Жизнь известного советского журналиста и писателя Михаила Кольцова была яркой, но короткой. Арестованный в декабре 1938 года, он стал жертвой сталинских репрессий. Отправленный на "десять лет без права переписки", он внезапно возник из небытия летом 1942 года.
Юрий КОМЯГИН
Михаил Ефимович Кольцов - жизнь после смерти
Ушедший в небытие СССР оставил нам множество больших и маленьких неразгаданных тайн. Некоторые загадки представляются достаточно простыми, например, судьба Рауля Валленберга. Безусловно, я не знаю точно, что с ним произошло, но могу предположить. Как только в голову приходит мысль (а эта версия - первая, что приходит), что шведский дипломат был связан с советской разведкой, все становится абсолютно ясным. Понятным делается, почему Валленберга повезли в Москву - как поволокли туда никогда не бывшего советским гражданином Шандора Радо (и других советских агентов - не граждан СССР). И если придерживаться этой версии, то в Москве Рауля Валленберга ждало две дороги - продолжение сотрудничества с советской разведкой (тогда его, возможно, могли бы отправить потрудиться где-нибудь нелегалом) или же отказ от дальнейшего такого сотрудничества. Вот тогда с ним действительно мог бы произойти внезапный "сердечный приступ".
Но сегодня мы поговорим о Михаиле Кольцове, знаменитом советском журналисте, писателе и даже члене-корреспонденте АН СССР. Блистательный мастер слова, очень популярный в стране, он внезапно был арестован в ночь с 11 на 12 декабря 1938 года. Казалось, более фанатично преданного Сталину человека среди творческих людей трудно было отыскать и тем не менее... Михаил Кольцов попал уже в бериевский набор. Писатель Константин Симонов позднее в мемуарной книге "Глазами человека моего поколения" написал:
"В сорок девятом году... Фадеев в минуту откровенности... сказал мне, что... через неделю или две после ареста Кольцова написал короткую записку Сталину о том, что многие писатели, коммунисты и беспартийные, не могут поверить в виновность Кольцова и сам он, Фадеев, тоже не может в это поверить, считает нужным сообщить об этом широко распространённом впечатлении от происшедшего в литературных кругах Сталину и просит принять его.
Через некоторое время Сталин принял Фадеева.
– Значит, вы не верите в то, что Кольцов виноват?
– спросил его Сталин.
Фадеев сказал, что ему не верится в это, не хочется в это верить.
– А я, думаете, верил, мне, думаете, хотелось верить? Не хотелось, но пришлось поверить.
После этих слов Сталин вызвал Поскрёбышева и приказал дать Фадееву почитать то, что для него отложено.
– Пойдите, почитайте, потом зайдёте ко мне, скажете о своём впечатлении, - так сказал ему Сталин...
Фадеев пошёл вместе с Поскрёбышевым в другую комнату, сел за стол, перед ним положили две папки показаний Кольцова.
Показания, по словам Фадеева, были ужасные, с признаниями в связи с троцкистами, с поумовцами.
...Когда посмотрел всё это, меня ещё раз вызвали к Сталину, и он спросил меня:
– Ну как, теперь приходится верить?
– Приходится, - сказал Фадеев.
– Если будут спрашивать люди, которым нужно дать ответ, можете сказать им о том, что вы знаете сами, - заключил Сталин и с этим отпустил Фадеева".
Поумовцы - это испанские троцкисты, с которыми вели яростную борьбу чекисты. Но был ли Кольцов связан с этими противниками Сталина? Или все же была другая причина расправиться с писателем, а троцкисты - это так, маскировка?
Мы еще вернемся к этому, а сейчас давайте перенесемся в 1987 год. С момента гибели Михаила Кольцова прошло 47 лет. В Советском Союзе началась перестройка и появилась гласность. Воспользовавшись моментом, родной брат Михаила Ефимовича - известный художник-карикатурист Борис Ефимов - написал статью "Тайна судьбы Михаила Кольцова" (опубликована в журнале "Огонек"). Действительно тайна. Большая. До сих пор неразгаданная. Это очень важная статья, откроем ее:
"Развязка наступила 12 декабря 1938 года.
В этот вечер Кольцов выступал с большим докладом о недавно опубликованном "Кратком курсе истории ВКП(б)" в Центральном доме литераторов. Знаменитый дубовый зал писательского клуба был заполнен до отказа. Я нашел себе место наверху, на хорах. В перерыве я спустился в зал. Кольцов был, как всегда, окружен людьми, оживлен, весело обменивался шутливыми репликами. После собрания мы подошли к нему в вестибюле вместе с его помощником Н. Беляевым, и я предложил поехать всем ко мне пить чай. Миша подумал и сказал:
– Чай - это неплохо. Но у меня еще есть дела в редакции. Я поехал в "Правду".
Мы условились увидеться назавтра. Но назавтра мы не увиделись. И не увиделись больше никогда.
Рано утром 13 декабря меня разбудил телефонный звонок. Я взял трубку и услышал голос кольцовского шофера, который вчера отвозил его в редакцию:
Борис Ефимович? Это Костя говорит, Деревенсков. Борис Ефимович... Знаете... Вы ничего не знаете?
– Я все понял, Костя, - ответил я".
Потом Борису Ефимову рассказали, что Кольцов зашел в свой кабинет в редакции "Правды", заказал "чайку погорячее". В этот момент ему позвонил дежурный по номеру и попросил срочно зайти. Михаил Ефимович побывал у дежурного, вышел оттуда чрезвычайно бледным, вернулся в свой кабинет, забрал свое пальто и снова вышел. Теперь уже - навсегда.