Она оставалась со мной, пока не вернулся грек, целый час. Мы ничего не делали. Просто лежали на постели. Она ерошила мне волосы и смотрела в потолок, как будто размышляя:

— Ты любишь пирог с черникой?

— Не знаю… Да. Пожалуй, да.

— Я тебе его испеку.

— Осторожнее, Фрэнк, ты поломаешь молодые ветки.

— Мне нет дела до всяких веток.

Мы продирались сквозь эвкалиптовую рощицу возле дороги. Грек послал нас на рынок вернуть котлеты, запах которых ему не понравился, а когда мы возвращались, стемнело. Я свернул в лесок, и машина тряслась и подпрыгивала, но как только мы оказались среди деревьев, я остановился. Она обняла меня раньше, чем я выключил фары. На этот раз всего было больше чем достаточно. Потом мы просто сидели.

— Я так больше не могу, Фрэнк.

— Я тоже.

— Я так не выдержу. Я хочу насытиться тобой, Фрэнк. Понимаешь, что я имею в виду? Упиться тобой.

— Я знаю.

— А грека я ненавижу.

— А зачем вышла за него? Ты никогда мне этого не говорила.

— Я тебе еще ничего не говорила.

— Мы не тратили время на разговоры.

— Я работала в кафетерии. После двух лет, проведенных в лос-анджелесском кафетерии, выскочила за первого же типа с золотыми часами.

— Когда ты уехала из Айовы?

— Три года назад. Выиграла конкурс красоты в средней школе в Дес-Монсе. Я там жила. Премией была поездка в Голливуд. Там я отказала шефу конкурса и пятнадцати парням, что делали мои фотографии, и через две недели уже работала в кафетерии.

— Почему ты не вернулась?

— Такого удовольствия я бы им не доставила.

— Пошла в кино?

— Мне устроили пробу. Лицо бы еще, может, и подошло. Но теперь же нужно говорить. Я имею в виду — в кино. А когда я заговорила там, на экране, им со мной сразу все стало ясно, да и мне самой тоже. Дешевка из Дес-Монса, у которой в кино шансов, как у обезьяны. Даже меньше. Обезьяна может хотя бы рассмешить. Я бы сумела только испортить настроение.

— А потом?

— Потом меня два года щипали за зад, делали мне глазки и предлагали сходить вечером на свидание. На несколько таких свиданий я сходила, Фрэнк.

— И потом?

— Знаешь, что за свидания я имею в виду?

— Знаю.

— Потом появился он. Я вышла за него и, честное слово, собиралась быть ему верной женой. Но теперь больше не выдержу. Боже, неужели я выгляжу белой голубкой?

— Мне ты скорее кажешься дикой кошкой.

— Хоть ты это заметил. Мне в тебе это нравится. Не приходится все время притворяться. И ты чистый. Ты не жирный. Фрэнк, можешь ты вообще представить, что это значит? Не жирный.

— Думаю, я тебя понимаю.

— Сомневаюсь. Ни один мужчина не может понять, что это значит для женщины. Все время иметь дело с человеком, который вечно лоснится от жира и от которого тебя тошнит, когда он к тебе прикасается. Я не кошка и не голубка, Фрэнк. Я просто больше не могу.

— Что ты меня убеждаешь? Что я, не понимаю?

— Ну ладно. Пусть я кошка. Но не думаю, что я так уж плоха. С парнем, который не блестит от жира.

— Кора, а что если нам собраться и уехать?

— Я думала об этом. Я много об этом думала.

— Пошлем грека к черту и смоемся. Просто смоемся.

— Куда?

— Куда угодно. Мне все равно.

— Куда угодно… Куда угодно… И куда же?

— Куда только захотим.

— Нет, не пойдет. Это значит назад, в кафетерий.

— Я говорю не о кафетерии. Я говорю о великих странствиях. Это потрясающе здорово, Кора. И никто не знает этого лучше, чем я. Я знаю все штучки и фокусы, которые для этого нужны. И умею ими пользоваться. Разве не этого мы хотим? Странствовать с места на место, это у нас в крови.

— Ты был просто бродягой. У тебя не было даже носков.

— Но я тебе понравился.

— Я в тебя сразу влюбилась. Я влюбилась бы в тебя и без одежды, не то что без носков. Ты мне больше всего нравишься раздетым, когда я ощущаю твои прекрасные крепкие плечи.

— Да, уж мне было от чего накачать мышцы.

— Ты весь крепкий. Могучий, высокий и крепкий. И у тебя светлые волосы. Ты не жирный дряблый тип с черными курчавыми волосами, которые каждый вечер поливают репейным маслом.

— Да, вот это аромат.

— Но это не годится, Фрэнк. Твои странствия приведут меня обратно в кафетерий. Меня в кафетерий, а тебя куда-нибудь по соседству. На стоянку сторожем в потрепанной униформе. Я разрыдаюсь, если увижу тебя в униформе, Фрэнк.

— И что тогда?

Она долго сидела, обхватив обеими руками мою ладонь.

— Фрэнк, ты меня любишь?

— Да.

— Любишь меня так, что все остальное неважно?

— Да.

— Одна возможность у нас все же есть.

— И ты говоришь, что ты не дикая кошка?