Ответ на возражение 1. Все страсти сходятся в общих им всем начале и цели, но присущие каждой из них начало и цель разнятся, из чего следует невозможность единственности нравственной добродетели.

Ответ на возражение 2. Как в естественном порядке одно и то же начало обусловливает движение от одного предела и движение к другому пределу [далее] как в умственном порядке противоположности обладают одним и тем же общим им отношением, точно так же двум противоположным страстям посредствует только одна нравственная добродетель, которая, подобно второй природе, повинуется распоряжениям разума.

Ответ на возражение 3. Три вышеперечисленные страсти в некотором порядке определены к одному и тому же объекту, и потому все они относятся к одной и той же добродетели, о чем уже было сказано.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственные добродетели не различаются согласно [различию] объектов страстей. В самом деле, подобно объектам страстей существуют также и объекты деятельностей. Но относящиеся к деятельностям нравственные добродетели не различаются согласно различию объектов этих деятельностей; так, покупка или продажа дома или лошади связаны с одной и той же добродетелью правосудности. Следовательно, точно так же и относящиеся к страстям нравственные добродетели не различаются согласно [различию] объектов этих страстей.

Возражение 2. Далее, страсти – это действия или движения чувственного желания. Но для различения навыков необходимы куда как большие различия, нежели чем для различения действий. Следовательно, если различия объектов не обусловливают разнообразия страстей, то они тем более не могут обусловить разнообразия нравственных добродетелей, по каковой причине существует только одна нравственная добродетель, относящаяся ко всем объектам удовольствия, и то же самое справедливо сказать об остальных страстях.

Возражение 3. Далее, «более» или «менее» не привносят изменения в вид. Но различные объекты удовольствия различаются только с точки зрения того, насколько они более или менее приятны. Поэтому все объекты удовольствия связаны с одним и тем же видом добродетели, и по той же причине это же можно сказать и обо всех объектах страха, и то же самое в полной мере относится ко всем остальным. Следовательно, нравственные добродетели не различаются согласно [различию] объектов этих страстей.

Возражение 4. Кроме того, добродетель не только стремится к благу, но и препятствует злу. Но существуют различные добродетели в отношении желания благих вещей: так, благоразумие связано с желанием удовольствий от соприкосновений, a «eutrapelia» [223] – [с желанием] удовольствий от развлечений. Следовательно, должны существовать и различные добродетели в отношении страха перед злом.

Этому противоречит следующее: целомудрие относится к удовольствиям похоти, воздержанность – к удовольствиям от пищи, a «eutrapelia» – к удовольствиям от развлечений.

Отвечаю: совершенство добродетели зависит от разума, в то время как совершенство страсти зависит от чувственного желания. Следовательно, добродетели необходимо должны различаться согласно их отношению к разуму, а страсти – согласно их отношению к желанию. Поэтому объекты страстей обусловливают их разнообразие в соответствии с тем, насколько они разнятся в своем отношении к чувственному желанию, в то время как [объекты добродетелей] обусловливают их разнообразие в соответствии с тем, насколько они разнятся в своем отношении к разуму. Затем, движение разума отличается от движения чувственного желания. Поэтому ничто не препятствует тому, чтобы различие объектов обусловливало разнообразие страстей и при этом не обусловливало разнообразия добродетелей, как это наблюдается в тех случаях, когда одна добродетель соотносится с несколькими страстями, о чем уже было сказано (4). С другой стороны, [ничто не препятствует и тому, чтобы] различие объектов обусловливало разнообразие добродетелей и при этом не обусловливало разнообразия страстей; в самом деле, иногда несколько добродетелей соотносятся с одной страстью, например, с удовольствием.

И коль скоро, как было показано выше (4), относящиеся к различным способностям различные страсти всегда соотносятся с различными добродетелями, то по этой причине связанное с различием способностей различие объектов – например, различие между тем, что является просто благом, и тем, что является труднодоступным благом, – всегда обусловливает видовое различие добродетелей. Кроме того, коль скоро разум в определенном порядке распоряжается более низкими человеческими способностями и даже простирается на то, что направлено вовне, то по этой причине один и тот же объект страстей, будучи по-разному схваченным чувством, воображением или разумом, или же в зависимости от того, принадлежит ли он душе, телу или внешним вещам, может по-разному относиться к разуму и, следовательно, естественным образом может обусловливать разнообразие добродетелей. Так, человеческое благо, будучи объектом любви, желания и удовольствия, может рассматриваться как со стороны телесного чувства, так и со стороны внутреннего схватывания ума, и потому оно может определяться как благо этого вот конкретного человека или в отношении его тела, или души, или же блага других людей. И каждое такое различие, по-разному соотносясь с разумом, обусловливает различие добродетелей.

Так, если благо воспринимается как таковое со стороны чувственного осязания и при этом имеет [непосредственное] отношение к поддержанию человеческой жизни или индивида, или вида [в целом], вроде удовольствия от пищи или соития, то оно будет связано с добродетелью «умеренности», или «благоразумия». Что же касается [такого рода] удовольствий, связанных с другими чувствами, то их интенсивность [относительно] невелика, и потому они не доставляют сколько-нибудь серьезных затруднений для разума; поэтому в отношении них не существует никакой добродетели – ведь «добродетель всегда рождается там, где труднее» [224] .