Младенец, овеянный прохладным ветерком с реки, заерзал и выпустил тоненькую желтоватую струйку, пролившуюся на белоснежную джиббу всемогущего халифа.

Осман застыл на мгновение и разразился оглушительным хохотом.

– Теперь я вижу, что это действительно мой сын! Если он написал на меня, то так же бесстрашно написает и на моих врагов. – Он высоко поднял младенца и торжественно провозгласил: – Это мой сын Ахмед Хабиб абд-Аталан. Подойдите к нему и засвидетельствуйте свое почтение.

Аггагиры по очереди подходили к младенцу и, сложив руки в традиционном приветствии, славили Ахмеда и желали ему всяческих благ, а тот радостно болтал в воздухе ножками и таращил на них глаза. За все это время Осман ни разу не посмотрел на двух стоящих поодаль женщин, но, передав младенца аль-Нуру, сказал как ни в чем не бывало:

– Отдайте ребенка матери и скажите, чтобы она возвращалась в свои покои в гареме и ждала там моего благоволения.

За прошедшие с того момента восемнадцать месяцев Ребекка виделась со своим господином три или четыре раза, в остальное же время наблюдала за ним, когда он выезжал из дворца или возвращался. И, едва переступив порог, приказывал аль-Нуру принести ему Ахмеда и не спускал его с рук несколько часов, отдавая только на время кормления.

Малыш быстро рос и радовал своих родителей. Ребекка находила в его облике смутные черты своего отца и даже Эмбер, что еще больше усиливало ее тоску по сестре. Сейчас у нее осталось только два близких человека – Назира и ребенок. Женщины в гареме были настолько глупы и мелочны, что она практически не общалась с ними. Ребекка безумно скучала по своим сестрам и часто вспоминала о них и днем, коротая тоскливое время, и ночью, когда Ахмед уютно посапывал у нее под боком.

Она тосковала по Осману и с нетерпением ждала, когда он позовет ее, но эмир оставался безучастным к ее мольбам. Ее тело уже оправилось после родов, и только небольшие рубцы напоминали о недавнем разрешении от бремени да груди немного ныли от боли. Ночью она просыпалась с мыслями о мужчинах, которых когда-то знала, и уже не спала до утра. Но всех их затмил Осман Аталан. Ей требовался человек, с которым можно было бы поговорить о своих заботах, излить душу и насладиться любовью, и никто не превзошел в этом всемогущего халифа.

В гареме поползли слухи о предстоящем джихаде против неверных христиан Абиссинии, в котором главная роль отводилась Осману Аталану. Говорили, что армию должен возглавить именно он по благословению самого Аллаха, а с ним на священную войну отправятся всего лишь несколько жен и наложниц. К этому времени Ахмед уже говорил первые слова, и Ребекка надеялась, что он возьмет их с собой. Она помнила времена в Галлабате, когда зачала от него, и постоянно думала о той счастливой поре. И не просто думала, а мечтала снова оказаться с ним в походе и испытать счастливые минуты близости. Одиночество сводило ее с ума. Конечно, днем она занималась с малышом, но длинные ночи разрывали ей сердце.

Вскоре по гарему разнесся еще один слух, будто Осман возьмет с собой на священную войну трех жен и восемь наложниц, в число которых, к счастью, войдет и она. Осман решил взять с собой ее и Назиру с ребенком, а все другие дети должны были остаться в гареме. Это неизбежно наводило Ребекку на мысль, что на самом деле ему нужен ее сын, а не она сама. Горько было чувствовать, что мать и служанка являются простым приложением к Ахмеду. Ее истосковавшееся по мужской ласке тело постепенно наливалось неизбывной болью.

Они направились к абиссинской границе в составе сорокатысячной армии, но Ребекку с другими женами и наложницами Осман Аталан предусмотрительно оставил в Галлабате. Сам же ринулся со своим войском на абиссинцев и нанес им сокрушительное поражение. Несмотря на многократные предупреждения Райдера Кортни о готовящемся нападении, абиссинская армия не смогла противостоять кавалерийскому напору халифа. Абиссинцы были прекрасными воинами, ничем не уступавшими аггагирам Османа Аталана, но, сокрушенные его натиском, отступили. Отлично зная расположение горных проходов и ущелий, Осман нанес смертельный удар в районе Минкти и Атбары и загнал в реку оставшихся в живых воинов, где они утонули, а захваченных в плен приказал казнить и бросить их тела на съедение хищникам.

Абиссинский генерал Рас Адал не ожидал, что противник поднимется так высоко в горы, а потому допустил роковую ошибку, позволив неприятелю разбить лагерь и набраться сил на равнине Дебра-Син перед генеральным наступлением.

Сражение было жестоким и кровопролитным. Рас Адал отчаянно сопротивлялся, но в конце концов был сломлен и сдался на милость победителя. В результате этого вся провинция Амхара оказалась в руках Османа Аталана, после чего захват Гондара, древней столицы Абиссинии, оставался лишь делом времени.

Именно в Гондаре Осман Аталан намеревался расположить свою новую столицу, но никогда еще не проводил зиму в жестких условиях Абиссинского нагорья. Его племя беджа проживало в знойной пустыне, где не было изнурительных холодных ветров, а здесь его воины стали часто болеть, слабеть и, в конце концов, умирать. Осман поздно понял, что попал в ловушку, и, потеряв множество людей, вынужден был оставить Гондар, предварительно предав его огню, и спуститься в Галлабат. Более того, наглотавшись холодного воздуха, он сильно простудился и вернулся совершенно больным человеком. Аггагиры положили его на ангареб, с ужасом ожидая смерти своего господина.