Шрифт:
Статский советник в тёмные вечера бросал в её окно в первом этаже большие букеты. Нечего и говорить, что у всех фру, здесь находившихся, она была в полной немилости, но её это не касалось. Казалось, что у неё было каменное сердце по отношению ко всем, кроме некоторых, кем она интересовалась. Таким образом у неё не появилось ни малейшего сочувствия к её несчастному конкуренту, страховому агенту Андерсону. Он был буйвол и ничего не говорил сердцам. Из тех немногих слов, которыми они обменялись, стоявшие вокруг могли понять, что они желали друг другу лишь смерти и разорения.
Агент Андерсон имел вид опаснейшего заговорщика.
В одну тёплую ночь статский советник сидел, высунувшись в окно, и прохлаждался. Было темно, и слышался только шелест деревьев в саду. Бросив взгляд вниз, на окна фру Андерсон, он увидел, что они были закрыты, лампа была потушена — вероятно, фру спала. Но вдруг он заметил в темноте, что одно из окон фру отворилось, и из него выпрыгнул на землю мужчина. Статского советника Адами больно кольнуло, и в эту ночь он не мог заснуть.
На утро он ходил один со своей ужасной тайной, но к полудню уже не мог с нею совладать и, отправившись к фру Мидьде, посвятил её в это дело.
Оказалось, что двое жильцов в отеле, только тут впервые познакомившиеся, прекрасно уже поладили друг с другом. Вероятно, здоровый воздух совершает такие великие вещи.
— Да что же тебе за дело до фру Андерсон? — сказала фру Мильде.
— Я этого не выношу, — ответил статский советник. — Ночью должен быть покой.
Фру Мильде кинулась ему на шею, и плакала, и заклинала его думать исключительно о ней. Исключительно! В противном случае она не вынесет.
— Да, да, да! — сказал статский советник. — Ну, конечно, исключительно. Но…
Фру Мильде только сильнее плакала и упрекала его, что он изо дня в день обещал ей прийти, но не приходил.
— Ты занят этой иностранкой, — жаловалась она, — и не думаешь больше обо мне.
— А не можешь ли ты, между прочим, сказать мне, Что это за повеса, который посещает её ночью? — спросил статский советник, погружённый в свои мысли.
Тогда фру Мильде вспыхнула:
— Вот видишь, ты опять думал: о ней! Нет, я не вынесу этого!
И статский советник принужден был пробыть у неё добрых полчаса и ласкать её, и делать всё возможное, чтоб привести её снова в хорошее настроение. Уходя, он сказал ей, полный достоинства:
— Я думаю, впрочем, дело идёт к тому, что мы станем больше друг для друга, чем брат и сестра.
И не удивительно ли, что фру Мильде счастливо успокоилась и без слёз выслушала слова статского советника. Она снова уселась на диван и вскоре после впала в приятную дремоту.
А статский советник понёс свою тайну дальше, к генеральному консулу.
— Я, конечно, не подозреваю в этом ночного посетителе вас, — сказал он генеральному консулу. — А вы, без сомнения, не подозреваете меня.
— Никогда в жизни — горячо воскликнул генеральный консул.
И у них подернулись влагой глаза от взаимного доверия.
Они рассуждали о случившемся и предугадывали, что виновником был лев Оксенштанд. Решено было, что и впредь статский советник будет присматривать за соблазнительными окнами фру.
— Всё-таки очень досадно, — сказал статский советник, — что доступ туда получил этот Оксенштанд. В действительности ведь мы — вы и я — были настоящими её друзьями.
— Если это Оксенштанд, то я поговорю с хозяйкой, — сказал генеральный консул. — Он должен будет выехать отсюда. Я этого не потерплю.
Статский советник ответил:
— Я тоже не потерплю. Я совершенно не спал ночью…
Что касается Оксенштанда, то он подавал повод к большому подозрению. Он всё больше и больше увлекался фру Андерсон и обращался к ней при всех с любезностями. А его прежняя любовь, красавица, отходила от него всё дальше в тень.
Он отозвал Отто Менгеля, коммерсанта, в сторону и начал говорить с ним о деньгах — о больших деньгах, о новом займе.
— Нет, — сказал ростовщик, — нарастает слишком крупная сумма. У вас, верно, есть затруднения и с тем, что вы уже получили.
— Вовсе нет. Вы ошибаетесь. А кроме того, скоро умрёт мой дядя. Я только что получил письмо — он умрёт в самом скором времени.
— Будем надеяться! — сказал Отто Менгель. Но помочь льву он больше не хотел.
Тогда для льва настали мучительные дни. Он уже заявил, что желает застраховаться у фру Андерсон, и вот не мог теперь сдержать своего слова. Наконец в один прекрасный день он получил телеграмму о смерти дяди, и Отто Менгель, коммерсант, был тут как тут с деньгами. Таких сказочных процентов ещё в жизни не платили. И тем не менее Оксенштанд промолчал, потому что телеграмма была написана им самим.