Шрифт:
— Ах, вот как! — Голос явно обрадовался. — Когда уезжаете?
— Сегодня.
— Хорошо, передам.
— В двенадцать десять ночи.
— Хорошо, хорошо!
— Вагон номер шесть.
— Передам, передам. — И частые, словно обрадованные, гудки.
Нонна вернулась домой в десять вечера. Сели ужинать. И в разговоре, как бы между прочим, Ядвига Аполлинариевна сказала:
— Да, Нонночка, тебе днем звонил этот солдат…
Нонна спросила равнодушно, без всякого интереса:
— И что говорил?
Равнодушно-скучающий вид дочери обманул бдительность Ядвиги Аполлинариевны, и она проговорилась:
— Слава богу, уезжает в Ленинград учиться. На два года.
— Когда уезжает?
Тон, каким задала вопрос Нонна, несколько обеспокоил Ядвигу Аполлинариевну. Видно, не забыла еще дочь солдата.
— Не знаю.
— Неправда, знаешь. Когда уезжает Сергей?
— Как ты со мной разговариваешь! Откуда я могу знать?
— Лжешь!
— Нонна.
— Лжешь! Когда уезжает Сергей?
— Ну, сегодня, сегодня. В двенадцать десять. Какое это имеет значение!
Нонна молча поднялась из-за стола, начала одеваться.
— Ты куда? — испугалась Ядвига Аполлинариевна.
— На вокзал.
— С ума сошла. Ночь на дворе.
— В каком вагоне едет Сергей?
— Не знаю, не знаю, ничего не знаю, — зажала уши Ядвига Аполлинариевна. — Ты просто сумасшедшая!
— Неправда, знаешь. Пойду по всем вагонам, до Ленинграда доеду, а найду.
Ядвига Аполлинариевна набросилась на мужа:
— Владимир Степанович! Что ты сидишь как истукан. Оставь свою газету. Видишь, дочь с ума сошла!
— Не надо было дразнить девку! — И Владимир Степанович ушел к себе, захватив «Вечерку» и недопитый стакан чаю.
— Ну, ты скажешь? — зло смотрела на мать Нонна.
— В шестом вагоне. Я с тобой поеду на вокзал, Нонночка, — жалко заискивала Ядвига Аполлинариевна.
— Никуда ты не поедешь! — И Нонна стремглав помчалась по лестнице.
Было ровно двенадцать, когда запыхавшаяся Нонна вышла на перрон Октябрьского вокзала. У вагонов готового к отправлению поезда суетились пассажиры, провожающие, носильщики. Сергея она увидела сразу. Он стоял у вагона и угрюмо смотрел на огромные освещенные часы с черными метровыми стрелками. Он как будто даже не обрадовался, увидев ее. Только двумя руками взял ее руку и уже не отпускал до отправления.
— На два года?
— Да, на два.
— Сразу же напиши, как приедешь.
— Напишу.
— Я приеду в Ленинград на зимние каникулы. Там у меня тетка.
— Я буду считать каждый день.
— Каждый, каждый? — грустно улыбнулась Нонна.
— Каждый!
Когда раздался сигнал отправления, Нонна обхватила рукой шею Сергея, прижалась губами к его губам.
— Не забудешь?
— Никогда!
Первое письмо пришло дня через четыре. Хорошо, что Ядвига Аполлинариевна сама заглянула в почтовый ящик и обнаружила письмо с обратным ленинградским адресом. Сразу догадалась от кого. К счастью, Нонны не было дома. И разорванное письмо полетело в мусорный ящик.
Возвращаясь по вечерам из консерватории, Нонна первым долгом спрашивала:
— Почта сегодня была?
— Папе несколько писем.
— А из Ленинграда?
— От тети Оли было, — искренне и наивно смотрела Ядвига Аполлинариевна в глаза дочери.
Второе письмо пришло недели через две, и опять когда Нонны не было дома. Его постигла та же участь. Теперь Нонна не спрашивала о почте, но Ядвига Аполлинариевна чувствовала: ждет, страдает. Ей было жаль Нонну, но она знала, что поступает правильно, благоразумно, в интересах дочери. Сама потом будет ее благодарить.
Третье письмо пришло в середине декабря. Ядвига Аполлинариевна вскрыла конверт. Прочла первую фразу: «Нонна! Я пишу тебе в последний раз…»
Ну, и слава богу! Наконец-то понял, что все это бесполезно.
И, действительно, писем из Ленинграда больше не было.
Как человек выбирает дорогу в жизни? Сразу ли становится на верную стезю и, как говорится, с младых ногтей находит свое призвание?
Бывает и так.
Впервые увидит мальчик, как взрослые играют в шахматы, садится сам за клетчатую доску, переставляет игрушечные фигурки (чем не детская игра!) и спустя несколько лет становится шахматным чемпионом мира.
Второй чуть ли не с пеленок начинает решать алгебраические задачи, третий, еще гуляя под столом, усердно дудит в дудочку, четвертый задумчиво водит палочкой по песку… Проходит время — и в мире появляются новые математики, музыканты, художники.
Но бывает, что долгие годы блуждает человек в поисках своего призвания, и не дается оно ему в руки, как сказочная жар-птица.
Когда впервые почувствовал Сергей Полуяров, что военная служба его судьба, жизнь, призвание? В детстве, как и все сверстники в те годы, он любил играть в войну. Оно и понятно. Только недавно отгремели революционные битвы и романтику тачанок, «максимов», рейдов буденновской конницы еще не сдали в музеи. Мальчишки-детдомовцы ходили в разведку, захватывали в плен батьку Махно, громили белых генералов, мечтали стать Чапаевыми и Котовскими.