Он вышел из кабинета и поднялся к генералу. Доклад о еще одной прошедшей неделе был короток:

— Допрос подтвердил нашу мысль, что они работают — уже работают! — как говорится, на одну из иностранных разведок. Взрыв на Кушминской ГЭС — их дело.

— Я же вам говорил, что поиски пятерки и эта авария могут быть сопряженными, — заметил генерал. — Но продолжайте.

— На «Электрике» готовится новая авария. Подробности выяснить не удалось.

Генерал заволновался, Курбатов редко видел его таким: обычно он всегда умел держать себя в руках.

— Завтра же надо посылать в Горскую, — приказал он. — Хиггинс будет у фон Белова — взять сразу обоих. Возможно, что Хиггинс и фон Белов будут сопротивляться. Старое всегда сопротивляется, — он еле заметно улыбнулся. — Я полагаю, всё идет пока ровно и закономерно. Но могут быть случайности…

Последние слова он проговорил уже в раздумье, словно пытаясь предугадать эти случайности и предупредить их…

Вернувшись от генерала, Курбатов позвонил Звягинцеву:

— Приказано ехать к Белову. Да, думаю, они будут вдвоем, он и Хиггинс… Нет, в вагон к Хиггинсу не садитесь, он может вас узнать. Проводите его только до поезда. Вы проводите, а встретят его на квартире… Да, конечно, в поезде Хиггинс никуда не денется. Пусть чувствует себя уверенным. Только я попрошу вас быть завтра весь день на вокзале. На всякий случай! Если Хиггинс вернется из Горской один, его всё равно надо арестовать. Словом — зайдите еще ко мне, договоримся подробней. Документы на арест уже оформлены, и прокурор дал согласие…

Он аккуратно собрал со стола все бумаги, запер их в сейф и, подумав, всё ли сделано, ушел домой.

К полудню ветер с залива нагнал тучи; низкие, иссиня-черные по краям, своими очертаниями напоминавшие головы диковинных зверей, они медленно надвигались на город, и вода залива по началу стала ровной, даже мелкой ряби не было заметно на ней; потом где-то вдалеке от туч к воде протянулись дымчатые линии, там уже шел дождь. Было темно, и темнота эта была непривычна после ясных белых ночей. Тучи совсем закрыли небо, и дождь зарядил надолго.

Звягинцев зашел к Курбатову, когда тот уже вызывал машину. Курбатов кивнул ему:

— Погодите минуточку. — Потом он спросил с усмешкою: — Как себя чувствует ваш новый знакомый? — Речь шла о Хиггинсе.

— Повидимому, он сегодня поедет в Горскую, в гостинице его уже нет. Он остановился в «Интуристе», сдал на прописку паспорт и командировочное удостоверение. Я смотрел, — очень хорошая подделка.

— Да, это они умеют. Сегодня мы ему скажем этот комплимент… Так я повторяю свою просьбу: прошу вас быть сегодня всё время на вокзале. Вдруг он не встретит Белова и вернется назад, да и мало ли что… Словом, если его не возьмем мы, — возьмете вы.

— Слушаюсь.

Они вышли на улицу вместе. У подъезда уже стояла машина, и когда Курбатов появился на ступеньках подъезда, кто-то изнутри открыл дверцу. Курбатов протянул Звягинцеву на прощанье руку и, надвинув шляпу ниже на лоб, быстро спустился к машине. Там уже сидели Брянцев и трое бойцов.

Дождь всё лил и лил, сквозь окна, залитые водой, не видно было ничего, и только потому, что в машине стало темнее и исчезли впереди, перед ветровым стеклом, цепочки фонарей, можно было догадаться, что они выехали из города. Все молчали, и Курбатов отметил это с удовлетворением: люди понимают, что дело серьезное. Он обернулся и разрешил курить, но этим разрешением никто не воспользовался.

Сегодняшняя операция должна была решить многое. Самое главное, с арестом фон Белова нарушалось руководство группой, а изоляция Хиггинса не давала возможности остальным действовать. В медицине это, кажется, называется нарушением коррелятивных связей. Как найти оставшихся двух — двух неизвестных, — Курбатов еще не знал, но перекрестный допрос, очная ставка фон Белова с его неудачливыми коллегами — Хиггинсом и Скударевским — могли натолкнуть на след; Курбатов был убежден (и его опыт веско подтверждал это убеждение), что фон Белов, прижатый к стенке вескими уликами, долго сопротивляться не сможет.

Он приказал остановиться за три квартала от Деповской, чтобы шум машины не вспугнул тех, за кем они пришли. Улица была пустынна, дождь перешел в ливень, и мутные потоки воды стекали в заросшие лопухами кюветы. Курбатов поднял воротник пальто и первый вышел на улицу, Брянцев выскочил вслед за ним.

— Налево, вторая улица… Дом в палисаднике.

Бойцы шли поодаль. У дома Курбатов остановился, махнул рукой, и бойцы быстро вбежали в палисадник; один скрылся в кустах, другой должен был встать позади дома, на углу, чтобы видеть окна двух сторон. Дом казался спящим, в окнах не было света.

Курбатов поднялся на ступеньки крыльца и потянул дверь; она была закрыта изнутри на защелку: слышно было, как там тоненько зазвенела цепочка. Тогда Курбатов постучал, прислушиваясь, но никто не отзывался на его стук. Он постучал сильней, и когда за дверью послышались шаркающие шаги, он, не вынимая руки из кармана, где лежал пистолет, взвел курок…

Дверь им открыла старушка, повидимому хозяйка дома. «Вам кого? Васильева? Его сейчас нет, часа два назад ушел». Она была глуховата, эта старушка. «Что? Нет, никто к нему не приезжал». Курбатов вынул свое удостоверение, показал его хозяйке и вошел в дом.