В заключение своей импровизированной зарядки Рэй сделал несколько наклонов и во время последнего подхватил камень, неуловимым движением отправляя его в карман куртки. Вернувшись в кабину, он незаметно перекатил камень в ладонь, а потом исхитрился переправить его во внутренний нагрудный карман.

Теперь можно было перевести дух — кажется, никто ничего не заметил. А заодно и порадоваться, что даже у самых дешёвых и завалящих курток, провалявшихся на неведомых складах невесть сколько лет, полно карманов. К счастью, навры своих пленников не обыскивают, если не замечают ничего подозрительного, конечно. Так что если ничего не случится, можно незаметно хранить свой трофей долгое время.

“Ха-ха — трофей! Нашёл тоже, что хранить и из-за чего рисковать шкурой. Это, наверное, от тоски и безысходности — ищу приключений себе на шею. А уж раз ищу, значит, найду обязательно. Они и без всяких усилий сами меня всё время находят”.

Рэй усмехнулся и подумал о том, что было в этом камне ещё что-то странное, кроме его правильной формы. Что-то было не так, как должно быть, но неуловимое ощущение ускользало от контроля разума. Пытаясь поймать его за юркий хвост, Рэй сосредоточился на том кратком моменте, когда камень впервые оказался в его руке.

Ну да, конечно! Он был тёплым. Он не мог быть тёплым и всё-таки — был. Но мало этого! За несколько минут, проведённых в нагрудном кармане, странная находка разогрелась ещё больше! Сквозь подкладку куртки и майку Рей отчётливо ощущал разливающееся по груди тепло и даже некоторую тяжесть.

“Ну и дела! Что же это за штуковину я отхватил? Лежала она, никого не трогала… Нет, прав был Командир, когда говорил, что любопытство не доведёт меня до добра. И вот, что теперь, интересно знать, делать, а главное, чего ждать дальше от этого “ценного” приобретения? Что оно, дырку, что ли, во мне прожечь собралось или “просто” взорвётся — да и дело с концом?”

Все эти мысли и вопросы, на которые не было ответов, проносились в его голове, но они лишь скользили по поверхности сознания, как лёгкая рябь по морской глади, в то время как вся огромная толща воды остаётся спокойной и безмятежной. Инстинкт самосохранения в союзе со страхом перед всем чуждым и непонятным изо всех сил старались заставить его запаниковать, но паники почему-то не было.

Камень перестал нагреваться, зато появилось отчётливое ощущение тепла уже внутри. Оно разлилось широкой волной прямо в груди, там, где уверенно и неспешно билось упрямо не желающее пугаться, что бы там ни говорил разум, сердце.

Никогда он не испытывал ничего подобного. Странное тепло и лёгкая, почти уже не ощущаемая тяжесть казались какими-то… живыми, что ли? Как будто на груди у него пригрелся щенок или устроилась, свернувшись в тугую пушистую баранку, кошка.

Умиротворение, не испытанное им прежде, покой и ещё какое-то новое чувство, которое пока не поддавалось определению, окутали Рэя, как мягкий кокон. Прозвучал сигнал, означавший, что рабочая смена подошла к концу. Но даже этот неприятный и резкий, как удар хлыста, звук не смог ни на мгновение разрушить это непонятное “нечто”, обнимавшее Рэя и, казалось, шептавшее ему что-то ласковое на непонятном языке.

========== Глава 3. Карен ==========

Очередь за едой продвигалась быстро — каждый получал полагающийся ему кусок чего-то бурого и непонятного, что здесь по недоразумению считалось едой, и проходил в барак под ледяными, колючими взглядами надсмотрщиков. Какой бы неаппетитной и подозрительной ни выглядела пища, она всё-таки утоляла голод и поддерживала силы, а вода для питья подавалась в барак без ограничений.

Раб должен быть сильным, чтобы работать на своих хозяев. Если кто-то заболевал, получал травму, не позволявшую работать, или пытался бунтовать — его просто убивали. Хотя, это — если “повезёт”. Но может и не повезти, если у хозяев окажется свободное время и желание (впрочем, желание у них есть всегда), то смерть несчастного может оказаться долгой и мучительной. Все в лагере это знали, и дисциплина была идеальной.

Среди товарищей по несчастью Рэй был чужаком. Все его соседи по огромному, мрачному бараку были уроженцами Танатлона, а некоторые даже были знакомы ещё до того, как попали сюда.

Колония людей на Танатлоне была ориентирована на сельское хозяйство, и почти все её жители работали с землёй и всем, что на ней растёт.

На многих мирах ценились фрукты, пряности, ягоды, орехи и другие дары растительного мира Танатлона. Не все они были аборигенами, некоторые растения завозили с других планет, любовно и тщательно подбирая редкие и ценные виды в обширную коллекцию.

Так что пленники были сугубо мирными и довольно добродушными людьми, но прежняя жизнь никак не подготовила их к тем страшным переменам, которые произошли в одночасье, разрушив привычный мир, лишив опоры и надежды. Растерянность и ужас сменились у многих апатией, у некоторых — ожесточением.

С самого начала холодная стена отчуждения окружила Рэя. Он был не такой, как все, другой, чужой. На теле — многочисленные шрамы, молчаливый, замкнутый. Его средний рост и не очень внушительный вид послужили причиной того, что некоторые соседи, настоящие гиганты с огромными кулачищами, попытались было задирать его, но, неожиданно для себя, получили мгновенный, хотя и не чрезмерный, отпор. Узнав, что он бывший наёмник, относиться к нему стали с опаской, а стена отчуждения ещё немного подросла и укрепилась.