Странность этих краж действительно бросалась в глаза, что и подвигало меня постоянно размышлять о людях, способных совершить такое. Я оперировал лишь сведениями, полученными от посетителей кабачка Умина, очень не хватало достоверной информации, и получить ее не представлялось возможным. Причинами выступали, во-первых, юный возраст, из-за которого меня не принимали всерьез, а, во-вторых, отсутствие социального статуса, позволяющего изучать место преступления лично.

Как-то вечером мне было особенно скучно, и я заторопился к Умину, даже не поужинав, чем вызвал ехидную усмешку Учителя Доо. Заказал чаю, легких закусок и стал дожидаться окончания кона у игроков в кости, чтобы подменить кого-то из них. Коротая время непринужденно болтал с Ло Литой и ткачом Веньяном. Вдруг их глаза удивленно округлились. Гул голосов стих. Я обернулся: в сад вплывала Шая в сопровождении высокого незнакомого мужчины. Он выглядел более чем солидно, но сразу не понравился мне. До тошноты. Может быть, реальность чуть сместилась относительно привычной оси... А может, дело было в щегольски завитой и подкрашенной хной бородке, высокомерном взгляде томных глаз, полуприкрытых тяжелыми веками, в общей ауре превосходства, которую излучала его статная фигура, затянутая в дорогую шелковую куртку с отделкой из золоченых витых шнуров.

– Господин Мельхиор, – загалдели мои собеседники, призывно взмахивая руками. Морок развеялся. – Просим к нам!

– Ну что вы, – снисходительно улыбнулся тот узкими, саркастично изогнутыми губами. – Неужели не видите, что я пришел с дамой? Не сейчас... не могу... сожалею...

Поминутно раскланиваясь с завсегдатаями, он подвел Шаю к заранее подготовленному столику, уставленному холодными закусками. Она проплыла мимо, даже не ответив на мою улыбку. Просто скользнула равнодушным взглядом, будто я был докучливым незнакомцем, обременяющим ее излишним вниманием. Из кухни спешил Умин, баюкая в руках тяжелый кувшин с длинным узким горлом, залитым сургучом. Добродушно прогудев приветствие, артистично смахнул невидимые пылинки с прозрачных бокалов и наполнил их густым и, судя по насыщенному цвету, совсем не дешевым вином. С поклоном пожелал приятного вечера и удалился на кухню. Выждав какое-то время, я последовал за ним.

– Я правильно понял...

– Да. Это наша местная знаменитость, духоборец Мельхиор Железный, – сварливым голосом пробурчал тот. – Э-э, почему всполошился? Уж не ревнуешь ли ты Шаю, малец?

– Что ты! – засмеялся я над столь нелепым предположением. – Никогда раньше не видел его, вот и интересуюсь. Шая мне знакома давно, а этого... – я не смог сдержать раздражения, – первый раз вижу.

– Да уж, – усмехнулся кабатчик, – я помню, как ты высиживал ее в день... да! как раз когда закончились ее несчастья. Кто бы мог подумать...

– А что случилось-то? – было интересно, как изменение судьбы бакалейщицы прокомментирует кабатчик.

– Да кто его знает! – отмахнулся Умин. – Но Шаю как подменили. Выгнала жениха, привезла из храма Смерти священника, он в лавке три часа молитвы пел, Мельхиору, вон, чуть ли ни руки целует... – и пояснил, в ответ на мой удивленный взгляд, – за ее счет этот пир, сама все оплатила. Как он вернулся из деловой поездки, так сразу сюда притащила. Благодарит. Да смотрю я, заказы снова к ней пошли, на лад все движется... В общем, чудны дела твои, Вечносущее Небо, – он раскрытой ладонью описал перед лицом круг.

Я растерянно молчал. И впрямь, в последнее время в бакалейной лавке нестерпимо пахло ладаном, Шая больше не шутила по-свойски, улыбалась натянуто, как бы выстраивая между нами и собой невидимую стену. Однажды даже прилюдно отругала грузчиков, неаккуратно обошедшихся с заказом «уважаемого господина Мельхиора», что было совершенно не похоже на ее обычное обращение с работниками.

– Ну, Бу, говорят, сам сбежал, – уточнил я, справедливости ради.

– Может, и сбег, – благодушно согласился кабатчик, оттирая до блеска тарелку. – Он ведь в долги влез под залог лавки, думал, как Шая работать станет – тут он и разбогатеет... – кинул пронзительно-синий взгляд из-под кустистых бровей. – А если Шая ему, скажем, отказала?.. Если, вон, Мельхиор и вправду духов выгнал, которые паскудничали на ее складах? Толку ли Бу с тех займов? Только пропить! Прихватил денежки, да и сбег. Ростовщики злы были, как кобры, – Умин довольно хохотнул, – в розыск объявили... да разве в империи так просто найдешь кого? Затеряться в наших просторах – проще некуда, а с деньгами-то и подавно.

Ох ты ж! Я чуть не треснул себя по лбу кулаком. Конечно, Шая на самом деле поверила, что ритуал, проведенный Мельхиором, спас ее. Благодаря ему духи вернули деньги, прекратили кражи и избавили от нежеланного брака. Потому она и сторонится нас, что мы знаем о деньгах и побеге Бу больше, чем следует... Но разве стоит нас опасаться?

И вдруг сердце кольнула обида: никто не оценил моих личных заслуг в поимке духов-воришек и восстановлении справедливости! О них даже не знают...

Но пора было возвращаться к ужину, все равно из Умина я уже вытянул все, что он позволил вытянуть.

Слова Шаи остановили на входе в сад: «Все знают, что за беда приключилась со мною! Уважаемый Мельхиор помог в трудном деле...» Дружная компания моих ежевечерних собеседников сгрудилась у ее столика, а господин Железный вещал ощутимо нетрезвым звучным голосом:

– Конечно же, эти дерзкие преступления – суть безумства духов, зловредных и злочинных. Поэтому если рассудок, жизнь и сохранность жилища дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот, когда силы зла... э-э-э... я хотел сказать, может воспользоваться моими услугами и обеспечить свою безопасность за разумную плату...

– Я жду Вас завтра, уважаемый... – щебетала с придыханием Ло Лита, просительно заглядывая в глаза сидящему духоборцу, для чего ей приходилось сгибаться в пояснице, с трудом определяемой в пухлой фигуре.

– А потом сразу ко мне, будьте любезны... – не отставал от нее гончар Иизакки, тряся тощей бороденкой и почти подпрыгивая от нетерпения. – Я живу рядышком.

– И я...

– И ко мне...

Я еще немного понаблюдал за превращением солидных и уверенных в себе горожан в толпу заискивающих просителей, запечатлел в памяти триумфальный лик духоборца, на котором гордыня соперничала с алчностью... Расплатился за так и не съеденный ужин и, провожаемый понимающим взглядом Умина, вышел вон.