Шрифт:
– Вы… вы не химчистка! Вы крематорий!! Верните мне мой белый, прожженный костюм с помадой, шампанским и следами коровы! Верните!
– Вы паникёр, Кузин. Разнузданный паникёр. Все остались довольны заменой. И Петров. И Васин! И Козлов! И…
– Медведев?
– Все!
– Но ваш костюм мне мал…
– Похудеете. Все похудели, и вы похудеете, Кузин. До свидания.
– Прощайте! Нет, всё-таки, вы не химчистка…
– Здравствуйте, это дом престарелых?
– М-м-м-м… Это дом счастья для пожилых людей.
– Понятно. Вы бабушку мою возьмёте?
– А что с ней?
– Как что? Постарела. Пора бы ей в дом счастья!
– Вы не можете за ней ухаживать?
– Это она отказалась за мной ухаживать!
– Ясно. Сколько ей лет?
– Это имеет значение?
– Наше счастье доступно лишь тем, кто перешагнул шестидесятилетний рубеж.
– Это несправедливо. Моя бабка гораздо моложе!
– По-моему, вы нехороший человек.
– А что это?
– Это когда не любят своих бабушек.
– Неправда. Я люблю её. Очень! Но ещё больше любил бы на расстоянии.
– Чем вызвано это желание?
– В двух словах не расскажешь… Возьмите её к себе, тогда узнаете.
– Я ведь сказала, мы не берём молодых людей.
– Я заплачу вдвое, втрое дороже!!!
– Но…
– Я приеду и буду ползать по вашему дому счастья на коленях, пока вы не возьмёте бабушку!
– Нет. У нас существуют возрастные границы.
– Тогда вы будете виноваты в моей смерти.
– В чём?!
– Я повешусь, а в своей смерти обвиню вас. – Вы сумасшедший?!
– Нет, у меня бабушка. Эй! Почему вы молчите?!
– Пожалуй, мы сделаем исключение и заберём у вас бабушку. Кто она по специальности?
– Врач-психиатр.
– Ой…
– Вот и я говорю «ой!». У меня каждый день новый диагноз, нестиранные рубашки, неиспечённые пирожки и несвязанные носки. У меня каждый день – триллер! Вчера она прописала на нашей жилплощади своего мужа, который на двадцать пять лет моложе неё, сегодня уехала с подругой кататься на сноубордах, подкинув мне на неделю кошку, которая гадит во всех углах.
– Она замужем?! За молодым мужчиной?!
– За юным парнем, я бы сказал. Мало того, что она за ним замужем, так она умудрилась ещё залететь от него и теперь всем хвастается, что у неё будет двойня.
– Она беременна?!
– Я же говорю, двойней. А ещё она сделала пирсинг в интимном месте и разместила свои фото в сети. А ещё у неё любовник-миллиардер, который завалил всю нашу квартиру подарками из секс-шопа, а ещё у неё есть подружка акушер-гинеколог, с которой они каждый вечер пьют пиво и рассказывают друг другу байки из области акушерства и психиатрии, при этом они так ржут, что соседи вызывают милицию, «Скорую» и пожарных одновременно. А ещё она по Интернету заказала слона, кажется, настоящего, из Индии… А ещё…
– Знаете, что? Привозите к нам свою бабушку. Нашему дому счастья таких бабушек не хватает!
– Может, и слона возьмёте … из Индии? А ещё юного мужа, любовника-миллиардера и подружку-акушерку в придачу?! Я заплачу! Я за всех заплачу!
– Везите всех. Счастья много не бывает.
Портрет розовым карандашом
Марина Леонидовна увеличила себе грудь с третьего номера до пятого.
Она думала, мир перевернётся, но ничего такого не произошло.
Никто не заметил её новой груди.
Даже муж.
Он только посетовал, что Марина Леонидовна отсутствовала целую неделю, и некому было встретить его из командировки.
Между тем, Марина Леонидовна испытывала массу неудобств и неприятных ощущений. Во-первых, приходилось носить тесное компрессионное бельё, во-вторых, её мучило чувство распирания в груди, о котором предупреждал врач, но о масштабах которого Марина Леонидовна даже не подозревала.
Она пребывала в постоянном страхе, что лопнет прямо на худсовете, руководителем которого являлась.
Всё это – и чувство распирания, и давящее компрессионное бельё, и ненаблюдательный муж, и деньги, потраченные на операцию, – повергло Марину Леонидовну в глубочайшую депрессию, в первую очередь отразившуюся на молодых драматургах, чьи пьесы одну за другой отвергала руководитель художественного совета.
И хоть бы кто-нибудь заметил её новую грудь!
Только уборщица сцены Валентина Семёновна сказала однажды:
– Что-то здорово располнели вы, Марина Леонидовна!
Отвергнуть пьесу уборщицы Марина Леонидовна не могла, поэтому она только фыркнула и перестала здороваться с Валентиной Семёновной.