорить с этими людьми, — увещевала она.

— Это недобрый и опасный народ.

— Потому что они ждут, что ты будешь убивать и грабить их, и, Бог свидетель, ты ни разу не обманул их ожиданий, правда?

Этот спор повторялся много раз, и никто из них не уступал, каждый упрямо придерживался своей точки зрения. Теперь она по крайней мере развязала себе руки и может попытаться вступить в контакт с этим народом, машона, как пренебрежительно называла их Юба, не боясь, что ее нетерпеливый и высокомерный брат вмешается и отпугнет этих робких черных людей.

На четвертый день после ухода из лагеря Зуги они приблизились к необычному геологическому образованию. От горизонта до горизонта с севера на юг, насколько хватало глаз, тянулось что-то вроде высокой плотины, скалистая дамба, сотворенная не человеком, а природой.

Почти точно на линии их маршрута в скале открывался единственный проход. Растительность в этом месте менялась, становилась гуще и темнее, и было ясно, что сквозь разлом протекает река. Робин немного изменила маршрут и направилась к ущелью.

Когда до стены оставалось несколько километров, Робин с восторгом заметила следы человеческого жилья, первые с тех пор, как они покинули Маунт-Хэмпден.

На утесах, обступивших проход высоко над речным руслом, возвышались укрепленные стены. Подходя ближе, Робин увидела на берегах реки зеленые поля, защищенные изгородями из кустов и терновника; посреди густой темно-зеленой поросли молодого проса стояли на сваях небольшие, крытые листьями сторожевые хижины.

— Сегодня набьем животы, — торжествовал капрал-готтентот. — Хлеб созрел в самый раз.

— Капрал, мы разбиваем лагерь здесь, — твердо заявила Робин.

— Но до них еще пара километров…

— Здесь! — повторила Робин.

Никто ничего не понимал, но все сожалели, когда Номуса запретила им не только приближаться к соблазнительным полям, но и выходить за пределы лагеря, за исключением групп, отправлявшихся за водой и дровами. Но сожаление сменилось неподдельной тревогой, когда Робин сама ушла из лагеря, взяв с собой только Юбу, и все видели, что они ничем не вооружены.

— Эти люди — дикари, — пытался остановить ее капрал. — Они вас убьют, а тогда майор Зуга убьет меня.

Робин с Юбой зашли на ближайшее поле и осторожно приблизились к сторожевой хижине. Она стояла на приподнятой над землей платформе, к которой вела шаткая лестница, на земле под ней тлели подернутые пеплом угли костра. Робин опустилась на колени и раздула огонь, потом подбросила в него сухих веток и послала Юбу за пригоршней свежих листьев. Столб дыма привлек внимание наблюдателей, притаившихся на утесе над ущельем.

Робин видела их — неподвижные, застывшие в пристальном внимании фигуры отчетливо вырисовывались на фоне неба. Жутковато было ощущать на себе взгляды стольких глаз, но Робин не полагалась на то, что там находятся только женщины, не полагалась и на молитвы, которые усердно возносила. Твердо веря, что береженого Бог бережет, она засунула за пояс брюк большой кольт Зуги и прикрыла его полой фланелевой рубашки.

Рядом с дымящим сигнальным костром Робин оставила полкило соли в небольшой тыквенной бутыли и связку черного копченого слоновьего мяса, последнюю из ее запасов.

На следующий день рано утром Робин и Юба снова пришли на поле и обнаружили, что мясо и соль кто-то забрал, а их следы затоптаны свежими отпечатками босых ног.

— Капрал, — сказала Робин готтентоту с уверенностью, которой отнюдь не ощущала, — мы идем на охоту, добыть мяса.

Капрал блаженно ухмыльнулся. Накануне вечером они доели последние куски копченого мяса, последних долгоносиков и личинок, поэтому он одарил ее одним из своих самых горячих салютов. Его правая рука с растопыренными пальцами взлетела к верхушке картуза, правая нога высекла из земли облако пыли. Он поспешил прочь, на ходу выкрикивая своим людям приказы готовиться к охоте.