Улыбается, отвечает:

– Моя...

Шестнадцать часов в больнице.

– Дима, не могу, - сиплю.

– Сделайте, хоть что-то, - рычит он на персонал.

Вырубаюсь. Прихожу в себя от укола. Снова боль и Димкина рука, сжимающая мое запястье:

– Мой...

Улыбается сквозь слезы.

– Не дам уйти - моя, - рычит Северов и мне становится легко.

Снова боль.

– Девочка, - выдыхает акушерка.

Димка прижимает к себе.

– Папаша, подержите.

Берет ребенка, смотрит с нежностью.

– Похожа на тебя.

Я улыбаюсь устало. Мне хочется спать.

Три дня в больнице. Жалуюсь, хочу засыпать с ним. Устала быть без Димки.

Вдыхаю морской бриз. Буду скучать за пляжем. Едем в Бен-Гурион, пора домой. Жаль расставаться с идиллией. Тут он был только моим. Смотрю на Димку. Воркует над Сонькой, поглядывая на меня. Следит. Смеюсь. Вот глупый, куда я без них. Одними губами шепчу:

– Мой.

В ответ:

– Моя...

В Борисполе встречает Генка, наш бессменный страж. Удивленно смотрит на Димку с Сонечкой в руках, потом на меня. Ловит мой взгляд, становиться вновь невозмутимым. Скрываю улыбку.

Меня везут не в мою квартиру, едем к Димке. Бывала там пару раз. Огромный в три этажа. Вспоминается ашдодская квартирка и маленькая кровать. Вздыхаю и иду в детскую. Сонина комната готова - красиво. Димка кладет дочь в кроватку. Берет меня за руку. Ведет в спальню. Спускает бретели сарафана. Закрываю глаза, когда его губы касаются ключицы, спускается ниже. Не выдерживаю. Кидаюсь на Димку, вжимаясь в его тело. Он только подхватывает мой ритм. Опускает на кровать, проводя языком от горла, спускаясь ниже. Цепляет, будто случайно, сосок. Обводит вокруг и возвращается к шее. Повторяет с другим. Мне мало, я цепляюсь за него руками, ногами. Он неумолим...

Кричу:

– Жестче.

– Хочу быть нежным. Не дам повода уйти.

Смеюсь.

– Твоя, - нежно шепчу, покусывая ухо.

Не выдерживает, рычит:

– Свяжу...

Обхватываю плечи, переворачиваемся, я сижу сверху. Вбираю его в себя. Кричу!

Рычит, прижимая мою голову к себе. Заводит руки за спину. Меняет положение и вбивается в меня.

Возвращается, радуюсь я. Он такой, не хочу ничего менять. Весь мой!

– Мой, - шепчу, содрогаясь в оргазме.

– Моя, - подхватывает он.

Расписались тихо, без пафосной свадьбы и шумной толпы. Только мы, мой страж Генка, да Ниночку позвали. Отмечали дома. Нинка, сюсюкая с малышкой, накрывала на стол, а я крепко держала за руку мужа. Насмотреться не могла.

Мой! Только мой.

К маме мы ездили после медового месяца. Рыдали вместе. Она - от радости, я - от раскаяния, что пренебрегала, знать не хотела. Димка выносил слезы стойко, а после помогал теще. Дрова рубил, изгородь поправлял - мама любовалась. Мужик в доме. Через пару дней сдался, пошел к соседу, денег дал - велел рабочих прислать. Смеялись вместе с мамой. Она призналась, что испытывала терпение зятя - выдержал достойно. Когда узнал нахмурился, но посмеялся с нами.

Такой он: жесткий, нетерпимый, но внимательный к мелочам. Признался, что если бы не мой побег - не один год шел бы к этому. Пыжился, искал чего то, а вот она мечта то - рядом...

Теперь живем. Плохо? Хорошо? Не знаю. Я счастлива!

Огрызается, рычит, но знаю - любит. Покоряюсь, иногда сопротивляюсь напору, но после все равно сдаюсь. Не дает расслабиться, напирает, потом смотрит внимательно, изучает. Не молчу. Скандалю, бью посуду. Когда терпение кончается, перекидывает через плечо, несет в спальню. По дороге успокаиваюсь. Рычит:

– Накажу!

Радуюсь, понимая, что пойду на поводу любого его желания.