Мама — умерла два года назад. Об этом лучше не думать — слишком больно.

Подруги? Вроде бы есть. Вот именно — вроде бы… Потрепаться о том о сём, выпить пива, покурить, потусоваться — это сколько угодно, можно даже пожаловаться на жизнь, всплакнуть — иногда… Может быть и пожалеют — походя, словно бросая подачку бродячей собаке. Но скорее всего скажут обычное: “А кому теперь легко?” Маша ненавидела эту фразочку.

А ведь и сама иной раз её произносила.

Короче говоря, она старалась не жаловаться — никогда. Единичные срывы — в прошлом. Но как же тошно иногда становится при мысли, что никому нет до тебя дела…

А мужики — одно название… Может, где-то и есть настоящие, но ей пока не попадались. Халявщики одни: устроятся на шее, ножки свесят и едут, а между тем, оттуда же — прямо с шеи — присматривают себе транспорт поудобнее, да покрасивее. Как встретят — так пересядут. И Антон — не исключение. Надо бы собрать его вещички, да выставить за порог — вот прямо сегодня, раз уж вторая половина дня у неё свободна. И день не будет прожит зря!

Она криво улыбнулась. Ироничное отношение к себе, к окружающим и к жизни вообще частенько её выручало. Но сегодня что-то словно заклинило внутри, и как Маша ни старалась, мысли снова возвращались в мрачную колею.

Сама — одинокая, работа — неинтересная, зарплата… ну, нельзя сказать, чтобы совсем уж маленькая, но — скромная. На будущее никак не отложишь.

К тому же, в нашем государстве подобные “отложения” неизменно превращаются в окаменелости, стоящие не больше булыжника… который впоследствии может превратиться в “оружие пролетариата”, но лучше от этого никому не станет, и пролетариату — в первую очередь.

Китайцы, вон, детей рожают, чтобы их в старости кормили, но это не наш путь. Совсем одна — с ребёнком, с нашими “щедрыми” пособиями и всеми прочими “прелестями”… — нет уж. Да и нечестно это.

Ребёнка надо рожать, когда готов и хочешь отдавать, а не брать. А что она может отдать? Что у неё есть? Одиночество? Неуверенность и тоска? Страх перед будущим? Неудовлетворённость настоящим? Широкий ассортимент — нечего сказать. Надо срочно что-то менять… Нет, надо менять ВСЁ!

Но не получается, не получается, хоть плачь… Ведь она пытается! Вот таскалась сегодня на это дурацкое собеседование… Отгул за сверхурочные потратила… И что?!

“Мы вам позвоним…” И зачем врать? — ведь сразу видно, что уже всё решили! Ну вот ей — видно, а кому-то, может, и нет. И человек будет ждать, мучиться, надеяться… А им всё равно! Им кажется, что они такие умные-умные и всех насквозь видят, и не ошибаются никогда. Ошибаются, да ещё как…

Вот взяли бы её, и она работала бы как зверь! Не то что эти фифочки, которые у них там по коридорам ходят… Ну и что, что сейчас она шьёт шторы в маленькой фирмочке, оформляющей офисы и прочий общепит, а по специальности закройщицы женской одежды у неё нет опыта работы; и образование — не Текстильный Институт, а колледж.

Но шьёт-то она отлично! И костюм её, собственными руками сшитый, эти фифы в коридорах очень даже разглядывали! С интересом, между прочим! И на заказ она шьёт уже лет пятнадцать из своих тридцати, а то и больше. Не знают они, что потеряли! И не узнают никогда — вот что особенно обидно…

Как же ноги болят… Сто лет уже такие неудобные каблуки не носила, а тут надела, промучилась полдня, и всё зря… И даже сесть некуда, в автобусе тоже не посидишь — битком пойдёт.

Маша снова покосилась на вывеску, на дверь.

По двери как-то чувствовалось, что за ней — прохладно и кресла удобные… Ну и что? Ну и зайдёт она, посидит, отдохнёт — не съедят её там! Главное — самой ничего не есть и не пить, чтоб ничего не подмешали, а в остальном — беспокоиться нечего.

Даже интересно… Что у них там? Как обычно: хрустальные шары, свечи, иконы, пентаграммы — всё в одной куче? Типа: вот сейчас помолимся Богу и займёмся чёрной магией. Или, может, что-то необычное. Карта звёздного неба, например? Ага, точно! И особо выделена Альфа Центавра — родина этих изменителей судеб на заказ.

Маша усмехнулась и потянула на себя гладкую, приятно прохладную ручку двери.

========== Глава 2. Многоликая. ==========

Дверь поддалась неожиданно легко. Да и внутри всё оказалось совсем не таким, как Маша ожидала. А ведь казалось, что подготовилась ко всему: и к “мистической” мрачности и темноте, и к офисной строгости, и ко всяким экзотическим выкрутасам.

Ближе всего, пожалуй, оказалось к офисной строгости. Во всяком случае, строгости было хоть отбавляй, но офисом даже и не пахло.

Прямо с порога, без всяких лишних условностей, вроде тамбуров, коридоров, дополнительных дверей, Маша оказалась в помещении — не сказать, чтобы маленьком, скорее — среднего размера, а из-за своей тотальной, какой-то категорической пустоты оно могло сойти и за большое.

Но кое-что в нём всё-таки было, как то: грубого вида деревянный стол-стойка, отгораживающий примерно четверть комнаты — дальнюю от входа; мягкий гибрид стула с креслом, предназначенный для посетителей и стоящий у этого самого стола; а по другую его, стола, сторону — толстая тётка в кофте, очень похожая на ту, у которой Маша одно время регулярно покупала семечки.