Тоник чувствует себя совершенно измученным. Измотанным и истерзанным. Обалделым и изнуренным. Сердце прыгает в груди, как полый пластмассовый шарик. Виски сжало. Внутри все опять дрожит. Такое состояние, что впору брать больничный. Он долго ждет у светофора, изловчившись, перепрыгивает через скопившуюся у обочины топкую жижу и, припадая на левую ногу, ковыляет на противоположную сторону Садового кольца.

10

Но вот и подъезд. Громоздкая, старорежимная дверь клуба. Обогреваемый, с теплым поддувом тамбур. Другая дверь. Тоник скидывает куртку, разматывает шарф, вместе с лыжной шапочкой засовывает его в рукав, сдает в гардероб, перед большим зеркалом орудует пластмассовой голубой расческой с поломанными зубьями, крутит патлатой головой с выбритыми висками и вздыбленными по последней моде волосами, разглядывает на распухшем носу вздувшуюся блямбу, оглаживает тощие белесые усики. Усики, конечно, несколько жидковаты. Точно волосяные паразиты полуживотного происхождения, они присосались к верхней губе.

«А вообще-то эта медицинская сестра в полном порядке, — думает Тоник. — Кадр что надо». Из зеркала на него глядит неотразимый плейбой в потертых джинсах и темных солнцезащитных очках. Плейбой пытается вспомнить научное название этой блямбы, прыща, бутона. Может, бутон лямур? Или амур бутон?

В клубе Тоника знают все — можно спросить любого. Числится он инженером, отвечающим за свет и звук. Все осветительное оборудование под его началом, и во время иных заседаний, концертов, спектаклей, вечеров он, случается, экспериментирует. Что-нибудь включает, выключает, не по инструкции усиливает, не по делу ослабляет. Словом, творит. Во время киносеанса, бывает, вырубит вдруг звук и включит полный свет. Бледные тени продолжают метаться по экрану, а творческая интеллигенция, находящаяся в это время в зале, оказывается в полной растерянности, не знает, как ей реагировать на подобные хеппенинги: аплодировать, шикать, восхищаться или негодовать. И только отдельные, наиболее подготовленные зрители способны догадаться, что все это означает, что хочет сказать своим авангардистским искусством Тоник: мол, правда жизни превыше правды кино. Или: свет торжествует над мраком.

Тоник, между прочим, тонко чувствует свет и всякий раз выражает с его помощью свое отношение к тому, что происходит на сцене. Со звуком, пожалуй, дело обстоит сложнее, и главное — нет подходящей аппаратуры, однако в дальнейшем и этой работе Тоник собирается придать широкий поисковый характер. Настоящая звукооператорская работа требует, конечно, высокой технической культуры и дорогостоящего оборудования, которое у клуба еще неизвестно когда появится. Да и руки, честно говоря, не доходят: засасывает текучка. То стулья какие-то заставляют носить, то двигать рояль по сцене, то подменять контролера у входа в зал. Поскольку без Тоника не обходится ни одно мероприятие, он с утра и до вечера пропадает в клубе. Рабочий день у него не нормирован, как и у всякого творческого работника, но являться всегда приходится вовремя. День, стало быть, не нормирован только в одну сторону — в сторону увеличения, как всегда.

Чтобы попасть в свой кабинет, Тоник выхрамывает на третий этаж. Потолки высокие — лестница длинная. Кабинетик занимает полтора шага в длину и чуть меньше в ширину. Однотумбовый канцелярский стол весь завален книгами, популярными брошюрами, программами, календарными планами, афишками, рекламными объявлениями, рекламными приложениями, магнитофонными кассетами, газетами «Советский спорт», железными банками из-под индийского растворимого кофе, какими-то лампочками, обертками от конфет, журналами мод, а на стене над всем этим висят цветные вырезки: любимая футбольная команда ЦСКА в полном составе и в обрамлении импортных красоток, которых хозяин кабинета меняет время от времени. По настроению. По собственной прихоти.

Войдя в кабинет, Тоник оглядывается. Тоник принюхивается. Убеждается, что никто в его отсутствие здесь не побывал. Привычно поправляет очки, открывает форточку, садится в скрипучее кресло, до списания принадлежавшее его начальнику, вглядывается сперва в родные лица присевших возле мяча и стоящих во втором ряду футболистов ЦСКА, потом — в смуглых, белотелых и черноногих красоток, мысленно оценивает достоинства каждой и, погружаясь в неясные грезы, начинает выбирать ту, с которой будет приятно провести сегодняшний день. А то и вечер.

Это его интимное действо грубо прерывает звонок телефона. Тоник снимает трубку.

— Слушаю.

— Алло!

— Вам кого?

— Таню.

Трижды прокручивает диск, сигнализирует тем, у кого параллельный аппарат.

— Там никто не подходит, — говорит Тоник.

— Как это?

— Вам Таню?

— А вас как зовут?

Ну вот, опять… Начинается…

— Послушайте, девушка…

— А у вас есть машина?

— Да в гробу я ее видал.

— Духовные интересы?

— Чего?..

«Мур-мур, — звучит в трубке. — Мяу-мяу!»

— Вам сколько лет?

— Мне-то?.. А вам?

— Двадцать четыре.

— Ну.

— Стройная, симпатичная блондинка. Рост сто шестьдесят три. С высшим образованием и уравновешенным характером. Доброжелательная, замужем за генералом, материально самостоятельная.

— Ну!

— Так сколько вам лет?

— Шестьдесят, — говорит Тоник, желая прекратить разговор. — Недавно исполнилось.

— А как зовут?

— Платон. Можно Тоник.

— Антон?

— Ну положим…

— А рост?

— Что рост?

— Рост какой?

— Семьдесят три.

— Метр семьдесят три?

— Без метра.

— Я вам не верю. Давайте встретимся.

— Зачем?

— Очень хочется быть счастливой…

— У тебя же муж генерал.

— Ну и что?

— Старый, что ли?

— Моложе вас.

— Так какого хрена?

— Просто так. Интересно. Чтобы вы знали, я люблю домашний уют, природу, семью, живопись, музыку, спорт…