Шрифт:
— Риз, ты меня слышишь? Риз… пожалуйста, отзовись, — позвала я, но он уже давно без сознания и не реагирует ни на что. Наверное, это хорошо, потому что не чувствует боли… Притискиваю ладонь к груди и чувствую биение сердца! Он живой… Только б все обошлось, Господи, пожалуйста.
Он весь переломанный, дотронуться страшно, — пальцы лихорадочно стараются осторожнее ощупать повреждения. Голова разбита, на лице живого места нет от ссадин и кровоподтеков; губы, скулы, подбородок черные… Пальцы скользят по щеке, стирая кровь в торопливом ласковом касании, спускаясь на шею, дышит, хоть и с трудом. Наверное, все ребра переломаны и внутренние органы отбиты. Боже мой, ну за что все это… Страх за его жизнь, беспокойство о последствиях травм, жуткое осознание пережитого — все разом, пробивает кошмарное оцепенение так остро, что я дергаюсь, жалобно всхлипывая, и судорожно цепляюсь за его руку, боясь, что слабый пульс остановится, и глажу, глажу эту теплую ладонь с полностью разбитыми костяшками…
Как же я его люблю, оказывается! Но… видимо я приношу одни несчастья, раз жизни близких людей рядом со мной, летят в тартарары… Это моя вина, моя… Лучше бы Риз не спасал меня тогда! Застонав, я закрываю лицо руками. Боль грызет и изнутри, и снаружи. И тем не менее рассудок уже берет верх над эмоциями. — Берман, у вас регенерация есть? В Бесстрашие не поедем, кто знает, сколько там еще желавших убить его. Ми, дай коммуникатор, мой разбили, я позвоню Трою. Нам нужно как можно быстрее в Эрудицию.
— Что тут вообще случилось? Люс, чего им надо было, почему они напали на вас? Это же свои… — растерянно ругается Тревис, пока я потрошу вырванную из рук Бермана аптечку, ища шприц с регенерацией. — Гилмор, твою ж нахрен, а ты тут как оказался? Дай посмотрю, что у тебя там, балбес, опять вся рожа разбита, — заметила она, наконец, родственничка опирающегося на стену и зажимавшего окровавленную бочину, бросаясь к нему.
— Вот у него и спроси, какого черта он натравил на нас своих обдолбанных дружков? — злобно выплюнула я, с трудом удержавшись, чтобы самой от сковавшего отчаяния не бросится на Гилмора. — Что ж ты наделал, Джай? Отомстить так захотел, самолюбие взыграло? Ну мне бы и мстил тогда, раз простить не смог… Стоило оно того? Если он не очнется, Гилмор, я не знаю, что я с тобой сделаю. Клянусь! Я же убью тебя, сволочь.
— Люси, я не думал… — А мне не то, чтобы посмотреть на него больно, слышать невыносимо. Хотелось выть от бессилия.
— Заткнись. Нет тебе оправдания. И не вздумай ко мне когда-нибудь подходить, — оборвав его, судорожно тыкаю кнопки коммуникатора. Вот уж Трой сейчас ох*еет…
Дей
— И что ты в ней нашел, в этой примитивной? — Зейн, как и всегда, закладывая руки за спину, надменно вопрошает, разглядывая покалеченное Гилмором тело, по которому все еще наносятся равномерные удары. Боли я давно уже не чувствую, остается только сознание того, что с каждым ударом из тела уносится жизнь. — И стоила она вот этих мучений?
— Тебе этого не понять, — вот странно, разве мысленно можно прохрипеть? — Если ты меня убьешь, ты не сможешь скрыть этого от сената…
— Да неужели? Почему это еще? — насмехается мой безупречный друг. — Я был безупречным гораздо больше чем ты, Дей, и я был на станции все это время, пока ты осваивался среди примитивных. Кстати, хорошая причина взять тебя обратно, ты отлично втерся к ним в доверие, самка доверяет тебе и она не самая последняя особь в городе. Так что неплохая работа, хвалю! Одно твое слово, и я прикажу ему прекратить…
— Ты ошибаешься насчет людей, Зейн Кёртис! Мы все ошибались! Мы ничуть не лучше, а они — не хуже нас! Мы все одного вида! Вы просто заигрались в превосходство, тогда как они ничем не отличаются от нас!
— Ты так ничего и не понял, Дей. Разве дело в происхождении? Дело в том, что каждое сообщество является конкурентом друг другу. Появись мы на Поле просто так, без оружия, кто нас будет слушать? А когда мы принесем с собой весомые аргументы, вроде берсерков или хорроров, мы сможем занять ту нишу, которая нам будет нужна, а не ту, которую нам попытаются навязать их правители!
— А ты не думал, что можно договориться! Да, остался только один континент после катаклизма, но неужели для нескольких сотен тысяч человек на нем не хватит места? Зейн… — палка в очередной раз опустилась на голову и связь исчезла, но вместе с этим исчезла и палка, и боль, и сознание…
Я прихожу в себя и в который раз натыкаюсь взглядом на белый потолок, стены, простыню, которой я укрыт. Самовосстановление идет своим чередом, после пяти дней на этой койке, я нашел и пролечил все повреждения, теперь осталось только набраться сил. До сих пор старался не думать о том, что произошло в той подворотне, бросая все свои возможности на максимально скорейшее излечение, но не могу не думать о Зейне. Он задумал что-то, чего я не могу понять и на что я не могу повлиять. Я нужен ему и он мог спокойно захватить меня, да тем же примитивным куполом, в конце концов, но он этого не сделал. Он позволил мне спастись, а я…
Потерял бдительность настолько, что перестал сканировать опасное пространство, отвлекся, не увидел… Вел себя хуже примитивного, не подумав, что эта подворотня самое неудачное место для разговора и признаний, но когда я вижу Люси, разум отказывается работать в привычном режиме. Это одновременно потрясающе, удивительно, пьяняще великолепно, но… Я подверг ее опасности. Я никак не могу научиться контролировать себя. Никак не могу нащупать ту грань, тот момент, когда заканчивается самоконтроль и начинается упоительное безумие.