Шрифт:
— Жми! Жми!
Фу-ты господи, вон он, выход, наконец.
Вон он, вон он.
Еще немножко. Немножко. Совсем немножко.
Чуть еще — и мы до него домчимся, до выхода.
А солнце тем временем всходило
— Жми-жми-жми-жми! — не переставая кричали мастеру в спину, и он достиг-таки ворот и вырвался из парка.
Солнце всходило. Веера его лучей возносились из-за крыш. И вот чистым пламенем брызнул и вознесся его слепящий лик.
— Поздно! — сказал мастер и остановился.
— Поздно! — выдохнули те за ним.
— Сейчас встанут рыжие пиджаки.
— Сейчас нас разгонят.
— Извиняюсь, я пошла, — сказала дурнушка, — а то меня побьют камнями. — Она исчезла.
— Поздно, — при последнем издыхании повторил мастер.
Отчаянно глянул он на сияющий диск.
— И уже нет времени! Сейчас умру, и все останется как есть!
Он вытер плачущие глаза.
— Уже умираю. Уже меркнет свет в моих очах.
— Меркнет свет в наших очах, — заговорили те, за его спиной.
— Что такое, меркнет свет в наших очах?
— Почему меркнет свет в наших очах? Разве мы все умираем?
— Разве был приказ — умереть сразу всем?
— Еще не было такого приказа.
— Не было.
— Отчего же меркнет свет в наших очах?
— Прощай! — сказал мастер. — Прощай, прекрасное, сияющее выше всего! Кончился мой завод, прощай навек!
И еще раз взглянул на солнце.
— Позвольте, — сказал он. — Позвольте, позвольте.
От слепящего диска откололся краешек.
— Мне мерещится?
Неполный был диск. Как луна, когда пойдет на убыль. И слепил уже поменьше.
— Ну а дальше?
Еще уменьшился диск. Будто подтаивал с правого бока.
— Ну! Ну! — понукал мастер, вздев кулаки. — Выручай!
Уже можно было глядеть на ущербное светило, хоть и прижмурясь. И стал виден другой диск — рядом, маленький, черный. Он прикрыл часть солнечного лика и двигался влево.
— Вперед! — закричал мастер. — Началось затмение! К ратуше!
Затмение
Такой маленький черный мячик, а ловчит закрыть солнце целиком. И ведь закроет. Почти что закрыл. Вместо большого круглого солнца в темном небе серп с острыми концами. Густо вокруг него высыпали звезды. Млечный Путь забелел.
Будто и не светало еще.
Птицы прекратили свои прыжки и чириканье, улеглись спать обратно.
В ночи светятся часы на башне ратуши. Покрытые специальным составом, светятся римские цифры и стрелки, ползущие назад.
— Где же она? — спрашивает мастер, ощупывая шершавую стену. — Здесь должна быть дверь! К винтовой лестнице! Где дверь?
— Ее нет.
— Замуровали. Чтоб никто не проник к часам.
— Как же я проникну?
— Мы поможем.
— Мы вас подымем.
— Опирайтесь на наши руки.
— Становитесь на наши плечи.
— Шагайте по нашим головам. Шагайте, не бойтесь: выдержим!
— Все выдержим. Лишь бы время пошло вперед.
— Шагайте!
Что произошло? Черное тело накрыло солнце без остатка, от края до края, — казалось бы, должна наступить полная тьма? Но нет — свет небывалый вспыхнул вокруг черного диска! Разливаясь, сжимаясь, полыхая, всплескивая, выбрасывая длинные языки, дивным кольцом затрепетал он посреди Вселенной, и все цвета радуги были в нем, но такие яркие, ясные, каких не бывает в земных наших радугах. Про этот фиолетовый цвет, например, невозможно было сказать просто «фиолетовый» — он был ультрафиолетовый, идеально фиолетовый, божественно фиолетовый! — и также остальные цвета.
— Солнечная корона! — крикнул мастер, стоя на чьих-то плечах. — Это солнечная корона!
— Корона! — завопила опять откуда-то вынырнувшая дурнушка. — Солнце надело корону, чтобы чествовать Время, Идущее Вперед!
— Поднимите меня! — сказал мастер.
И множество рук вознесло его на высоту башни.
Площадь очутилась далеко внизу, созвездья придвинулись.
Вплотную перед мастером было гигантское поле циферблата. Фигуры зодиака паслись на нем, как тяжкие чудища. Копьями великанов стояли цифры: то грозно в ряд — II, III, IIII, то соприкасаясь — в V, то скрещиваясь — в X. Снизу казалось, что стрелки движутся плавно, — вблизи они прыгали судорожными прыжками. Сполохи солнечной короны проносились волнами по этому скопищу позолоты, по толстым, как свернувшиеся удавы, завиткам украшений, по рыбам с разинутыми ртами.
— Лезьте! — кричали снизу.
Мастер ухватился за какую-то загогулину, подошвой заскользил по другой.
— Не могу! — крикнул, скрючившись над бездной. — Падаю!
Глядь — и сверху тянутся руки. С башенной крыши.
— Держитесь, мастер!
Знакомые лица.
— Анс? Ты?
— Я, мастер.
— Ты же ушел по длинным дорогам.
— Куда же я мог отсюда уйти?
— А вы как тут очутились, молодой доктор? Ваше дело лечить.
— Леченье всех болезней начинается здесь.