— Нет, сэр.

Глаза профессора Тыызвуда обежали пульт управления. Ни одна сигнальная лампа не светила.

«Это от переутомления, — подумал профессор Тыызвуд, выходя из лаборатории. — Еще бы — после сегодняшнего дня!.. А впрочем, это на него похоже. Ноэль мог сказать такое… Вполне мог… Совсем он не изменился за эти три года… И вот такая сволочь шагнула в бессмертие. Ну разве это справедливо!»

Пока человек, которого называли Асперсом, рассказывал свою странную историю — а рассказывал он опустив голову, не глядя ни на кого, с какой-то отрешенностью от окружающего, профессор Тыызвуд внимательно разглядывал его.

Без сомнения, это был Джуд Асперс. Но как он изменился, обрюзг, постарел… На вид ему сейчас за пятьдесят, хотя в действительности — профессор Тыызвуд бросил взгляд а лежавшую на столе анкету — в действительности ему должно быть… тридцать два… Асперс говорил медленно, монотонно-вероятно, повторял все это уже не один раз… Полная абсурдность всего, о чем он рассказывал, не вызывала сомнений, поэтому профессор Тыызвуд не слишком следил за деталями. Он морщился, нетерпеливо ерзал в кресле и время от времени бросал многозначительные взгляды на присутствующих.

Профессор Брики сидел не шевелясь, очень прямой, суровый, официальный. На его тонких сухих губах застыла презрительная усмешка. Комиссар откинулся в кресле и опустил голову на грудь. Глаза его были полузакрыты — казалось, он дремлет. Молодой краснощекий полицейский, левая рука которого была скована с правой рукой Джуда Асперса, весь подался вперед. Приоткрыв рот и удивленно вытаращив глаза, он с напряженным вниманием слушал рассказ арестованного.

Наконец Джуд Асперс умолк. Он приподнял голову и медленно обвел взглядом присутствующих, лишь на мгновение задержав взгляд на профессоре Тыызвуде и лежащих перед ним бумагах.

— Это все? — спросил профессор Тыызвуд.

— Все, — сказал комиссар.

Джуд Асперс кивнул и снова опустил голову.

— Вероятно, произошла ошибка, комиссар, — помолчав, заметил профессор Тыызвуд. — Вам следовало обратиться к психиатру.

Джуд Асперс усмехнулся и покачал головой.

— Мы обращались, профессор, — возразил комиссар. — Арестованный был подвергнут всесторонней экспертизе. В актах есть заключение психиатров, что он здоров.

— Как здоров? — Профессор Тыызвуд подпрыгнул в кресле. Этот человек — Джуд Асперс — наш бывший инженер. Это смогут подтвердить десятки сотрудников нашего института, и я — первый среди них… А он утверждает, что он… Не хочу даже повторять всего этого вздора. Профессор Ноэль Жироду был моим лучшим другом. Он — ученый с мировым именем. В нашем институте, — профессор Тыызвуд ударил себя в грудь, — нашли способ сохранить гениальный интеллект Жироду. Сделать его бессмертным. Вы, конечно, слышали, комиссар, об этом поразительном эксперименте…

Комиссар смущенно кашлянул и отвел глаза…

— Так вот, Жироду умер, но его интеллект живет, мыслит и трудится на благо науки в одной из лабораторий нашего института… Я вчера разговаривал с ним…

Полицейский, к руке которого был прикован Асперс, громко вздохнул.

— Разговаривал, как вы, конечно, понимаете, не с его духом, — сердито продолжал профессор Тыызвуд, — а с ним самим, с его интеллектом, его разумом…

— Вы разговаривали с этим глупцом Джудом Асперсом, — тихо сказал арестованный. — Это я перенес его туда — в вашу электронную аппаратуру — я — ваш коллега Ноэль Жироду, а сам занял его место здесь, в этой вот дрянней оболочке. И если бы не глупая случайность, вы, вероятно, еще не скоро узнали бы об этом…

— Послушайте, — сказал профессор Тыызвуд. — Довольно! Мы уже слышали… Кроме того, вы непоследовательны. Только что вы утверждали, что вы не совсем Ноэль Жироду, а его, так сказать, «электронный двойник» — чем-то на него похожий и в чем-то отличный, — обладающий собственным «я». А теперь вы заявляете, что вы и есть мой коллега Ноэль Жироду? В чем дело?..

— Не ловите меня на слове. Ведь у созданного в ваших лабораториях «двойника Жироду» не было даже собственного имени. Должен же я как-то называть себя. Кроме того, за последние два года я даже свыкся с мыслью, что я — Ноэль Жироду. А может, так и есть в действительности? В сущности, мы не знаем, что такое наш разум. Даже я, — он слегка усмехнулся, этого не знаю…

— Ну, довольно, — прервал профессор Тыызвуд. — Если вы действительно в здравом уме, вы — обыкновенный обманщик. И вас следует судить, как обманщика.

— Ясно, — сказал комиссар, — мы включим этот пункт в протокол. Мне все ясно, профессор, благодарю вас.

— Но позвольте, господа, — поднял голову арестованный. Ведь вы же ученые… Ну я допускаю, что вы за два года не разобрались, что за чудо находится в вашей лаборатории, Ореол научного авторитета Жироду ослеплял вас; но теперь, когда я рассказал вам, как я смог осуществить обратный эксперимент — перехода из электронной аппаратуры в живое тело, — почему вы считаете меня сумасшедшим или обманщиком? Вы допускаете одно течение процесса — то, которое вам удалось осуществить, — и исключаете обратное. Обратный путь нашел я… Дайте мне возможность — и я продемонстрирую вам этот процесс. Я могу, например, перенести ваш… гм… интеллект, профессор Тыызвуд, в электронную аппаратуру лаборатории, а на его место поместить то, что там сейчас находится.

— Довольно, — решительно сказал профессор Тыызвуд. — Довольно, Асперс! Ни я, ни мой коллега — профессор Брики — не хотим вас больше слушать… Вы забываете, что имеете дело с учеными.

— Действительно, — сказал комиссар. — Помолчите-ка, арестованный.

— Нет, господа, я не буду молчать. Ни сейчас, ни позже… И не потому, что хотел бы вернуться в электронную аппаратуру вашего института. Меньше всего я желал бы этого… Но я не хочу и попасть в тюрьму за грешки того, кто сейчас находится на моем месте в вашей лаборатории. Тюрьма, ваша лаборатория — разница невелика… Разумеется, мое перевоплощение вот в это, — он ударил себя в грудь, — было ошибкой. Я поторопился, господа… Мне следовало подождать и выбрать более подходящую форму… Знаю, что правильный выбор был бы чертовски труден. Нелегко догадаться и понять, что там внутри у каждого из вас. Но независимо от всего этого, независимо от того, что во время данного эксперимента мне досталась скверная оболочка с наследством в виде пренеприятных болезней и мелких преступлений, эксперимент остался экспериментом. И он открывает необыкновенные перспективы для науки.