Он шагнул на дорожку, но тут у него за спиной раздались шаги и дверь дома скрипнула.

— Ты взял деньги? — спросил Маркус Люпин, выходя вслед за сыном на улицу. Он казался ещё совсем молодым и они были очень похожи. Однако в волосах Люпина-старшего его уже нитями пролегла седина, к тому же он прихрамывал на правую ногу, хмурился, когда приходилось на нее наступать, и старался идти быстрее и ловчее, чем мог на самом деле. Несмотря на позднее время, на нем был охотничий костюм, уже изрядно вылинявший и поношенный, и пара высоких сапог. Длинные светлые волосы были собраны в хвост, точно такой же, как и в молодости. Только эта юношеская прическа да стройная фигура человека, который большую часть жизни провел в диком лесу, и роднили его с перепуганным семнадцатилетним мальчиком, который когда-то в одиночестве забрал маленького Ремуса из больницы святого Мунго после смерти юной жены, и привез сюда, в бедное магловское поселение на границе с Уилтширом. Лицо его с тех пор как будто выцвело, износилось и потеряло всю привлекательность — словно истрепанный холст, из которого высосали все краски.

— Да, взял, — Ремус развернулся и, идя спиной вперед, продемонстрировал отцу маленький позвякивающий мешочек. — Мне хватит.

— Может, все-таки передумаешь и не будешь так рисковать? Ты все еще очень слаб.

Маркус был очень встревожен, но явно не желал этого показывать и старался отнестись к делу так же легко, как и его сын.

— Прошло ведь всего несколько часов. Не хочешь подождать хотя бы до утра? — настаивал он.

Терпеливо улыбаясь, Ремус остановился и повернулся к отцу, поправляя въевшуюся в плечо лямку рюкзака. Все эти доводы он сегодня слышал как минимум три раза. По крайней мере, с тех пор, как его уши снова стали человеческими.

— Ну сколько можно, пап? Я не маленький. К тому же, все мои друзья уже там, — он нетерпеливо указал большим пальцем куда-то за спину.

« — ... Ремус, милый, почему бы тебе не прогуляться? На улице такая замечательная погода. Ты совсем не бываешь на воздухе и плохо выглядишь, — строго говорит мягонькая, как подушечка, старенькая Амадея Люпин. — Это нехорошо.

Ремус бросает долгий взгляд в окно и видит стриженную макушку Тобби Симмонса — вредного мальчишки с оттопыренными ушами и костлявыми ногами. Он и другие ребята играют в лапту неподалеку от его дома. А еще на прошлой неделе они начали выть, когда Ремус вышел из Бакалеи.

— Мне не хочется, бабушка, — с этими словами он открывает книгу».

Они смотрели друг на друга. Маркус — встревоженно, Ремус — спокойно, но в одинаковых глазах обоих плескалась просьба, граничащая с мольбой.

И Маркус сдался первым.

— Ну ладно! — он вдруг резко повеселел и хлопнул сына по плечу. — Ты уже взрослый парень, я не буду тебе запрещать, но если что — сразу же к тебе приеду, ты понял? Если почувствуешь себя хуже, Ремус, ты должен...

— Конечно, пап, я сразу сообщу, — заверил его Ремус, а про себя подумал, что не заставит отца путешествовать с больной ногой, даже если будет умирать.

— В таком случае, счастливой дороги, — с этими словами Маркус крепко обнял сына, про себя отчаянно молясь, чтобы с ним ничего не случилось по дороге. Он понимал, что просто не может, не имеет никакого права отказывать ему в таком крошечном веселье, в то время как его сверстники постоянно разъезжают по таким вот концертам, дружат, встречаются и живут полной жизнью. Но в то же время понимал, что ему сейчас проще пробежать марафон без трости, чем отпустить своего ребенка черт знает куда, когда тот только-только пришел в себя. Причем буквально.

— Счастливо, пап! — Ремус похлопал его по худой спине и разжал объятия. — И ложись спать, не придумывай ничего! — с этими словами он побежал по вьющейся в высокой траве тропинке, ведущей к дороге. Пару раз обернулся, махая отцу, и совершенно скрылся из виду. А Маркус Люпин ещё долго стоял рядом со своим опустевшим домом.

Ремус вытащил палочку и вытянул ее над абсолютно пустой дорогой.

Едва он это сделал, как вдалеке мигнули две молочно-белые фары. В ночи взревел мотор. Не успел он опустить руку, как автобус в мгновение ока перепрыгнул расстояние в пару миль, затормозив возле Ремуса так внезапно, словно врезался в стену, после чего вытряхнул на дорогу своего сонного кондуктора.

— До-обрый вечер... — зевнул Эрни Шанпайк, одергивая куртку. — Добро пожаловать...

— Привет, Эрни, — Люпин встряхнул его теплую и тяжелую со сна руку и влез на ступеньку.

— А, Ремус! — проснулся кондуктор, узнав одного из своих самых частых клиентов. — Полезай, полезай. Боюсь, что сегодня у нас остались места только на верхних этажах. Просто аншлаг какой-то!

Ремус протянул Эрни деньги, оглядывая теплый, пахнущий бензином и шоколадом салон. Места здесь действительно не было — сплошь баулы, сумки, рюкзаки и между всем этим — фигурки спящих волшебников, чьи-то ноги, руки и над всем этим — стоны гитары, смех и храп.

— ... и все едут в Каледонский лес! Одни, без родителей, ты представляешь?

— Представляю, — Ремус ухватился за спинку ближайшей кровати, чтобы не упасть, когда автобус резко взял с места. Лежащая на ней девчонка сердито выдернула у него из-под пальцев клетчатый колючий плед и отвернулась. — Простите, — Ремус поднялся, удерживаясь за поручень. — Я тоже еду туда.

Эрни посмотрел на Ремуса так, словно он нанес ему смертельную обиду и сунул ему в руку билет.

Ремус двинулся между кроватей к лесенке, ведущей наверх. На него вдруг навалилась такая огромная давящая усталость, что он подумал, что с легкостью заснет даже в этом адском автобусе — лишь бы только успеть добраться до кровати. Совершенно не хотелось думать о прошедшей ночи — тело до сих пор ломило так, словно он последние несколько суток занимался тяжелой атлетикой. И запахи — Мерлинова борода, они преследовали его, словно рой назойливых насекомых. Он слышал даже такие запахи, которые и не хотел бы...