Шрифт:
В мелодии флейт появились зловещие нотки; громче забили бубны.
– Вонзи кинжал в меня, - прорыдала она.
– В меня! Я первой смерть приму, коль было так богам угодно!
Тиберий сидел, запустив ноготь в ляжку ребёнка, и не сводил глаз со сцены. Гай исподволь наблюдал за ним. Старик, казалось, перестал дышать. Он весь подался вперёд, ловя каждое движение, каждый стон, каждый вздох молодых влюбленных.
– Я люблю тебя!
– вдруг закричал Протей прерывающимся голосом.
– Люблю, знай это!
– А я - тебя! О, боги! Вам неугодна наша любовь!
– Афалиста, казалось, была на грани обморока.
Гай не знал пьесы, но почему-то был уверен, что этих слов в ней нет.
– А знают ли они...
– начал он, но Тиберий знаком заставил его умолкнуть.
Протей с кинжалом подступил к любимой. Поднял руку, готовясь ударить, и вдруг лезвие выскользнуло, он кинулся к девушке и прильнул к ней губами.
– Прекрасно, - прошептал Тиберий.
– Сколько чувства!
Флейты умолкли. Бубны едва рокотали. На сцене воцарилось молчание.
Гай ёрзал на скамье.
– Что-то долго он её целует. Они покончат с собой сейчас, или когда?
– Сейчас.
– Да они нарочно тянут время!
– Им страшно.
– Что в этом интересного?
– Это трогательно. В их страхе и любви столько чувства, столько поэзии!
Губы влюблённых не отрывались друг от друга.
– Не думаю, что он способен воткнуть в неё кинжал, - буркнул Гай.
– Он слабак. Пусть кто-нибудь поможет им.
– В том-то вся соль, что они должны сделать это сами, - губы Тиберия тронула улыбка.
– Только сами. Они боятся смерти, и при этом знают, что лучше им заколоться, чем терпеть пытки, которым подвергнет их Иллиант.
– В трагедии их пытают?
– оживился молодой человек.
– Нет, они успели умереть, прежде чем появились воины Иллианта.
– Но если они не заколются, их подвергнут пыткам?
– Разумеется. Они испортят прекрасную пьесу, разочаруют нас, и за это их будут пытать. Они знают это, и покончат с собой, можешь не сомневаться.
Чтец в растерянности озирался. Поцелуй и впрямь был слишком долог.
К Тиберию с низким поклоном приблизился распорядитель, но тот безмолвствовал. Слуги переглядывались. Гай преувеличенно громко вздыхал и раскачивался на скамье. Тиберий время от времени прижимался губами к губам мальчика, потом снова устремлял взгляд на сцену.
Наконец он кивнул. Служитель подал кому-то знак, и на сцене появились двое в тёмных балахонах с надвинутыми на лица капюшонами, почти незаметные в полумраке. Увидев их, Афалиста слабо вскрикнула и стала оседать на пол. Протей подхватил её и опустился вместе с ней. Голова Афалисты запрокинулась. Протей, весь в слезах, покрыл её лицо поцелуями.
– Давай, пыряй её!
– закричал Гай.
– Не тяни время!
– Потише, здесь тебе не цирк, - оборвал его император недовольно.
Тёмный балахон поднял с пола кинжал и вложил его в руку Протея. Тот, весь дрожа, замахнулся им. Бубны забили громче.
– Убей...
– пискнула Афалиста, зажмурившись.
– В подземную ночь я уйду, с тенями кружиться над тёмной... бескрайней... равниной... где ты... где ты... не обнимешь меня...
Протей закричал и всадил лезвие ей в грудь. Она приникла к возлюбленному, обнимая его; их губы на какой-то миг снова слились. Он уложил её на пол, извлёк лезвие из её груди и вдруг, пронзительно застонав, бросился на трепещущее тело. Протей словно хотел успокоить возлюбленную поцелуями.
Скосив глаза, Гай заметил, как по щеке старика, огибая язвы, катится слеза.
Бубны били монотонно и глухо. К Афалисте почти ползком подобрался чёрный балахон и воткнул кинжал ей в бок. Она затихла. Протей продолжал покрывать поцелуями уже мёртвое тело.
Из темноты возник второй балахон. Он быстро приблизился к юноше и коснулся его спины металлическим стержнем, раскалённым на конце. Тот вздрогнул, словно опомнился; вскочил на ноги, огляделся. Его безумный взгляд остановился на бездыханном теле Афалисты.
– К мрачным теням отлетела...
– его голос перешёл в хрип и он умолк.
Балахону пришлось ещё раз прижечь его, чтобы он продолжил:
– Отлетела... любовь моя, в царство Аида...
Завыла труба. На сцене возник вестник с иссиня-бледным помертвевшим лицом. Он стоял у края сцены; свет пламени едва дотягивался до него.
– Явились царя Иллианта посланцы, - дрожащим голосом, запинаясь, проговорил он.
– Дом окружён, и тебя они ищут, чтоб смерти жестокой предать.
Он бросился бежать по сцене, но на противоположном её конце ему навстречу выступили три суровых бородача в боевых доспехах. Бородачи наставили на него копья; он взвизгнул и вильнул в сторону, как заяц, но те оказались проворнее: одно из копий вонзилось ему в бок, двое других проткнули ему спину. Вестник упал, захлёбываясь кровью. Бородачи скрылись в темноте.