Прошло два долгих месяца. Марк всё ещё томится в тюрьме, хотя Домициану уже и поднадоели бесплодные поиски Мириам, он всё ещё не оставляет намерения отомстить сопернику, похитившему у него девушку.

«Луна» уже полностью загружена и готова к отплытию; если ветер и погода окажутся благоприятными, она Отчалит в течение ближайшей недели.

Галл и Юлия, распродав всё своё имущество, уже переехали в Остию, куда Мириам должны привезти тайно в самую ночь их отплытия.

Сердцем Марк уже принял христианскую религию, но пока ещё отказывается креститься.

В это самое время Кирилл принёс ему прощальное послание Мириам. Оно отличалось предельной краткостью.

— Передайте Марку, — попросила она сказать, — что я уезжаю только потому, что он так настаивает, но я не знаю, свидимся ли мы снова. Может быть, это и к лучшему, ибо, даже если он по-прежнему хочет на мне жениться, это невозможно. И ещё передайте, что, останусь ли я в живых или погибну, я принадлежу ему, ему одному; до последнего часа моей жизни все мои мысли будут о нём, а все молитвы — за него. Да вызволит его Господь из всех жестоких бед, невольной виновницей которых я являюсь. Пусть он простит мне эту вину; я надеюсь, что моя любовь и благодарность послужат небольшим возмещением за всё, им перенесённое.

В свою очередь, Марк попросил передать Мириам:

— Скажите ей, что я от всего сердца благодарю её за это послание; но я хочу, чтобы она как можно быстрее уехала из Рима, где её на каждом шагу подстерегает опасность. И ещё скажите ей, что, хотя моя к ней любовь принесла мне позор и горе, на её чувство я отвечаю не менее верным и пылким чувством; если мне посчастливится выйти живым на свободу, я тут же последую за ней в Тир; там мы и поговорим о дальнейшем. Если же я умру, моей предсмертной молитвой будет, чтобы ей всегда сопутствовало счастье; пусть только иногда она посвящает час-другой своего времени размышлениям о духе, который некогда был Марком.

В отличие от Домициана Халев вкладывал в поиски Мириам всю свою душу и, естественно, проявлял куда большую изобретательность. И всё же он никак не мог напасть на её след. Уверенный, что если она в Риме, то несомненно посетит своих друзей и покровителей, Галла и его жену, он прежде всего установил наблюдение за их домом. Но Мириам так и не появилась у них, наблюдение за самим Галлом и Юлией также ничего не дало, так как Юлия встречалась с Мириам только в катакомбах, куда ни сам Халев, ни его соглядатаи не смели последовать. В скором времени Галл заметил, что и за его домом, и за его обитателями следят; именно это в первую очередь и подтолкнуло его к решению покинуть Рим и переселиться в Сирию: он сказал, что не желает жить в городе, где даже по ночам его самого и его домочадцев выслеживают, точно шакалов. Но когда он выехал в Остию, где должен был ждать, когда «Луна» будет готова к отплытию, Халев последовал за ним, и в этом маленьком городке ему удалось очень быстро узнать о его намерении уехать вместе с женой. Но о самой Мириам не было никаких сведений, и Халев поспешил вернуться в Рим.

Если в конце концов Халев и разыскал Мириам, то только благодаря чистой случайности, а не своему уму. Однажды ему понадобился светильник, он зашёл в лавку, где торговали подобными изделиями, и осмотрел всё, что только мог предложить ему хозяин. Особенно поразил его один замысловатый светильник: две пальмы с переплетающимися стволами и перистыми верхушками, к каждой из которых на небольшой цепочке была прикреплена небольшая плошка. Что-то в очертаниях этих пальм показалось ему знакомым; его взгляд тут же сбежал к их широкому основанию. Как он и предполагал, пальмы росли на берегу реки, и под складками воды можно было видеть длинный, гладкий, заострённый с одной стороны камень. И в тот же миг, во внезапном озарении, Халев узнал это место: часто по вечерам, сидя на заострённом камне, они с Мириам ловили рыбу в мутных водах Иордана. Сомнений быть не могло: да, вот тот самый камень, а вот самая большая, какую ему только удалось поймать, рыбина; её спинной плавник повреждён, и это исключает всякую возможность ошибиться.

Туманная дымка заволокла глаза Халева, память возвратила его в те дальние мальчишеские годы. Он стоит на берегу реки, тростниковое удилище в его руке согнуто, тонкая леска натянута туго, до обрыва, а в иорданской воде плещет, перекатываясь, большая рыбина.

— Я не могу её вытащить, — кричит он, — леска наверняка порвётся, да и берег слишком крутой.

Девочка рядом с ним с громким плеском бросается в стремнину. Вода, доходящая ей по самое горло, гонит её вниз по течению, но она крепко прижимает к своей юной груди большую скользкую рыбину, а её зубы вцепляются в спинной плавник.

С большим трудом вытащил он тогда Мириам на берег.

— Я куплю светильник, — сказал Халев. — Мне нравится работа этого художника. Кто он, кстати сказать?

— Не знаю, господин, — пожал плечами купец. — Эти светильники поставляет нам вместе со статуэтками и столярными изделиями некий подрядчик Септим, верховный христианский жрец, в его мастерских работают много ремесленников из бедного квартала. Недавно мы получили от него несколько очень красивых светильников.

Кто-то позвал к себе торговца, Халев заплатил за светильник и удалился.

В тот же вечер, с первыми сумерками, Халев со светильником в руке отправился в мастерскую Септима, но оказалось, что та её часть, где производят светильники, уже закрыта. Готовившаяся к уходу мастерица, заметив его растерянность, спросила, не может ли она чем-нибудь ему помочь.

— Девушка, — сказал он, — я хотел найти ту, что сделала этот светильник, чтобы заказать ей ещё несколько штук, но, говорят, она уже ушла домой.