Послевоенная жизнь улучшалась, развивалась наша автомобильная промышленность, и старые машины-вездеходы стали разрешать частным владельцам. Обменял свой безвыездно стоявший в гараже ЗИМ на старенькую и плохенькую ГАЗ 69 и только тогда вдохнул свободно грудью. На ней, порядком повозившись с восстановлением, где только я не бывал, пользуясь ею более 14 лет.

Последней моей машиной был «Запорожец» более совершенный, с которым после трех лет езды был вынужден проститься, оказавшись в трудном материальном положении, обремененный семьей и скудным пенсионным обеспечением.

И вот сейчас, в финале странствий, в девяностотрехлетнем возрасте развалился на сидении на красавице, обладающей мягкой подвеской, повышенной скоростью, высокой мощностью мотора в тысячи лошадиных сил, тишиной в кузове, позволяющей на ходу вести свободный разговор. Впрочем, сейчас из наших спутников никто не проявлял особенной наклонности к разговорам, мягко покачиваясь, отдаваясь отдыху и покою после шумной жизни города.

Долгий однообразный путь, способствовавший моим воспоминаниям об автолюбительстве, кажется, начинает кончаться, а также и то, что занимает громадные пространства Казахстана, называясь казахским мелкосопочником.

Однообразие пути, особенно в жару, невольно предрасполагает к опасному дремотному состоянию, заканчивающемуся нередко аварией. На большой скорости, свалившись с дороги, обычно возвышающейся на несколько метров над землей, машина по инерции заканчивает свой путь и, кувыркаясь, калечит или даже убивает пассажиров. Однажды в такой обстановке я на долю секунды потерял контроль и, очнувшись на самом краю дороги, едва успел выровнять руль. Мои двое спутников, ничего не подозревая, мирно сопели в машине, предаваясь чарам Морфея.

С тех пор я стал всегда требовать бдительности и участия в разговоре во всем с теми, кого садил рядом. И вот теперь стараюсь разговаривать то с Владимиром, то с Александром, периодически меняющимися за рулем.

Лет десять тому назад ко мне приехал из Ташкента на своем ГАЗ 69 зоолог О. Богданов со своим водителем и попросил меня проводить его по северному берегу Балхаша. Я охотно согласился. На прямой дороге по Джусандала водитель стал часто подавать короткие сигналы, казалось, без причины. На мой вопрос он с удивлением сообщил, что в Узбекистане обязательно водитель должен просигналить, когда вблизи дороги установлен памятный знак по погибшему за рулем водителю. Тогда вдоль всего пути их стояло не менее сотни, что дало повод назвать этот отрезок асфальта от Алматы до Астаны «Дорогой смерти». Лежала возле дороги и пара сгоревших автобусов. Все это служит отличным предостережением и своеобразной экзотикой. Когда началось приведение в порядок дороги между двумя столицами, кто-то из начальников приказал немедленно убрать все памятные сооружения. Они исчезли. Но традиция осталась, и сейчас нам попался только один, стоявший далеко из-за опасения привлечь внимание. Еще у самой дороги мы застали сильно искалеченную, кажется, Волгу. Аварии на этом участке пути продолжаются, и быть может из-за этого на большом бетонном пьедестале в поселении Сары-Шаган красовалась изрядно искалеченная в аварии легковушка, поставленная в назидание водителям.

Цель нашего путешествия — продолжение изучения наскальных рисунков Центрального Казахстана и прежде всего двух мест гор Калмагабель и Калмакэмель. Первый из них я посетил впервые лет сорок тому назад. Затем еще пару раз мельком и, торопясь, еще два раза, создав коллекцию из восьмидесяти рисунков. Один раз наша попытка посетить это место сорвалась. Ехали на Ниве и на легковушке с низкой посадкой. Не доехав до Калмагабеля где-то 90 километров, у нее стал подтекать бензобак, и поездку пришлось отменить, возвратиться обратно.

Еще была поездка от киностудии. Решили поставить о ней короткий фильм. Поездка была тяжелой. Водитель оказался скандалистом. Он испугался громадного пространства и безлюдья. Оператор и так называемый директор фильма были не способны справиться с обнаглевшим шофером. К поиску рисунков не было никакого желания.

Промелькнуло синее озеро Балхаш — Божество, которому я поклонялся, синяя жемчужина среди желтой, опаленной зноем пустыни. Посещал я озеро едва ли не каждый год моих пятидесятилетних странствий по Казахстану.

Минуем город Балхаш, некоторое время от него едем по асфальту, протянутому вдоль водопровода и подстанций, перекачивающих воду до Саяка. На пути — заброшенный военный поселок и за ним идет дорога по мелкосопочнику.

С горки на горку извилистой белой лентой тянется дорога. Помню, прежде от Саяка была гравийная дорога для легковушек. Ими стали обзаводиться жители этого горнорудного поселения. Ее мы не нашли, и иногда, минуя ответвления, в общем, движемся по направлению нашего маршрута. Путь кажется долгим, но не однообразным. Через каждые несколько минут, забираясь на ближайший горизонт, встречаем все ту же извилистую змейку дорог.

Иногда встречаются на пути развалины мелких аулов. И только к вечеру в пустыне остановка на ночь.

Первый бивак, как всегда, самый трудный для еще неприспособившихся путешественников и машин, часто перегруженных лишними вещами. К тому же сегодня наш пробег был более семисот километров.

На следующий день опять над нами сияет синее небо, и впереди продвигается с севера громада белых облаков. Подъезжаем к Балхашу, и только тогда половина неба до самых берегов озера заполняется спокойными и застывшими кучевыми облаками. Будто Балхаш им преграда. Они не идут за него, далее, возможно, встречаясь с какими-то другими воздушными течениями. Когда мы въезжаем на вершину сопок, они кажутся совсем низкими, не более полукилометра над землей. Облака мне напоминают Сибирь. Впрочем, мне кажется, что, двигаясь с севера, быть может, даже с очень далекого расстояния, достигнув берега озера, они постепенно высыхают.